Тайна Черной горы

Он воевал в танковых войсках, участвовал в историческом Параде Победы на Красной площади в Москве и на обложке майского журнала «Огонек» того победного года Константин изображен на своем танке. И этот человек, энтузиаст своего дела, обладающий большой энергией и огромной физической силой, взялся за выполнение сложного задания с таким упорством и волей, с такой верой в конечный победный результат, с каким водил в атаку свою боевую машину. Вопреки всем трудностям – нехватку специалистов, отсутствием соответствующей документации и, главное, неимоверными затруднениями по «выбиванию» необходимых материалов, а обеспечение было прямо-таки обескураживающим, многие детали приходилось изготовлять собственными силами в ремонтно-механической мастерской, Купченков за несколько месяцев, опережая намеченные сроки, смонтировал дизели «Шкода-250», и электростанция мощностью в 600 киловатт выдала ток! Единая энергосистема позволила наладить ритмичную работу штолен и буровых установок, где электричество давно ждали, – по штольням покатились электровозы и повезли вагонетки, компрессоры стали надежнее подавать воздух, повысилась техническая культура горного производства и, как следствие, начала расти производительность труда у горнопроходчиков. Все буровые установки перевели на централизованное энергоснабжение, одноцилиндровые двигатели заменили на электромоторы.

Решив проблему с электроэнергией, Казаковский получил возможность более конкретно заняться и самими буровыми. Они работали, по его мнению, неудовлетворительно. Буровые буквально задыхались от нехватки воды. Если на первых порах установки располагали в долине реки, где вода находилась близко, то с каждым разом, ведя планомерную разведку на глубину, их перемещали все выше и выше. Для них «вырубали» с помощью взрывчатки в скалистых склонах специальные площадки. Закачивать же воду на высоту из речной долины оказалось не так просто. А если ко всему еще приплюсовать свирепые зимние морозы, то снабжение буровых промывочной жидкостью превращалось в сложную техническую трудноразрешимую проблему.

Казаковский задумался. Что бы он ни делал, какие бы вопросы ни решал, в голове было одно – буровые и доставка жидкости на высоту. Он никогда ранее и не предполагал, что придется ломать голову над такой инженерной задачкой со многими неизвестными, хотя буровые установки были его любимым «коньком»: практику проходил в Донбассе на буровых, диплом писал на основе буровых… Может быть, именно тогда, в те напряженные дни и недели, у Казаковского и возникла идея о замене воды на плотную воздушную струю, закачивать в скважину не промывочную жидкость, а воздух. Идея засела крепко, она, словно зажженный фонарь, изнутри стала освещать его земное существование, давая простор творческим исканиям. Евгений ходил нервно-возбужденный, озаренный внутренним своим светом, как бы заново осознавая смысл своей инженерной жизни. Он увидел творческую цель, и она, словно далекая и непокоренная вершина, манила к себе, давала направление всему дальнейшему существованию, наполняя трудовые будни творческими исканиями и борьбой.

Обо всех своих раздумьях Казаковский написал своему наставнику, Борису Ивановичу Воздвиженскому, доктору технических наук, профессору Московского университета. Большой знаток горного дела, профессор Воздвиженский живо заинтересовался идеей своего ученика. Несколько лет тому назад, когда Казаковский заканчивал учебу, профессор, увидевший незаурядные способности студента, предлагал ему остаться на кафедре и зачислял в число своих аспирантов. Но тогда Евгений лишь искренне поблагодарил за оказанную ему честь, хотя в душе и мечтал о научной работе. Не мог же он в открытую признаться, что не может и дальше быть иждивенцем у своей пожилой матери, что должен сам себе зарабатывать на жизнь, содержать свою молодую семью… И по праву отличника, к удивлению многих, выбрал местом своей работы не хлебную Украину и не теплый Кавказ, а далекий и суровый Дальний Восток.

Письмо от профессора было кратким, как приказ: идея великолепна, она может служить основой научной разработки, и Воздвиженский записывает ее за Казаковским, зачисляя его заочно в свою аспирантуру. И заканчивалось припиской: «Теперь действуй и не подводи старика».

Евгений даже не предполагал, что его идея, вызванная жизненной необходимостью, приобретала научное звучание. Конечно, это было приятным сюрпризом, как и решение профессора зачислить его заочно в аспирантуру. Письмо из столицы ободряло и вдохновляло. И Казаковский, понимая всю трудность практического решения этой проблемы, поставил перед собой цель – сначала научиться бурить с помощью воздуха, а уж потом, на основе опыта, браться за диссертацию. А для начала надо решить первостепенную задачу: обеспечить буровые, установленные на склонах гор, промывочной жидкостью.

Жизнь не раз подсказывала Евгению, что многие вопросы легче решаются непосредственно на рабочем месте, нежели в кабинете. И он вместе с Борисом Алимбаевым побывал на многих буровых, изучая подачу воды, облазил ближайшие склоны гор, присматриваясь и прикидывая, придерживаясь старого правила: не преодолевать природные условия, а использовать их в своих целях. И вскоре был найден выход, простой, как сама вода: нужно соорудить мощный водопровод, который бы закачивал воду электронасосом на высоту триста – триста пятьдесят метров, там, в скалистой выемке, соорудить единый «котел», а из него, уже самотеком, по трубам промывочная жидкость побежит к буровым…

Так одно за другим Казаковский «расшивал узкие места». Создал мощные, лучшие в районе, ремонтно-механические мастерские, похожие на маленький завод. Наладил свое автохозяйство, выстроил гараж и наладил регулярное движение автобусов из Солнечного в Комсомольск-на-Амуре. Пробил дорогу на Фестивальный. Он совершал это с поразительной быстротой и напористостью, исчерпывая, казалось, немыслимые возможности из оборудования и вдохновляя людей на личные рекордные трудовые достижения.

4

Узким местом, вернее, не узким местом, а сложным, крепко стянутым узлом, оказалась проблема с кадрами. А точнее – с текучестью кадров. Каждый день Казаковскому приходилось подписывать заявления: одни люди поступали на работу, другие – увольнялись. Вроде бы обычное явление, типичное для любого производства. А здесь тайга, отдаленная экспедиция, люди прибыли издалека… И его настораживало то обстоятельство, что заявлений было много об уходе. Со стандартной формулировкой: «по собственному желанию…» В чем дело? Почему люди уходят? Почему увольняются?

Пригласил парторга. Вызвал кадровика, и начальника отдела труда и зарплаты, и начальника планового отдела. Положил перед ними папку с заявлениями, которые не подписывал в течение недели, – их накопилось порядочное количество.

– Можете объяснить причину?

Воронков задумался, потирая пальцами подбородок. Он всегда потирал его, когда задумывался. У него в ящике письменного стола тоже лежат заявления. Конечно, их намного меньше, чем у начальника. Уволившиеся коммунисты просили о снятии с учета.

Начальник труда и зарплаты, недоуменно пожимая плечами, как бы отвечал на вопрос Казаковского, что он здесь ни при чем. А кадровик, человек пожилой, в прошлом – оперативный работник районного управления внутренних дел, невысокий, щуплый, жилистый, снял и, волнуясь, протирал носовым платочком старомодное пенсне, словно чувствовал за собой какую-то вину, словно от него лично, от его недоработки образовался такой поток текучести…

Только один невозмутимый Анатолий Алексеевич, сияющий и жизнерадостный, улыбался и потирал руки, ладонь об ладонь, словно скручивал шпагат.

– Так тут дело житейское, Евгений Александрович! – сказал он, философствуя. – Рыбка ищет где поглубже, а человек, естественно, где получше.

– А почему им у нас не лучше, чем в другом месте? – спросил Казаковский. – Почему? Вы задумывались?

– Всяко бывает в человеческой жизни, – отозвался начальник труда и зарплаты.