Страница 58 из 124
Конечно, если рассуждать здраво, она права. Факт, что права. Тут и слепому видно. Давно пора и остепениться, и поостыть. Да побольше поработать головой, а не только руками и ногами, превращаясь в таежную улитку, в двуногое вьючное мыслящее животное, которое все на себе тащит, включая и еду, и спальные принадлежности, и рабочий инструмент. Хоть раз по-человечески отдохнуть в летний сезон, съездить в отпуск, махнуть куда-нибудь в Россию или в Крым, в хороший санаторий на берегу теплого Черного моря… Обещал же! И не раз обещал. Да и вообще, что говорить, если пораскинуть мозгами. Большую половину жизни пересчитал по дням, отходил в маршрутах. Материала геологического насобирал целый воз и маленькую тележку. Не то что на кандидатскую, на докторскую с лихвой хватит. В аспирантуру на заочный приняли? Приняли. Минимум кандидатский сдал? Сдал. Почти все, мелочь осталась. Что же еще надо? Сиди и корпи не спеша над рукописью, складывай страничку к страничке. Так нет же, потянуло «на природу».
Вадим Николаевич уселся поудобнее на новом жестком стуле, доставленном в поселок недавно с партией конторской мебели, и, выпуская через ноздри успокаивающий папиросный дымок, задумчиво уставился, уперся взглядом в книжную полку, словно там мог прочитать то, на что у него не находилось ответа. Впрочем, не совсем так. Ответ был готов давно, отшлифован многими умами и судьбами, поколениями геологов. И короткое слово «потянуло» вмещало в себя очень многое, и прежде всего то особое состояние души, которое трудно передать словами, трудно высказать, дать конкретное название, ибо его надо прочувствовать. Оно свойственно далеко не каждому, хотя и многим людям, чьи судьбы годами напрочно связаны с дальними походами и рискованными маршрутами, с вечно нестареющей матушкой-Природой, которая, как и всякая женщина, бывает изменчиво разной – то доброй, то злой, то нежно-отзывчивой, то неприступно-холодной. Но всегда обаятельно-притягательной, вселяющей обнадеживающую веру и надежду на удачу.
2
Вадим Николаевич хорошо помнит тот весенний день, когда его «потянуло на природу», а вернее, когда он по-настоящему заболел далеким Мяочаном. Это произошло в том году, когда по Амуру пошел ранний ледоход, поплыли тяжелые кряжистые мрачно-серые льдины с пожухлым снегом, осевшими сугробами, остро поблескивая в лучах еще нежаркого солнца заостренными льдистыми краями, косыми рваными углами, обнажая на миг пронзительную синеву застывшей речной воды, схваченной накрепко сибирским морозом. Льдины двигались плотно, почти впритирку, напирая друг на друга, подталкивая и непримиримо сталкиваясь, вздымаясь, с грохотом и треском, ломаясь и крошась, уходя под воду и выплывая, торопясь скорее по своему извечному маршруту к далекому выходу в океан. Зрителей на высокой набережной собралось много. Хабаровчане любят такие дни. Разве усидишь дома, когда сама Природа громовым треском лопающегося льда, пушечным грохотом и раскатистым гулом, как торжественным салютом, отмечает конец зимней спячки и приветствует наступление великой и долгожданной перемены, начало пробуждения и оживления, этот привычный, но каждую весну повторяемый наново и неповторимо по-своему решительный поворот к свету и теплу, к благодатному и щедрому дальневосточному лету!
Вадим Николаевич хорошо помнит то волнение, которое охватило его, когда он вынул из чулана свою старую потрепанную кожаную куртку, пролежавшую там три года, стряхнул с нее налет затхлой пыли и тут же сунул руки в рукава, примерил. Куртка была ему впору, как и в прошлые годы. И это сразу вселило уверенность. Он не растолстел, не огрузнел, не оброс канцелярским жиром! Есть еще порох в пороховницах! Сунул руки в глубокий боковой карман, извлек оттуда свой берет, порыжевший на солнце и ветру, пропитанный дождями и пóтом, но все еще добротный и ладно сидящий на его голове. Сколько незабываемого и неповторимого в его судьбе связано было с этими добротно простыми и изрядно поношенными вещами! Три долгих года он к ним не прикасался. Они хранились в чулане живыми свидетелями Прошлого, памятью о прожитых радостях и трудностях, об ушедших навсегда годах. Сколько раз жена порывалась их выбросить за ненадобностью, как старую ненужную рухлядь, как отжившую свой век одежду, давно вышедшую из моды, и которая вряд ли когда-нибудь пригодится для носки. Но он не сдавался, оберегая их, и жена в сердцах обещала «не трогать», чертыхаясь, добавляла, мол, «пусть захламляют квартиру».
Не снимая кожаной куртки и берета, Вадим Николаевич снова заглянул в чулан и из-за старого сундука извлек сбитый геологический молоток с деревянной длинной ручкой, отполированной его собственными ладонями. Сколько переколол он этим стальным своим молотком камней и галек, опробовал скалистых выступов и горных трещин, каждый раз сомневаясь и тайно надеясь на успех, на Удачу! Вадим Николаевич первой попавшейся под руку матерчатой вещью стер с молотка налет пыли. Улыбнулся ему, как старому испытанному другу. Погладил ладонью по вновь деловито заблестевшей ручке, потрогал большим пальцем чуть сбитый заостренный конец. Молоток годился хоть сейчас в дело. Крепкий, ладный, привычный и добротно надежный.
У каждого геолога-полевика свое собственное отношение к этому примитивно-простому и в то же время обоснованно главному производственному инструменту, остро необходимому в любом маршруте и любом поиске. Одни геологи берегут и лелеют свои молотки, ходят с одним и тем же «ручным инструментом» годами, тайно надеясь, что когда-нибудь именно благодаря своему молотку удастся ухватить за хвост, поймать редкую птицу счастья, обнаружить месторождение. Удар молотка, сколотый край замшелой скалы – и сверкнет молнией в глаза богатое скопление, как в крохотное окошко, покажет свое лицо Удача! Другие же после окончания сезона торопливо и небрежно выбрасывают их, утверждая – «за ненужностью», мысленно чертыхаясь и сваливая на них, на эти бессловесные «ручные инструменты», собственные промахи и горечь неудачи, словно именно одни молотки и повинны во всем…
Вадим Николаевич не был из числа суеверных, он просто доверял своему старому геологическому молотку, как доверяют годами и жизнью проверенному другу, твердо уверовав, что в трудную минуту он никогда не подводил и в будущем не подведет. И конечно же, где-то в душе надеялся на то, что именно старый друг и приведет к желаемой и выстраданной годами цели. Что там ни говори, как ни толкуй, а геологическая жизнь Вадима Анихимова хоть и прошла ярко и неповторимо, но… Именно «но»! Вечно безутешное и безрадостное «но», если не брать в расчет разведанных им «мелочей». Они каждый раз вселяли в него надежду, однако пока еще ни разу не приводили к удаче. Так уж сложилась его судьба. Геологи, как охотники и рыболовы, бывают удачливыми и неудачливыми.
К тому времени, вернее, к тем весенним дням, у него за плечами был накоплен солидный стаж поисковых работ. По таежным буреломам, по звериным тропам, скалам и галечникам он износил более двадцати пар добротных сапог, избороздил на лодках и плотах чуть ли не все реки и речушки огромного края. Вадим Николаевич превосходно знал не только поверхностную «внешность», но и превосходно разбирался в том, что скрыто от глаз, в «глубине», мог рассказать о строении, об основном составе и поведать историю образования земной коры любого района. Одним словом, у него имелись все слагаемые, главные компоненты, так необходимые геологу-поисковику, да еще впридачу к своим обширным знаниям имел многолетний навык работы, большой личный опыт ведения разведки. К тому же он был бесконечно влюблен в свою профессию, веря в себя и надеясь на успех. Но именно успеха, этого главного звена, и недоставало в его биографии. Оттого она, биография его, и не представлялась ему законченно цельной. И ему страстно хотелось обрести и наконец вставить это недостающее звено. Чтоб не только на рабочих геологических картах, на которых отмечены его маршруты и поиски, но и на больших картах имелась хоть маленькая точка, в которую он бы мог небрежно указать пальцем, ткнуть ногтем и произнести внешне спокойно, но с некоторым оттенком превосходства, как произносили при нем некоторые, начинавшие вместе с ним или значительно позже: «Вот здесь мое месторождение… Теперь строят город, комбинат возводят. Осваивают!» (Можно и скромнее: «Вырос поселок, разрабатывают карьер.)