Страница 21 из 36
Перовский поднес к глазам лорнет, взял двумя пальцами один кристалл, другой и таким образом дотошнейше осмотрел все.
— Филипп! — позвал граф.
Вошел статный седой слуга в ливрее.
— Послушай, Филипп, поди и камни сии вымой в холодном щелоке, затем положи в серебряную шкатулку с эмалью, ты знаешь.
— Будет исполнено, ваше сиятельство, — степенно наклонив голову, сказал слуга, завернул камни в тряпицу и понес к двери.
Перовский обернулся к Коковину:
— Ну что же, порученье мое ты выполнил с толком. Поручение сие — высочайшее! Не токмо мое. Я тебя пожалую, Коковин.
Он подошел к секретеру, выдвинул ящичек.
— Вот в этом кошельке двадцать червонцев золотом. А это — золотые часы.
— Премного благодарен, — удивленно произнес Коковин. Он не ожидал никаких наград. Все, что было связано с самоцветным камнем, влекло его без всяких перспектив на награду.
— А сейчас, Коковин, — повелительным и жестким голосом сказал граф, — коль скоро я убедился, что самоцветный камень ты сквозь землю зришь, то будет новое поручение для тебя. И опять не столь от моего имени, сколь... — И граф многозначительно помахал в воздухе пальцем.
— Весьма советую тебе на Урале заниматься не только резьбою ваз, но и сысканием камня. А именно — изумруда. Смарагды скифские еще древним грекам были известны. Славу изумрудов русских следовало бы возродить. У меня на Урале свои люди есть. Имеют подозрение, что изумруды встречаются и сейчас, но тайно продаются крестьянами разным сомнительным скупщикам. Открытие изумрудов было бы к вящей славе не только открывателей, но и к славе России.
— Сие дело мне по душе, — с достоинством ответил Коковин.
Настроение у Перовского заметно улучшилось.
— Не желаете ли, Яков Васильевич, взглянуть на мой минералогический кабинет?
— С превеликим удовольствием. Перовский преобразился, равнодушно-надменные глаза загорелись.
— Вот это — мои голубые и синие камни. Бирюза... В наше время такие камни — великая редкость. Я, как видите, обладатель бирюзы размером более гусиного яйца, а цвет — выше всяких похвал — свежий, сочный, густой.
А вот это — огромный кристалл аквамарина из Адун-Челона, что в Сибири. Высота кристалла около четверти, весь он гладкий, и ни единой в нем трещинки. Говорят, что когда Гумбольдт увидел его на Колыванской гранильной фабрике, то встал перед ним на колени, как перед величайшим чудом природы. И это чудо — в моей коллекции!
— Я слыхивал про Адун-Челон, — заметил Коковин. — Оттуда и к нам приходят самоцветы...
— А это — мои алмазы. Видите этот роскошный двадцатичетырехгранник? Трудно поверить, что его огранила природа. А ведь так оно и есть. Это лучший из уральских алмазов... Сохранилось историческое упоминание о том, что Карл Смелый перед битвой надевал на себя все свои алмазы. Существовало поверье: та сторона побеждает в битве, которая имеет больше алмазов. Больше алмазов, чем у меня, нет ни у кого в России, исключая лишь государя-императора. Следовательно, я одолею в России любого...
И Перовский, довольный своей шуткой, засмеялся.
Из десяти сердобольских гранатов, привезенных Коковиным, Перовский семь кристаллов преподнес императору, три оставил себе. Через несколько дней друзья и сослуживцы Перовского были поражены известием: граф полудил придворный чин гофмейстера и повышение по службе.
— Его привели, ваше сиятельство.
Перовский подбоченился в кресле, на лице — холод, величие, власть. Рука, унизанная перстнями, сжалась в кулак, легла на письменный стол.
— Ввести!
Секретарь ввел щуплого, бледно-глазого, насмерть перепуганного человечка.
— Оставьте нас наедине. Секретарь удалился.
— Итак, — металлическим голосом начал Перовский. — Вы, милостивый государь, вели недозволенную переписку с неким тайным советником из Геттингена.
— Д-да-с... — пролепетал человечек, съеживаясь. — С господином тайным советником профессором Леонардо, весьма чтимым в Геттингенском университете. Но, клянусь вам, ничего недозволенного в нашей переписке не было. Клянусь!
— Вы сами коллекционируете камни. Причем коллекция ваша, господин Кеммерер, своеобразна. Если я... — тут взгляд Перовского упал на свой перстень с рубиновым кабошоном, — если я, к примеру, коллекционирую только красивые и драгоценные камни, то у вас, вне всякого сомнения, самая богатая коллекция всевозможных уральских минералов, кои могут быть полезными.
— Видит бог, это невинное научное увлечение.
— А это? Вот ваше письмо, перехваченное моими, людьми. Читайте! Читайте вслух!
Немец трясущимися руками нацепил очки. Голос его дрожал и прерывался.
— «Ископаемое... твердое, травянисто-зеленого цвета, излом неровный, раковистый, на ощупь слегка жирный, черта на фарфоровой пластинке того же цвета. После анализа ископаемое оказалось водянистым кремнеглиноземом, который содержит семь процентов окиси хрома, чем и объясняется его зеленый цвет... Как колоссально богатство этой страны, как велики богатства Урала!»
— Дальше! Дальше!
— Н-не могу-с...
— То-то. Дальнейшее изобличает в вас шпиона.
Кеммерер упал на колени.
— Смилуйтесь, ваше сиятельство! Не губите несчастного отца семейства! Посудите сами, какой из меня шпион!
— При желании кого угодно можно повесить или заключить в тюрьму как шпиона, — заметил Перовский. — Однако вы можете мне еще пригодиться.
— Жизни не пожалею!
Перовский резко встал из-за стола.
— Что за минерал? — спросил отрывисто. — Кто, где, когда открыл?
— Рудных дел мастер Александр Волков из Екатеринбурга. Около года назад.
Перовский звякнул колокольчиком. Возник секретарь.
— Извольте распорядиться, чтобы мастер Александр Волков из Екатеринбурга как можно скорее был доставлен ко мне.
— Слушаю-с, — секретарь бесшумно, как видение, исчез.
— Как назван сей минерал?
— Минерал сей... названия не имеет... науке он неведом...
— Ничего, я дам название сему минералу. И науке да будет он ведом. А вы, Кеммерер, отныне подобные письма, продиктованные искренней преданностью науке, будете писать не тайному советнику в Геттинген, а мне! Более того, пространно и тщательно докладывайте мне обо всех действиях и образе жизни обер-гиттенфервальтера Коковина.
— Но помилуйте, Коковин — в Екатеринбурге, а я петербуржец!
— Эка, удивил. Знаю, знаю. Но обо всех новостях с Урала вы узнаете, потому, что своего человека там имеете.
— Д-да-с... Аптекарь из Екатеринбурга...
— Вот и прекрасно. Пусть он доносит вам про Коковина, а вы — мне.
Чернобородый, плотный Казин, новый директор Петергофской гранильной фабрики, с трудом поместился в кресле, которое предложил ему Перовский.
— Ну-с, Дмитрий Николаевич, как вы нашли Петергофскую фабрику, ставши ее директором?
— Боюсь огорчить вас, ваше превосходительство, но фабрику я нашел почти что в запустении.
— В чем причина сего?
— Департамент горных и соляных дел не придавал ей особого значения. Все лучшие мастера работают в Екатеринбурге и Колывани. Там, видите ли, камень под рукою. Легче дотащить яшмовую глыбу в несколько сотен пудов до Екатеринбурга, нежели до Петербурга. Накладных, расходов по доставке каменного сырья опасаются.
— Неумно, — заметил Перовский. — Неумно и недальновидно. Можно подумать, что, кроме яшмовых ваз, от камнерезов более ничего не надобно. А бериллы, аметисты, топазы, прекрасный малахит, наконец, кои используются не тысячепудовыми глыбами, а тонкими пластинками? Их тоже везти до Петербурга тяжко?
Перовский выпрямился, голос его отвердел.
— Существующие ныне формы и инструкции, Дмитрий Николаевич, являются стесняющими рамками приобретения самоцветного камня. Мы будем действовать несколько иначе. Нужно искать новые каналы.
— Ума и изобретательности вам не занимать, — вполголоса поощрительно-угодливо сказал Казин.