Страница 63 из 80
Хотелось бы узнать, ждал он ее или нет…
Господи, вот было бы весело, если бы сегодня она могла пойти в театр!
Она выйдет попозже посмотреть афишу. Интересно, что там сегодня; Хьельсберг, наверно, отправится туда вечером…
Если идти сегодня в театр, то ей есть во что одеться, а дождевик в помещении можно сразу снять. И как он ей надоел, этот дождевик, — в нем она всегда чувствует себя старомодной и неуклюжей. Да и к тому же такие накидки носят все, кто не успел сшить себе что-нибудь новое к весне!
Интересно, а не выйдет ли из него пальто…
Она выворачивала и рассматривала свой изрядно поношенный дождевик. Чистая шерсть; вот уж верно, всегда имеет смысл покупать хорошие вещи.
Если взяться за него в следующее воскресенье, пожалуй, она успеет его перешить…
Впрочем, лучше посидеть над ним два-три вечера. Можно подкрепляться кофе, тогда она успеет сшить к воскресенью; кто знает, вдруг пальто понадобится…
Да, так она и сделает, надо завтра же захватить с собой выкройку Овидии, тогда она мигом сможет распороть и сметать его, только бы удалось прикрыть выцветшие и обтрепавшиеся места…
Ей так нравятся эти пальто, которые теперь носят: рукава расширяются книзу, а на карманах большие клапаны…
И он, наверно, заметит, что она в новом, когда встретит ее… А на случай дождя у нее есть зонт…
Но вот перчатки совсем никуда не годятся, хотя она не надевает их, пока не выйдет на Бругатен. Почти каждый вечер перед уходом домой ей приходится зашивать их. Ведь на перчатки первым делом смотрят, а сейчас так светло! Самый красивый костюм можно испортить, если перчатки рваные…
Никуда не денешься, нужно к воскресенью покупать новые для нового пальто, хоть они и дорогие… Уж лучше задолжать Марте Му за стирку.
Можно было бы подкопить немного денег, если по воскресеньям не обедать у Дёрумов. В конце концов нетрудно обойтись одним кофе с бутербродами, — ведь в будние дни она ест досыта. Но мадам Дёрум будет не очень довольна, потеряв этот доход.
Что-то Хьельсберг говорил в последний раз, будто у нее волосы с рыжеватым отливом… Чтобы избавиться от этого оттенка, Теодора Брандт причесывается свинцовым гребнем, надо бы и ей купить себе такой…
Сегодня с утра он, верно, в больнице и вернется не раньше трех, после того как пообедает в городе.
А вдруг он вчера все-таки ждал ее!..
Уж сегодня после обеда она непременно выйдет погулять…
…Когда она обедала с Дёрумами, пришел Эллинг — у него появились кое-какие наметки насчет мастерской, и вот он сидел, разглагольствовал и советовался со стариком Дёрумом, но Майса отлично понимала, что он нарочно заводит при ней эти разговоры. Похоже, Дёрум, мадам Дёрум и Эллинг уже что-то решили на ее счет. Будто она когда-нибудь давала Эллингу повод. Правда, он парень хороший, дельный и собой неплох, только на уме у него одна кожа. А когда он пытается шутить с ней, тоже выходит неуклюже.
— Не хотите ли после обеда пройтись в порт, посмотреть на лед — он как раз начал вскрываться?
Нет уж, спасибо, она вчера досыта насмотрелась на этот лед из квартиры Калнесов.
Эллинг сидел и не сводил с нее добрых черных глаз, так что в конце концов ей стало невмоготу. Она отделывалась короткими ответами, а потом поднялась и отошла к окну… Пора бы уж Хьельсбергу возвратиться домой…
— Хорошую кожу на подметки сейчас нигде не сыскать, всюду только привозная, а за нее, сами знаете, сколько надо платить… — донеслось до нее.
— Еще бы, откуда в Норвегии такая кожа!
— Конечно, здесь, на углу, место для мастерской самое что ни на есть подходящее, и две хорошие комнаты…
Майса почувствовала, что эти слова рассчитаны на нее, заерзала на стуле и отвернулась к окну…
А вот и он… Ну да, сразу видно, что из больницы, вон и книги под мышкой, а из бокового кармана торчат бумаги и газеты. Наверно, будет писать после обеда, пока не пойдет в театр…
Ишь как торопится! Теперь он тоже все доски во дворе наперечет знает… А как взлетел вверх по лестнице: видно, думает о чем-то своем…
В дверь просунулась блестящая лысина маляра…
— Заходи, заходи, перекинемся в картишки, — позвал его Дёрум, не вставая из-за стола и попыхивая трубкой.
— Заходите, Йёрстад, плита еще горячая, — сказала мадам Дёрум, — сейчас согрею кофе.
Дёрум приподнялся и вынул из шкафа колоду карт. Он медленно отсчитывал их толстым большим пальцем и клал на стол. Да, все правильно, пятьдесят две.
— Ну, как поживает моя крестница, господин маляр? — спросила Майса. Посидев у окна, она заметно повеселела.
— Сейчас-то ей хорошо, мы выдвигаем люльку днем на солнышко.
— Теперь уж скоро всюду просохнет, — заметил Дёрум, — и на дворе и на улице… Наконец-то и у нас настоящая весна…
Над красным крашеным столом замелькали карты. Дортеа подошла поближе; она внимательно следила за игрой.
— Сто одно! — объявил Дёрум.
— Сто одно! — козырнул маляр в следующий раз и положил на стол трубку.
— А у вас, Эллинг, только сто одно несчастье, — пошутила Майса, — она была в отличнейшем настроении. — Но не падайте духом!
У Эллинга загорелись глаза — он не из тех, кто кинется на первую же приманку…
Большим пальцем Дёрум с трудом отделял одну засаленную карту от другой.
— Надо с ними что-то сделать! — Он встал, взял из печки щепотку золы и пересыпал колоду. — Ну, теперь дело пойдет!
Кулаки громыхали по столу:
— Козырь!
— Валет пик! Еще валет! Сто одно!
Они играли осторожно, но с азартом.
— Два мастера против одного подмастерья, — поддразнивала Майса Эллинга.
— Ему и до мастера недалеко, — ответила мадам Дёрум, внося кофейник…
Часов в пять Майса поднялась и поблагодарила хозяев; она пойдет подышит немного воздухом. Теперь она уже не опасалась Эллинга — он с головой ушел в игру.
…Да, сегодня солнце потрудилось на славу — большая часть тротуара и булыжник на мостовой совсем просохли…
Вон на стене каменного дома висит афиша, но Майса прошла мимо — очень ей нужно рассматривать ее на глазах у булочника Берга и служащих из лавки Суннбю. К тому же из ворот в любую минуту может появиться Хьельсберг.
Придется ей поступить так же, как делал он, — незаметно прокрасться вдоль окон лавки Суннбю, а не то йомфру Тёнсет, живущая у них, непременно увяжется за ней.
На мосту толпился народ — видно, не знали, куда себя девать в этот воскресный день, и от нечего делать смотрели, как плывет лед вниз по реке. Вокруг угольных барж вода совсем очистилась ото льда, и только маленькие льдинки плавали в ней, словно намокшие куски сахара…
Скорее за угол! Там всегда висит афиша. Сначала Майса хорошенько огляделась…
Как называется пьеса, она увидела еще издали, но подошла поближе, чтобы посмотреть, играют ли сегодня вечером те артисты, что исполняли роли Гунлэуг и Эндре…
Она решила прогуляться еще немного и поглядеть, как публика собирается в театр…
Странно идти по городу днем — она не привыкла бывать в это время на улицах. Покатая крыша старой тюрьмы уже наполовину высохла; Майса проходила здесь каждый день, но сейчас тюрьма показалась ей особенно большой и мрачной. Раньше она никогда не присматривалась к ней внимательно, хоть и шила порой у тюремного надзирателя… А вот и вывеска дубильщика Унсруда, бычья голова выдается над тротуаром… Когда по утрам она подходит сюда, ей становятся видны часы на башне Спасителя, и, взглянув на стрелки, чтобы узнать, сколько остается до восьми, она прибавляет шаг…
А там дальше, в той красивой аптеке, наверно званый обед — вон сколько нарядных гостей мелькает в окнах. Когда-то ее приглашали сюда шить, но, к сожалению, она оказалась занята…
Идти к театру было еще рано, и она не знала, куда ей направиться до тех пор, разве что просто побродить по улицам.
Рыночная площадь была чисто выметена, на ней было тихо, пустынно и безлюдно; те, кто толчется в воскресенье у фонарей и предлагает поменяться часами, уже разошлись. Время саней миновало, теперь вдоль улицы виднелись только повозки…