Террорист

Всю свою жизнь она безропотно выполняла волю приемного отца, который формировал ее карьеру, окружал заботой и вниманием. Но сейчас все в ней воспротивилось этому диктату.

— Но, папа… — еще раз попыталась возразить она.

— Все. Ты поступишь так, как сказано, во всем будешь подчиняться полковнику Белову. Дай ему трубку.

Татьяна молча передала трубку Белову. У нее тряслись руки. Никогда еще отец не разговаривал с ней в таком тоне. Неужели она для него сейчас не дочь, а просто еще один гражданин СССР, которому приказано действовать так, а не иначе?

— Белов слушает, товарищ генерал… Без проблем. — Он бросил взгляд на Татьяну. — Можете не сомневаться.

Полковник положил трубку и вынул из папки фотографию, протянул девушке. Она увидела своего недавнего знакомого. Может, несколько помоложе, но, несомненно, это был Лайам Девлин.

— Этот человек — ирландец. Зовут Лайам Девлин. Профессор университета из Дублина, по отзывам, совершенно обворожительный при знакомстве. Относиться к нему, однако, надо со всей серьезностью. Всю свою сознательную жизнь он был активистом Ирландской Республиканской Армии. Одно время даже входил в ее руководство, безжалостный и талантливый боевик, убить человека ему так же просто, как прихлопнуть муху. В молодости он исполнял смертные приговоры, выносимые руководителями ИРА.

Татьяна глубоко вздохнула.

— Какое же отношение он имеет ко мне?

— Вам достаточно знать, что он, возможно, захочет с вами поговорить. Итак, сейчас вы вернетесь в «Риц» в сопровождении лейтенанта Шепилова и капитана Туркина. Никуда не будете выходить до начала вечернего концерта; они доставят вас в Консерваторию. Я тоже туда приеду. После концерта на банкете будут наш посол и президент Франции месье Миттеран. Из-за него мы и не отменяем сегодняшний концерт. Надеюсь, сейчас вам все ясно, так ведь?

— Да уж, — холодно бросила девушка, побледнев от волнения. — Я все прекрасно поняла.

— Отлично. А теперь отправляйтесь в гостиницу и попытайтесь немного отдохнуть.

Лайам Девлин прибыл в Килри. Постоянной служанки у него не было, два раза в неделю приходила пожилая женщина, чтобы прибраться в доме и забрать грязное белье. Это Девлина вполне устраивало. Он поставил в кухне на плитку чайник, прошел в гостиную и зажег огонь в камине. Поленья весело затрещали, и в этот момент раздался стук в стеклянную дверь. Девлин обернулся и увидел Мак-Гиннеса.

Лайам тут же открыл дверь.

— Быстро вы. Я только что вернулся.

— Об этом мне сообщили через пять минут после вашего приземления в аэропорту Дублина. — Мак-Гиннес был зол и не скрывал этого. — Что за чертовщина, Лайам? Что происходит?

— О чем это вы?

— Сначала Левин и Билли, теперь нашли тело Майка Мерфи в реке с двумя пулями. Это дело рук Кухулина. Вы это знаете, и я знаю. Проблема в том, откуда он знает?

— Сразу ответить на этот вопрос я не в силах. — Девлин достал два бокала и бутылку виски. — Выпей и успокойся.

Мак-Гиннес сделал маленький глоток.

— Думаю, утечка произошла в Лондоне. Всем отлично известно, что английская секретная служба так и кишит агентами Кремля.

— Небольшое преувеличение, но доля правды в нем есть. Я уже раньше говорил, что Фергюсон считает вашу сторону виновной в утечке.

— Да черт с ним. Я бы вплотную занялся Павлом Черным, из него многое можно выудить.

— Может быть. Надо все обговорить с Фергюсоном. Давайте подождем еще денек.

— Хорошо, — с явной неохотой согласился Мак-Гиннес. — Я буду на связи. — И вышел.

Девлин налил себе еще виски, медленно отхлебывая, посидел в раздумье, потом потянулся к телефону. Стал было набирать номер, потом заколебался. Положил трубку, достал маленькую черную коробочку из ящика письменного стола, включил ее.

Датчики не реагировали ни на телефон, ни на другие предметы в комнате.

— Так, — тихо произнес он. — Фергюсон или Мак-Гиннес. Тот или другой, третьего быть не может.

Девлин набрал номер квартиры на Кавендиш-сквер.

— Фокс слушает.

— Он у себя, Гарри?

— Пока нет. Как дела в Париже?

— Прелестная девушка. Она мне понравилась. Ничего не мог поделать, только выложил перед ней все факты. Передал также документы, которые доставил ваш посыльный. Она их взяла, но я бы на многое не рассчитывал.

— Я тоже. Сможете уладить дела в Дублине?

— Мак-Гиннес уже был у меня. Он хочет добраться до Черного, как следует надавить на него.

— Может, это и есть наилучший выход.

— Боже ты мой, Гарри, похоже, Белфаст на вас подействовал. Хотя, пожалуй, вы и правы. Я попросил у него один день отсрочки. Если понадоблюсь вам, то я у себя дома. Да, кстати, я дал девушке свою визитную карточку. Она посчитала меня романтиком, Гарри. Вам когда-нибудь пришла бы в голову такая мысль?

— Вы умеете производить впечатление, только я на это никогда не покупался.

Фокс рассмеялся и положил трубку. Нахмурившись, Девлин продолжал сидеть в кресле, когда в стеклянную дверь снова постучали. Она открылась, и вошел отец Кассейн.

— Гарри, само небо принесло вас сюда. Я не раз говорил вам, что вы делаете лучшую яичницу в мире.

— Вы мне льстите. — Кассейн налил себе виски. — Как Париж?

— Париж? — удивился Девлин. — Да я ведь только пошутил. Я был в Корке по университетским делам, связанным с кинофестивалем. Пришлось там заночевать. Только что вернулся домой и просто умираю от голода.

— Ну, хорошо. Вы накроете на стол, а я приготовлю яичницу.

— Вы настоящий друг, Гарри.

— А почему бы и нет, Лайам. — Кассейн остановился у двери. — Мы знакомы уже целую вечность. — С улыбкой на губах священник удалился на кухню.

Татьяна решила принять горячую ванну, чтобы расслабиться.

— Отдохни, я сейчас все приготовлю, — сказала Наташа Рубинова. — Кофе сварить?

— Спасибо.

Минут через десять она погрузилась в теплую пенистую воду, отхлебывая мелкими глотками крепкий кофе.

Наташа сняла с полочки шампунь.

— Тебе надо быть очень осторожной, моя милая. Понимаешь?

— Как странно… Никто раньше мне не советовал быть осторожной.

Татьяна подумала о том, что после кошмара в Друморе, который приходил к ней только во сне, ее постоянно ограждали от всех трудностей жизни. Масловский с женой и впрямь любили и холили ее как родную дочь, никогда и ни в чем она не испытывала нужды. Да и о какой нужде можно было говорить, если она принадлежала к высшей элите страны… Великолепная квартира, дача, лучшие курорты… Превосходные преподаватели, нежно пестовавшие ее талант. Со стола никогда не исчезали деликатесы, неизвестные большинству населения страны. Одежду и обувь Татьяне покупали в специальном отделе ГУМа. Обо всем этом Татьяна никогда не задумывалась, как и не задумывались тысячи и тысячи людей о всевластии КГБ и партийных боссов, о лжи и демагогии, липкой паутиной опутавших огромную страну.

— С тобой все в порядке? — вывел ее из задумчивости голос Наташи.

— Конечно. Подай, пожалуйста, полотенце. Ты обратила внимание на зажигалку Туркина? Фирмы «Картье», золотая. Помнишь знаменитую сказку о ферме, где все животные равны между собой, но одни из них более равны, чем другие. Туркин — из других…

— Таня, миленькая, — Наташа выглядела по-настоящему встревоженной, — тебе не надо говорить такое.

— Ты права, — улыбнулась Татьяна. — Я просто злюсь, вот и все. Думаю, сейчас мне лучше прилечь, чтобы выглядеть свежо на концерте. — Они прошли в спальню, и Татьяна забралась в постель. — Наши стражники все еще здесь?

— Да.

— Тогда я посплю.

Наташа задернула на окне шторы и вышла. Татьяна лежала в темноте, размышляя о своей жизни. События последних часов потрясли ее. Гордая и независимая женщина, всемирно известная пианистка, получавшая награды из рук самого Брежнева, Татьяна почувствовала себя ничтожным винтиком в жестокой машине государства. Ей грубо и ясно показали, что она — ничто, что ее так же легко превратить в лагерную пыль, как отца, как миллионы соотечественников.