Террорист

Татьяна быстро пересекла Елисейские поля и вышла на площадь Согласия.

— Господи, нравится же ей так ходить, — буркнул Девлин.

Девушка свернула в тенистую прохладу сада Тюильри.

Хантер кивнул.

— Думаю, она направляется в Лувр. Дальше за ней нам надо идти пешком. Я объеду сад, припаркую машину и буду ждать у центрального входа.

В саду Тюильри была выставка Генри Мура. Татьяна остановилась и посмотрела на скульптуры. Девлин последовал ее примеру. Очевидно, скульптуры ее не заинтересовали, девушка направилась к главному дворцу Лувра.

Постояв возле «Победы у Самотраса» в начале лестницы Дару у главного входа, Татьяна перешла к статуе Венеры Милосской. Потом осмотрела картины Рембрандта. Надолго замерла у «Моны Лизы» Леонардо да Винчи.

Девлин приблизился к ней.

— Она улыбается, как вы думаете? — спросил он по-английски.

— Что вы имеете в виду?

— В Лувре существует давнее поверие, что иногда по утрам «Мона Лиза» не улыбается.

Татьяна повернулась к нему.

— Какая глупость.

— Но вы тоже не улыбаетесь. Боже мой, неужели вы переживаете из-за того, что разбили тарелку?

— Откуда вы это взяли? — девушка улыбнулась.

Перед ней стоял пожилой мужчина: руки в карманах широкого плаща, фетровая шляпа, сползающая на уши, и изумительно голубые глаза. Выглядел он нагловато-добродушно, а явно насмешливое отношение к самому себе невольно делало его привлекательным даже внешне, несмотря на возраст. Татьяна почувствовала какое-то странное, почти неподвластное контролю волнение. Ей даже пришлось глубоко вздохнуть, чтобы окончательно прийти в себя.

— Простите, — проронила она, прошла в «Гран Галери» и остановилась у картины Эль Греко «Христос на кресте». Она долго глядела на странную мистическую фигуру, не показывая вида, что чувствует присутствие Девлина за спиной.

— Что вам она говорит? — мягко спросил Лайам. — Разве здесь есть любовь?

— Нет. Скорее это ярость против смерти. Почему вы преследуете меня?

— Неужели?

— Да, от самого сада Тюильри.

— Правда? Ну конечно же. Не получается у меня делать это незаметно.

— Вовсе не обязательно. Вы из тех, на кого стоит посмотреть.

— Щедрое у вас сердце.

Странно, но ей вдруг захотелось расплакаться.

Девлин мягко взял девушку за руку.

— Не волнуйтесь, пожалуйста. Вы мне так и не сказали, что говорит вам картина Эль Греко.

— Я не получила христианского воспитания и я не вижу никакого Спасителя на кресте. Просто человек, которого мучают и унижают жалкие мелкие людишки. А вы?

— Без ума от вашего акцента. Напоминает акцент Греты Гарбо в фильмах, которые я видел, когда был еще совсем пацаном. Задолго до вашего рождения.

— Имя Гарбо мне известно, я польщена. Однако вы мне не ответили, что эта картина значит для вас?

— Глубокий вопрос, если принять во внимание сегодняшний день. Именно сегодня в семь часов утра в соборе святого Петра в Риме прошла совершенно необычная месса. Служили сам Папа римский и кардиналы Великобритании и Аргентины.

— И это к чему-нибудь приведет?

— Увы, месса не остановила продвижение английского флота, как и не удержишь аргентинские «Скайхоки» от атак на эти корабли.

— И что это значит?

— Что Всевышний, если Он, конечно, существует, здорово веселится за наш счет.

Татьяна нахмурилась.

— Думаю, вы не англичанин.

— Ирландец.

— А я считала, что ирландцы очень набожны.

— Справедливо. У моей старой тетушки Ганны на коленях были мозоли от постоянного моления. Три раза в неделю она водила меня в церковь, когда я мальчишкой жил в Друморе.

Татьяна Воронина оцепенела.

— Что… Что вы сказали?

— Друмор. Маленький городишко в Ольстере. Церковь Святого Спасителя. Я отлично помню своего дядюшку с приятелями после проповеди в пивной Мерфи.

— Кто вы такой? — смертельно побледнела Татьяна.

— Ну, радость моя, могу точно сказать только одно, — Девлин провел рукой по ее темным волосам. — Я не Кухулин — последний из героев.

Прищурившись, Татьяна в гневе схватила Девлина за руку.

— Кто вас подослал?

— Фигурально выражаясь, Виктор Левин.

— Левин? Но он мертв. Погиб где-то на Аравийском полуострове несколько месяцев назад. Отец мне про это говорил.

— Генерал Масловский? Конечно, говорил, почему бы и нет? Но на самом деле все было по-другому. Виктор спасся. Стал перебежчиком, как у вас говорят. Прибыл сначала в Лондон, а потом в Дублин.

— Что с ним?

— Убит Михаилом Келли, или Кухулином, или как там его еще называют, — жестко сказал Девлин. — Это тот самый человек, который убил вашего отца двадцать три года назад в Друморе на Украине.

Татьяна пошатнулась. Девлин поддержал ее.

— Обопритесь на меня, я выведу вас на свежий воздух.

Они сидели на скамейке в саду Тюильри. Девлин вынул свой старый серебряный портсигар и предложил Татьяне сигарету. Она отрицательно покачала головой.

— Вы какой-то странный для секретного агента. Ведь вы именно агент, я не ошибаюсь?

Девлин так расхохотался, что Тони Хантер, почитывавший газету на скамейке напротив, вздрогнул и с тревогой посмотрел на них.

— Боже упаси! Вот моя визитная карточка.

— Профессор Лайам Девлин. Тринити-колледж. Дублин. — Татьяна взглянула на Лайама. — Профессор чего?

— Английского языка и литературы. Оскар Уайльд, Шоу, О’Кейси, Брендан Беан, Джеймс Джойс… Смешанная получилась компания, католики и протестанты, но все они ирландцы. Можно мне забрать обратно карточку, а? Их у меня так мало…

Девлин спрятал визитку в бумажник. Татьяна спросила:

— Каким же образом профессор старинного и всеми уважаемого учебного заведения оказался замешанным в подобные дела?

— Вы слышали об Ирландской Республиканской Армии? Я был членом этой организации с шестнадцати лет. Сейчас уже нет. Мне разонравились методы борьбы, которые исповедует ИРА.

— Вы романтик в душе, профессор Девлин.

— Неужели?

— Только романтик способен надеть такую дурацкую шляпу. И еще: никаких бомб в ресторанах, иначе могут пострадать невинные люди. Думаю, вы без колебаний можете убить человека, хотя предпочитаете встречу с равным по силе противником.

От ее слов Девлину стало не по себе.

— Боюсь, что вы живете в мире Фрейда, созданном собственным воображением. В мире, который так любит генерал Масловский.

Татьяна напряглась.

— Вы не имеете никакого права насмехаться над ним. Он добр и внимателен ко мне. Другого отца у меня не было и нет.

— Может быть. Но так было не всегда.

— Ну, хорошо, профессор, — Татьяна зло посмотрела на него, — мы достаточно напикировались. Не пора ли сообщить, зачем я вам нужна?

Девлин постарался ничего не опускать: начал с приключений Виктора Левина и Тони Вильерса в Йемене и закончил убийством Билли Уайта и Левина в окрестностях Килри. Когда он замолчал, девушка долго сидела, не произнося ни слова.

— Левин говорил, что вы помните Друмор и события, которые там произошли, помните обстоятельства убийства своего отца.

— Эти воспоминания преследуют меня как какой-то кошмар, словно все происходило с кем-то другим, а не со мной.

— Помните ли вы Михаила Келли — нынешнего Кухулина?

— Я не забуду его до самой смерти. У него было такое странное лицо, лицо юного святого, полное боли и скорби. Святого с пистолетом — есть ли что-нибудь более кощунственное?! Но он был так добр ко мне, вот что меня больше всего поразило.

Девлин взял ее за руку, и они медленно пошли по тропинке сада.

— Масловский когда-нибудь говорил вам о событиях того дня?

— Нет. — Рука девушки окаменела.

— Спокойно, спокойно. Скажите мне тогда главное. Вы сами не пытались с ним поговорить об этом?

— Да нет же, нет, черт бы вас побрал! — Татьяна вырвала руку.

— Значит, вы не захотите это сделать, да? Не желаете открывать банку с червями ненависти и отмщенья?