Террорист

— А твои хозяева? Вернувшись в Москву, ты, без всякого сомнения, окажешься в лагере. В конце своей карьеры ты провалился, а они этого не прощают.

— Верно, — кивнул Кассейн. — Но ты не учел одного момента. Они не хотят моего возвращения, Лайам. Им я тоже нужен мертвым. Они уже делали попытки покончить со мной. Для них я тоже лишняя обуза.

После этих слов в комнате воцарилось молчание. Потом Татьяна спросила:

— Но что вы будете делать?

— Одному Господу известно. Я уже ходячий труп, моя дорогая. Лайам это понимает. И он прав. Мне негде скрыться. Не сегодня, так завтра, на следующей неделе… Если я останусь в Ирландии, Мак-Гиннес и его люди рано или поздно доберутся до меня и прикончат, не так ли, Лайам?

— Это уж точно.

Кассейн встал и принялся ходить по комнате.

— Вы считаете, что жизнь жестоко обошлась с маленькой девочкой там, в Друморе, во время дождя? Знаете, сколько мне тогда было? Двадцать лет. Когда мать привезла меня в Россию, Павел Черный сразу же выбрал пятнадцатилетнего юношу в качестве объекта для будущих операций КГБ. Если бы я остался в Дублине, кто знает, что бы стало с талантом, который у меня есть. Театр «Эбби», Олд-Вик, Стрэдфорд? — Кассейн пожал плечами. — А вместо этого…

Девлина переполнила глубокая скорбь. На миг все вокруг для него перестало существовать, кроме лет, проведенных вместе с этим человеком, которого он искренне любил.

— Такова жизнь. Всегда найдется какой-нибудь засранец, готовый отдавать приказы… Школьные учителя, полиция, профсоюзные деятели, политиканы…

— Даже священники?

— Даже священники. Теперь я начинаю понимать, что имели в виду анархисты, когда призывали: «Пристрели общественного деятеля сегодня». — На столе лежала вечерняя газета с аршинными заголовками, извещающими о визите Папы римского на британскую землю. — Папу римского, например.

— Глупая шутка, — сказал Девлин.

— А я и не шучу. Ты знаешь, Лайам, каким было мое задание все эти годы? Знаешь, какие цели ставил передо мной Масловский? Создавать хаос, организовывать беспорядки, сеять страх, внушать чувство неуверенности в завтрашнем дне у западного обывателя. Я старался подбрасывать угольки в огонь ирландского конфликта, уничтожая людей по обе стороны баррикады, нанося ущерб как делу католиков, так и протестантов. И я многое сделал. А вот сейчас… — Кассейн взял в руку газету с фотографией Папы на первой странице. — Что вы скажете об этой цели? Символ всех времен и народов. В Москве это понравится? — Он подмигнул Татьяне. — Сейчас вы довольно хорошо знаете Масловского. Ему это понравится, как вы думаете?

— Да вы с ума сошли, — прошептала девушка.

— Может быть. — Кассейн бросил Татьяне кусок веревки. — Свяжите ему руки за спиной.

Кассейн отошел, держа на мушке девушку и Девлина. Тому ничего не оставалось делать, как подчиниться. Девушка неловко связала ирландцу руки. Кассейн толкнул Девлина на пол лицом вниз. Тот упал рядом с камином.

— Ложитесь и вы, — приказал Кассейн Татьяне.

Он завернул руки девушки за спину и тщательно связал, потом связал ноги.

— Значит, ты не будешь нас убивать?

— Зачем?

Кассейн встал, прошел по комнате, вырвал телефонный провод. Девлин повернул голову.

— Куда ты направляешься?

— В Кентербери. Папа будет там в субботу. Все там будут. Кардинал, архиепископ Кентерберийский, принц Чарльз. Мне обо всем отлично известно. Не забывай, я же работал в секретариате церквей, Лайам.

— Тебе никогда не добраться до него. Англичанам меньше всего хочется, чтобы Папу прикончили в их собственной стране. Они нагонят в Кентербери столько сил безопасности, что даже Кремлю не снилось.

— Тем интереснее, — спокойно ответил Кассейн.

— Боже мой, Гарри! Зачем же убивать Папу?

— А почему бы и нет? — Кассейн пожал плечами. — Хотя бы потому, что он будет именно там. И еще потому, что мне больше некуда идти. Если уж суждено умереть, то я хочу, чтобы это случилось в редких, небывалых декорациях. — Кассейн улыбнулся. — Да и вы будете стараться остановить меня, если сможете. Ты, Лайам, Мак-Гиннес, Фергюсон со своими людьми в Лондоне. Даже КГБ будет рвать и метать, пытаясь мне помешать. А то им придется перед всем миром объясняться за действия своего человека.

— Что это для тебя, Гарри? Игра? — яростно крикнул Девлин.

— Единственная в жизни. Годами мною манипулировали другие. Я был послушной марионеткой. На этот раз я правлю бал.

Кассейн вышел. Девлин слышал, как открылась и закрылась стеклянная дверь. Все звуки исчезли. Потом Татьяна сказала:

— Он ушел.

Девлин кивнул, с трудом сел и попытался освободить кисти рук, но быстро понял тщетность попыток.

— Лайам, вы думаете, что он не шутит насчет Папы? — Татьяна потерлась щекой о ковер.

— Нет, — с грустью произнес Девлин. — Он решился на убийство.

Дома Кассейн собирался быстро, но тщательно. Из небольшого сейфа, спрятанного за книжными полками, извлек ирландский паспорт на собственное имя. Взял два паспорта Великобритании, выписанные на разные имена. По одному из них он был священником, по другому — журналистом. Достал со дна две тысячи английских фунтов в различных купюрах.

Вынул из платяного шкафа объемистую дорожную сумку, которой так любят пользоваться армейские офицеры. Дно ее прикрывала фальшивая панель. Внутрь он положил деньги, поддельные паспорта, «вальтер» с глушителем и несколько запасных обойм, добавил пачку пластиковой взрывчатки и детонаторы. Как солдат, а Кассейн себя и считал солдатом, он должен быть готовым ко всему. Поэтому в сумке нашлось место паре индивидуальных армейских пакетов и нескольким ампулам с морфием. Закрыв панель, Кассейн свернул одну из своих черных сутан и положил ее на второе дно. Кинул пару рубашек, туалетные принадлежности, галстуки и носки.

По укоренившейся годами привычке Библию, Гостию в дарохранительнице и святые мази. С этими реликвиями он путешествовал всегда.

Спустившись вниз, Кассейн надел свой просторный плащ, взял с вешалки две черные фетровые шляпы. В тулью одной из них он давно вшил два пластиковых футляра. В одном поместился «Смит и Вессон» с двумя стволами. Эту шляпу Кассейн уложил в сумку, а «стечкина» сунул в карман плаща.

В последний раз осмотрел Кассейн кабинет коттеджа, который столько лет служил ему домом, потом резко повернулся и вышел. Пошел в гараж, включил свет. Мотоцикл, старый «БСА», стоял рядом с машиной. Привязав сумку к багажнику, Кассейн снял с крючка на стене мотоциклетный шлем, надел, тронул ногой педаль стартера. Двигатель взревел. Кассейн в задумчивости посидел несколько секунд, потом перекрестился и выехал со двора.

Девлин и Татьяна сидели, прислонившись спинами к кушетке. Узлы Кассейн завязал мастерски: Лайам чуть зубы не сломал, пытаясь развязать девушку, но ничего не получилось.

— Все это становится совсем не смешно. Горничная должна прийти только завтра, да и то не раньше десяти часов, — пробормотал он.

В это время в Дублине Мак-Гиннес смотрел, как один из его людей кладет телефонную трубку на рычаг аппарата.

— Нет сигнала вызова, вообще никаких гудков. Линия отключена, это точно.

— Мне это кажется довольно странным. Давай-ка нанесем Лайаму визит. Поехали!

Мак-Гиннес со своими телохранителями добрался до Килри через сорок минут. Качая головой, он молча наблюдал, как они освобождают от пут Девлина и девушку.

— Боже правый, вот уж чего не ожидал увидеть, так это Лайама Девлина, связанного по рукам и ногам. Расскажи, что произошло.

— Пошли на кухню, узнаешь.

— Хитрый дьявол! — схватился за голову Мак-Гиннес, когда все услышал.

— Не думаю, что эти новости обрадуют Ватикан, — сказал Девлин.

— Еще бы… А знаешь, что хуже всего? Что мучает меня и гнетет? Он ведь не просто паршивый русский агент. Боже, Лайам, его отец умер на английской виселице за наше правое дело. — Мак-Гиннеса трясло от гнева. — Я доберусь до него и повешу за яйца!