Земля вращается со скрипом (сборник)

Седой отрицательно машет головой.

-Только сегодня. Нужно покончить с этим раз и навсегда.

Он закуривает и встает из-за стола.

Ничего не убирай. Я скоро вернусь.

Уверен?

-Да. Возьму костюм, рубашки, джинсы, плавки... И Биб­лию.

Библию?

В ней я прячу заначку.

Почему в Библии?

Потому что такая ведьма, как моя, никогда в жизни ту­да не полезет.

Он уходит.

Чувствую, что самым правильным было бы отправиться вместе с ним, но трезвым я плохо переношу выпивших лю­дей.

Ладно, успокаиваю себя. Ничего с ним не станется.16.

...Седой ушел около пяти, а сейчас уже полдесятого.

Не то чтобы я сильно за него волнуюсь, он взрослый му­жик, и я ему не нянька, но все-таки на душе «скребутся кош­ки». Живем в страшное время. Убить могут за вшивый мо­бильный телефон. Да что там телефон! За бутылку убивают.

Он был не особенно пьяным. Но я прекрасно знаю Танилюка. Он же будет заглядывать в каждый бар по дороге. А в такой ситуации силы могут закончиться раньше, чем деньги.

Нет у нас культуры пития. Пьем без меры. Что попало. Мешая водку, пиво и коньяк. Почти не закусывая. Зачем та­кого убивать, чтобы ограбить? Достаточно подождать - сам свалится.

Хотя мы народ стойкий, закаленный... Уже и сил никаких нет, и сознания, в общем, тоже, и речь бессвязна, но мы до­ходим, доползаем до родного порога. «Здравствуй, мама, воз­вратился я не весь».

Тем не менее, решаю убедиться, все ли с ним в порядке.

Вначале звоню ему. Глухо. Тогда звоню Джульке - его за­битой жизнью супруге.

Привет, - говорю. - Седой пришел?

Приперся, - отвечает. - Час назад. В разобранном состо­янии.

Спит?

Ага, его уложишь. Позвать?

Она пытается подавить в себе раздражение, старается не демонстрировать его мне, но голос все равно выдает ее ис­тинное отношение.

Не обязательно, - говорю. - Просто хотел убедиться, что он не попал в историю.

Сейчас.

Спустя четверть минуты в трубке раздается глухой голос Седого.

- Ленька, короче, она меня не пускает.

Ну правильно. Ложись спать.

Я ей объясняю. Что я ухожу на-все-гда, и мое решение незбы... незыблемо, а она говорит: «Завтра поговорим». А я решил - сегодня. В смысле, я давно решил. Хватит! У меня нервы тоже не провода телеграфные, не фиг на них сидеть!..

Но она упрямая, как водка.

Хорошо, - говорю. - Ложись спать. Завтра поговорим.

И ты туда же!

- И я, Цезарь. Пока.

Даю отбой.

«Упрямая, как водка», - сказал он о ней.

Я прекрасно понимаю логику этой фразы. Знаю, о чем он. Танилюк всегда похмелялся. Но по утрам его организм водку не принимает. Я неоднократно наблюдал, как он опорожнял стакан, но водка рвалась наружу. Он осторожно вырыгивал ее в стакан, помутневшую... Он матерился и вновь отправлял содержимое стакана в глотку. Снова начиналась борьба. Иногда он ее выигрывал, иногда нет. Но не сдавался!

Думаю, что он был куда упрямей, чем водка.

17.

Под утро мне снилась какая-то ересь. Будто прихожу до­мой и слышу - кто-то в ванной. Я-то уже знаю кто. Врываюсь, а там никого. Слышу, на кухне. Я туда, и там нет Сони. Нико­го нет. В комнате! Я в комнату! Где она? И как ей удается пе­ремещаться незамеченной. Чертовщина...

Замахавшись ловить Соню по квартире, я будто бы при­лег на диван. Голова разболелась. Прилег, глаза прикрыл... и услышал Сонин голос над собой:

- Вставайте, граф, зовут из подземелья.

Я открываю глаза и действительно вижу стоящую надо мной Соню. И это не сон. Я проснулся.

- Вот тебе раз, - говорит. -Ты что - проспал? Почему ты не на работе?

Во-первых, меня уволили. А во-вторых... Какой сегодня день? Воскресенье?

Суббота.

А во-вторых, мне снова на работу аж послезавтра. Но в другом качестве.

Ничего не поняла. В общем, ты сегодня дома.

Я тоже мало что понимаю. Например, откуда у вас клю­чи от квартиры.

Это мои ключи.

Я привстаю, опершись на локти:

Что значит - мои? Откуда?

До тебя эту квартиру снимала я. Два месяца. А потом Михаил Николаевич повысил плату. А деньги у меня кончи­лись, я и по старой плате не могла. Вот я и переехала к подруге в общагу. Но у них там вторую неделю нет воды.

Ясно, - говорю, - ясно. Но ведь, съезжая, вы должны бы­ли отдать ему ключ.

Я и отдала.

Тогда каким образом ...

На старый Новый год я потеряла ключ. Позвонила Михаилу Николаевичу. Он сделал другой, отдал его мне. А спус­тя месяц я нашла тот, первый.

-Где?

В сумочке.

-М-да...

Допрос окончен? Можем идти завтракать?

Можем. Иди, мне надо одеться.

Я решил тоже перейти на «ты».

Стесняешься? - спрашивает она.

Представь себе, - бурчу в ответ.

Надо же! Как вламываться ко мне без стука в ванную -пожалуйста! - никаких стеснений.

Я не знал, что там ты.

Какая разница. Кто бы там ни был, интеллигентные лю­ди прежде, чем войти, спрашивают разрешения.

Чего ты, - интересуюсь я, - хочешь?

Она усаживается в кресло.

Справедливости.

Да ради бога.

Отбрасываю одеяло, встаю...

Я так и знала. Любишь спать голым?

Почему бы нет. Если один...

Я тоже. Если не одна.

Одеваюсь. И мы отправляемся на кухню. Завтракать.

18.

На завтрак Соня сварила гречку, пожарила гренки с яй­цом, открыла банку с кабачковой икрой.

Сидим, кушаем. Я изредка поглядываю на нее исподло­бья, изучаю.

Ты не похожа на приезжую.

Не похожа, - соглашается она. - Я местная.

-А зачем, - спрашиваю, - квартиру снимала?

- Жить негде. Папу удар хватил. Парализовало. Мама за ним третий месяц ухаживает. А я его таким видеть не могу. Больно и страшно.

-Другими словами, сбежала от проблем и ответственности. Думал, она обидится. Оскорбится. Или начнет оправды­ваться. А она только кивает в ответ.

- Да, - говорит, - сбежала.

Я удовлетворен и слегка разочарован. Я готовился к ата­ке, а противник спокойно вывесил белый флаг и тут же забыл о моем существовании.

Был у меня в юности знакомый философ. Отстаивал идею замкнутого круга. Якобы каждый человек всю свою жизнь движется по кругу. Совершает одни и те же ошибки, сближа­ется с женщинами определенного типа, делает судорожные попытки вырваться из этого порочного круга, и те, кому уда­ется, - попадают в другой круг, затем пытаются вырваться из него, попадают в следующий и, по сути, движутся по кру­гу. Примерно так.

Но я не об этом. Сам философ был забавен. Что бы я не ут­верждал, он тут же занимал противоположную сторону и спорил со мной часами, спокойно и аргументированно.

Тема спора не имела значения. Его занимала сама дис­куссия. Игра ума. Эквилибристика мысли.

Я мог сказать простую ничего не значащую фразу, к при­меру:

- Ну и погодка, аж жить не хочется.

И он принимается уверять меня в том, что именно мое на­строение окрашивает погоду в мрачные тона, а не наоборот.

Доходило до смешного. Однажды я заметил, между про­чим, что не люблю костлявых женщин. Он стал доказывать, что на самом деле - люблю. Закончилось все тем, что он меня убедил. Плавно подвел к тому, что ненависть - есть последняя степень любви, как грязное есть последняя степень чистого.

Мне очень нравилось бывать в его обществе. Обожал я с ним вот так посидеть и поспорить на отвлеченные темы.

Мягкий голос Сони выводит меня из области преданий:

Насколько я понимаю, то кресло раскладывается?

Да, это кресло-диван.

-Так, может, я у тебя переночую. Месяц-другой. Я говорю: -Ночуй. Она говорит:

- Могу готовить, стирать, убирать и поддерживать види­мость беседы.

-То, что надо.

- Могу с тобой переспать.Я делаю вид, что всерьез обдумываю ее предложение, по­том отвечаю: