Тень Отца

— Я хочу того, кого ты сам захочешь, Ирод.

— Иудеи ни одного не признЈют.

— Если ты им прикажешь, они будут вынуждены подчиниться, потому что ты царь.

— Увидишь, что будет. Они станут бунтовать и устраивать заговоры; пошлют своих людей в Рим и подкупят окружение цезаря… Они будут снова просить, чтобы римляне сами приняли власть в царстве. Я их знаю!

— Вот и не оказывай им так много милостей! — Саломея понизила голос. — Ты знаешь, что Роксана дала деньги фарисеям, чтобы они могли заплатить контрибуцию, которую ты на них наложил?

— Ты знаешь это наверняка?

— Мои шпионы приносят только достоверные сведения. Она дала им деньги, а они ей пообещали, что будут молиться, чтобы Ферор стал царем после твоей смерти…

Ирод промолчал, но зубы его заскрежетали так, словно пила задела торчащий в бревне гвоздь. Темное лицо царя приняло пепельный оттенок. Какое‑то время он сидел молча, но в конце концов резко сказал:

— Я еще не умер. Ферор получил Перею*, и с него довольно. Я сам убедил римлян, что он должен ее получить. У него нет сына, следовательно, после его смерти край должен вернуться ко мне. Но раз Роксана строит заговор, я прикажу Ферору покинуть Иудею. Пусть возвращается к себе. Ты права, это она настраивает его против меня…

Вдруг с характерной для себя способностью переходить от одного дела к другому он спросил:

— Где сейчас дети Александра и Аристовула?

— Здесь, во дворце. Я полагала, что ты в любой момент пожелаешь решить их судьбу.

Ирод сразу сменил гнев на милость:

— Ты мудрая, Саломея, и ты верна мне — одна ты. Послушай, — он поднял палец и, глядя на нее, сказал со злобной ухмылкой, — я отдам детей под опеку Ферора, ему придется заботиться об их жизни…

Он многозначительно подмигнул, и оба залились смехом.

— Это великолепный замысел, — согласилась Саломея. — Я поражаюсь тебе!

Они вновь засмеялись, но смех тут же утих. Наступила тишина. Ирод стал снова бить по столешнице ножом, который был у него в руке.

— Хочу, чтобы иудеи меня любили… — Ирод вернулся к своим сетованиям. — Они должны меня любить. Никто для них столько не сделал, сколько я. Если бы не я, римляне прибрали бы царство к рукам.

— Ты думаешь, римлянам нужно иудейское царство? — спросила Саломея.

— Римляне алчут власти! — он сухо засмеялся. — Кроме того, неизвестно, когда вновь может начаться война с Парфией*. Но они мудры. Они доверяют мне. А я друг цезаря. Я посоветовал всем присягнуть цезарю.

— Против этого, собственно, и выступают фарисеи.

— Глупцы, глупцы! Сначала умоляли римлян прийти их спасти, а теперь строят заговоры против тех же римлян. Что за глупцы эти фарисеи! Не видят, что римляне замыслили нечто, что их еще больше разгневает…

— О чем ты говоришь?

— Мне Сатурнин сказал о желании цезаря провести в царстве перепись, которая совершается по всей империи. Рим желает знать, сколько у него людей и сколько людей у его союзников. Но я‑то знаю иудеев. Они не любят, когда их считают. Они думают, что их Яхве не одобряет подсчет и это навлечет на них Божью кару. Я растолковал Сатурнину, что не буду делать перепись. Все должны будут присягнуть на верность цезарю в своих родных городах. А прежде чем присягнуть, они запишутся в родовых книгах. Потом я прикажу собрать книги, и у римлян будет то, чего они хотят.

— Умно ты это придумал.

— Никто меня не превзойдет в ловкости, — хвастливо заметил Ирод. — Помнишь, Клеопатра могла всех заставить плясать под свою дудку, но тем не менее, не сумела поссорить со мною Рим. Это я видел ее смерть, а не она мою! И ко мне вернулись иерихонские рощи.

Однако эта вспышка удовлетворения собою быстро погасла. Царь опустил голову и, ударяя ножом по столу, повторял:

— Сколько я сделал для них, а они меня не любят. Никто меня не любит. Никто…

4

Дорога вела среди голых красных скал; она пересекала многочисленные ущелья, буйно заросшие, благодаря обильной тени и горным потокам, деревьями и кустарником. Ветви деревьев складывались в зеленый зонт, скрывающий под собою все. Зато на дороге не было ни островка тени. Лишь миновав Иерихон, можно было идти под шелестящей крышей пальмовых деревьев. В ноздри путешественников лился аромат: город окружали рощи бальзамных деревьев.

Дорога вела вниз. С каждым шагом становилось все жарче. В ущелье, куда начинал спускаться караван, не ощущалось ни малейшего дуновения. За городом заканчивались каменные ограждения, за которыми лежали возделываемые поля. Вместо них начиналась стена плотной, сплетавшейся растительности, в гуще которой бросались в глаза большие белые и пурпурные цветы, распространявшие удушливый запах. На дорогу высовывались волосатые, поросшие длинными шипами стебли, напоминавшие щупальца живых существ, пытающихся ухватить прохожих за одежду. Если бы путь не был таким многолюдным, то в скором времени тропинка заросла бы зеленью, но вытягивающиеся стебли постоянно обламывали проходившие там путники. Той дорогой шли, главным образом, спешащие в Иерусалим из Галилеи и с заиорданских земель паломники, предпочитая более длинный и обременительный путь простой дороге, лежащей через Самарию. Тем же путем тянулись купцы из Дамаска, Пальмиры и Вавилона.

Дорога была тяжелой. На ней путешественников поджидали опасности. В зарослях вокруг берегов Иордана скрывались дикие звери — рыси и пантеры. Ядовитых змей и скорпионов тоже было достаточно. А на другой стороне реки, у перейских скал, появлялись разбойники. Для безопасности люди, отправлявшиеся из Иерихона за Иордан, объединялись в большие караваны.

В караване, с которым шел Иосиф, было пятеро купцов, ехавших на ослах и ведших с собой еще ослов, нагруженных товарами. Купцов сопровождал невольник–негр, чьей обязанностью было ухаживать за животными. Кроме купцов шла крестьянская семья — отец, мать и сын лет восьми. У них был один осел, на нем ехал отец. Мать и сын шли пешком. Уже перед самым отправлением к каравану присоединились два молодых человека. Манеры и одежда одного из них говорили о том, что он фарисей и раввин. Он не поднимал глаз, словно избегая смотреть на шедших с ним людей. В назначенное время скрупулезно прочитывал предписанные молитвы. Он делал это так, чтобы все видели, как он молится. Его покрывало с ритуальными кисточками волочилось за ним в пыли. Он не обращался ни к кому, за исключением своего спутника. Им был невысокий человек с правым плечом немного выше левого. У него были светлые, глубоко посаженные глаза, а лицо выдавало гордыню и твердость воли. Он был одет в длинный плащ, под которым была короткая туника. Сбоку в складках его плаща можно было заметить короткий меч. Хотя в одежде этого человека не было ни одного признака принадлежности к фарисеям, раввин оказывал ему явное почтение.

Караван возглавляли купцы. Они ехали один за другим. Были похожи друг на друга — наверное, были братьями. Проводником был тучный человек с огромной черной крашеной бородой. Именно он назначал привалы, и он же, идя впереди, задавал скорость движения. Черный невольник шел рядом и не смел отступить от своего господина ни на шаг. Во время остановок он развьючивал ослов, поил их и кормил.

Вслед за купцами шла крестьянская семья. Мужчина ехал на осле, сонно кивая головой. Женщина выглядела намного моложе мужа. Она шла за ослом и вела сына за руку, непрерывно ему что‑то говоря или напевая; при этом она ритмично двигалась, и звенели большие металлические кольца в ее ушах. Она казалась веселой, но ее сын постоянно капризничал. Он часто жаловался, что устал, и женщина брала его на руки и терпеливо несла, хотя он был для нее слишком тяжел.

Иосиф шел вслед за ними, и они все время были у него перед глазами. Он слышал голос мальчика, который то и дело требовал у матери чего‑то еще. Ехавший на осле мужчина тоже сердито покрикивал на жену. Во время стоянок он слезал с осла и тотчас укладывался на расстеленном одеяле, предоставляя все заботы женщине. Ее обязанностью было развьючить осла, принести висевшую на шее животного большую соломенную сумку, в которой они везли провизию, и подать мужу еду. Сразу после этого она должна была заняться сыном. Окончив обслуживать мужа и сына, она приводила в порядок осла и только после этого могла отдохнуть сам. Ее муж не шевельнулся на своей подстилке даже тогда, когда из кустов вылезла рогатая гадюка и поползла в сторону мальчика. Он прикрикнул на женщину, которая сидя задремала, уткнув голову в колени, и указал ей на змею. Вскочив, она схватила палку и прогнала змею.