Страница 8 из 13
У Иосифа был осел, но верхом он на нем не ехал. Он нагрузил его своим плотническим инструментом и полагал, что это вполне достаточный груз для маленького, белобрюхого, со светлой шерстью ослика. Иосиф любил своего молчаливого спутника и заботился о нем, а тот отвечал на заботу привязанностью. Когда Иосиф давал ему корм, осел хватал его за рукав своими мягкими губами. Они шли рядом. Иногда человек клал ладонь на шею животного, иногда похлопывал его по крупу.
Караван замыкали фарисей и его спутник. Они разговаривали между собой, и временами обрывки их беседы долетали до слуха Иосифа. Они говорили о какой‑то женщине, проявившей благожелательность по отношению к фарисеям, и о мужчине, которого постигло большое несчастье и которому было обещано «целительное благословение» за оказанную помощь. Когда фарисей заговорил об этом благословении, его товарищ разразился смехом.
— Судя по тому, что с ним сделали, ему уже никакое благословение не поможет! — съязвил он.
— Не смейся, Иуда, — сказал раввин. — Всевышний, если захочет, может все…
— Он не станет совершать чудеса для нечистого язычника.
— Их помощь нужна нам.
Иосиф не понимал, о чем они говорят. Впрочем, он и не старался ни слушать, ни понимать. У него всегда было глубокое уважение к тайнам другого человека и нежелание знать то, что лишь удовлетворяет любопытство, рассеивая спокойную мысль, которая должна непрестанно искать Всевышнего.
В полдень, когда жара в ущелье стала невыносимой, путники достигли берега реки. Иордан протекал по дну глубокого ущелья. Течение мутной реки было быстрым. Над поверхностью торчали камни и прогнившие пни деревьев, и каждое из этих препятствий на пути сильного течения было отмечено серебряной полосой.
Добраться до реки было непросто, потому что высокий берег был покрыт густыми зарослями. Однако дорога, ведущая вдоль русла, привела их, в конце концов, к броду. Заросли здесь были срезаны, а берег утоптан. В дно реки были воткнуты несколько жердей, обозначавших брод. Прежде чем перейти реку, путники задержались на берегу, чтобы как следует отдохнуть. Купцы легли на траву, предоставив невольнику напоить ослов. Крестьянин прикрикнул на жену, чтобы она сделала то же самое. Женщина сняла с осла поклажу и повела его к реке, а приведя его с водопоя, сразу же занялась приготовлением пищи для мужа и сына, которые кричали, что голодны. Лицо женщины покрылось испариной, она с трудом дышала.
Иосиф издалека наблюдал за этой сценой. Несмотря на то что он уже много раз видел подобные вещи, поведение мужчины пробуждало в нем протест. Ребенок, наверняка, был сильно привязан к матери, но инстинктивно брал пример с отца. А сейчас он играл в песке.
Когда женщина бегом подгоняла осла к реке, она чуть не дотронулась краем своей одежды до сидящего фарисея. Иосиф видел, как тот резко отпрянул, чтобы избежать этого прикосновения, и с презрением скривил губы. Он обратился к своему товарищу, очевидно, высказывая ему свое пренебрежение к женщине. А ведь Иосиф слышал, как он с почтением говорил о другой, многое сделавшей для фарисеев. Иосиф испытал неприятное чувство: он по–настоящему не знал фарисеев, знал только, что они со всей скрупулезностью исполняют предписания закона. Иосиф не привык кого‑нибудь подозревать в чем‑то плохом. Он знал, что братья называют его за глаза наивным, но предпочитал быть наивным, нежели думать о ком‑то несправедливо. Но этот человек казался ему действительно фальшивым.
— Дай мне пить! — внезапно закричал мальчик матери.
— Сейчас я тебе принесу, вот только закончу, — ответила она, занятая приготовлением пищи.
— Но я хочу пить!
— Пойдем со мной, я дам тебе воды, — сказал Иосиф мальчику.
Женщина оторвалась на мгновение от своей работы и широко раскрытыми глазами посмотрела на Иосифа. Возможно, ни один мужчина никогда ей не помогал. Он взял ребенка за руку и сошел с ним в овраг.
Иордан катил свои воды по каменистому дну; они переваливались через валуны и сердито крутились в излучинах. По поверхности реки скакали солнечные зайчики, словно поблескивающие в воде золотые монеты. Иосиф встал на колени и погрузил в воду принесенную им чашку. Когда она наполнилась, он подал ее ребенку.
— Как тебя зовут? — спросил он мальчика, когда тот, выпив воду, вытер рот ладонью.
— Дисмас, — ответил он. — Дисмас, сын Меработа, — дополнил он свое имя именем отца. Видимо, так его научили.
— Хочешь еще?
— Нет, хватит.
— Я наполню чашку еще раз, а ты отнесешь ее матери. Она наверняка хочет пить.
Мальчик заложил руки за спину.
— Э… нет… она не хочет…
— Ты ошибаешься, Дисмас. Твоя мать тяжело трудится.
— Женщины обязаны работать, — мальчик произнес это как афоризм.
— Все люди обязаны работать. И все должны друг другу помогать. Возьми чашку.
— Нет, вода разольется.
— В таком случае я сам ее отнесу, но твоей матери было бы приятнее получить воду от тебя.
Мальчик смотрел на Иосифа с непониманием. Ничего такого он, наверняка, никогда не слышал. «Когда‑нибудь, — подумал Иосиф, — он будет жалеть об этом». С чашкой в руке он проводил мальчика обратно к стоянке. Все мужчины лежали в тени, только женщина трудилась. Иосиф подал ей воду.
— Это тебе, — сказал он, — Дисмас напился, сколько хотел.
Женщина смотрела на Иосифа с изумлением. Затем согнулась в низком поклоне.
— Спасибо тебе, господин, — сказала она, — что ты захотел помочь мне, недостойной.
— Не говори так, — он покачал головой, — все мы — дети Всевышнего.
Иосиф вернулся на место, где до этого сидел. Он полагал, что в такую расслабляющую жару их с мальчиком отсутствие останется незамеченным. Однако, хотя путники и лежали, удобно растянувшись, их головы были обращены в его сторону. Крестьянин даже оперся на локте. На его лице обозначился гнев. Он рявкнул на жену, стоявшую с низко опущенной головой, подозвал к себе мальчишку и жестом велел ему быть рядом с ним. Оттуда, где расположились фарисей и его товарищ, донесся смех. Мужчина, которого раввин называл Иудой, сказал достаточно громко, чтобы Иосиф мог услышать:
— Он думал дешево ее купить.
— Женщина, которая улыбается незнакомому мужчине и принимает что‑то из его рук, только и думает, что о разврате. — Фарисей произнес свою сентенцию лежа, но тоже достаточно громко. — Лучше сунуть руку в огонь, чем что‑то подать чужой женщине, — процитировал он какого‑то учителя. — Муж, который позволяет своей жене разговаривать с чужими мужчинами, подобен хозяйке публичного дома.
Иосиф старался не слушать эти слова. Не столько он сам был задет — его удручало то, что и женщина должна была это выслушивать. Еще в Вифлееме ему случалось слышать презрительные высказывания о женщинах, но никогда до этого они не звучали столь грубо. Может быть, думал Иосиф, люди не хотели так говорить только в его присутствии? Ведь они видели, что он не такой, как все.
К счастью, эти двое умолкли, улеглись поудобнее и заснули. Женщина перестала хлопотать. Она села на некотором расстоянии от мужа и стала есть. Ослы ударами хвостов отмахивались от мух. Негромко журчали бегущие воды. Иосиф потянулся к своей сумке и достал из нее кусок лепешки. Прежде чем приступить к еде, он произнес молитву.
Так они отдыхали добрый час. Затем купец с черной бородой поднялся и объявил, что пора трогаться. После полудня хоть и было жарко, но солнце уже не палило так мучительно. Путники лениво поднимались с земли, укладывали свой багаж. Черный невольник навьючивал купеческих ослов. Женщина тоже нагружала осла поклажей, низко опустив голову. Иосиф думал, что она боится посмотреть в его сторону.
Наконец, они двинулись в направлении брода. Маленькие копыта вьючных животных стучали по камням. Один за другим ослы входили в воду. Течение было сильнее, чем казалось. Ослы шли медленно, осторожно переставляя ноги и похрапывая. Несмотря на зной, льющийся с неба, вода была прохладной. Люди шли рядом с ослами, подгоняя их окриками. У каждого переходящего брод в руках была палка, которая помогала удерживать равновесие, когда нога наступала на подвижные, устилавшие дно реки камни. Люди черпали воду руками и пили. Ослы тоже все время останавливались, чтобы утолить жажду.