Страница 4 из 38
Прах Ягунова и других героев решили предать земле в центральном сквере поселка Аджимушкай, у обелиска. К этому месту в сопровождении почетного эскорта и тысяч людей двинулась траурная процессия. За гробом командира шли немногие из его бойцов, доживших до сегодняшнего дня, шла дочь Клара Павловна Ягунова...
Короткий митинг. Минута молчания. Ружейные залпы. Горсти земли в могилу. Огромные букеты цветов, венки. Солнце прорвалось сквозь тяжелые водянистые тучи, высветив надпись на мемориальной плите:
Полковник ЯГУНОВ Павел Максимович
командир
Аджимушкайского
подземного гарнизона
и
30 неизвестных солдат 1942 года.
Ближе к вечеру в вестибюле гостиницы я увидел среди аджимушкайцев ребят из молодежных поисковых отрядов. Владимир Щербанов, руководитель ростовского отряда, подвел ко мне пожилого человека в майорских погонах с широким рядом медалей на отутюженном парадном кителе старого образца.
— Познакомьтесь с Али Акиповичем Диасамидзе,— представил Владимир.— Брат его жены — лейтенант Янгуразов.
Старый военный грустно улыбнулся:
— В нашей семье долго не знали, где погиб Ибрагим. В сорок втором сестре сообщили, что он пропал без вести.
О том, как удалось установить имя погибшего под завалом лейтенанта Ибрагима Янгуразова, Щербанов писал в очерке «Как это было» (См.: «Вокруг света», 1986, № 11.).
— Я был значительно старше Ибрагима и помню его еще мальчиком. Воспитывала Ибрагима сестра Зухра, моя жена. Мне был он как сын, и мы ждали его сорок пять лет...— рассказывал Али Акипович по дороге в Аджимушкай.
Служивший в частях НКВД Диасамидзе, оказывается, и сам воевал в этих местах в мае 1942 года. Накануне отступления Красной Армии из Крыма он переправлялся по заданию командования с кавказского берега в Керчь и вернулся обратно, когда уже на переправе и в районе находящегося неподалеку поселка Аджимушкай гремели взрывы. Не знал он, что в числе ушедших в Аджимушкайские каменоломни, чтобы сражаться с врагом, был и его двадцатидвухлетний деверь. Сорок пять лет не знал...
Мы подошли к одному из глухих провалов. На дне воронки лежали потревоженные раскопками камни. Через соседний широкий провал, который называют «бутовским» (здесь художник-грековец Н. Я. Бут писал многие картины своей знаменитой аджимушкайской серии), начали спускаться в каменоломни. Восьмидесятилетний Али Акипович категорически отверг наш совет остаться наверху и мелкими шажками, держась за выступы, стал пробираться в узкую штольню, слабо освещенную падающим через провал дневным светом. Мы остановились у осыпи. Луч фонарика высветил затаившиеся в каменных глыбах проржавевшие осколки.
— Я выполнил завет твоей сестры, Ибрагим. Пришел к твоей могиле...— тихо произнес старый чекист.
Потом по подземным галереям мы прошли к месту, где в марте нашли останки Ягунова и неизвестного офицера. Я хорошо помнил эту галерею, проходил здесь с поисковиками не раз. Неподалеку, за ближней опорой-целиком, находилась низовка с солдатскими письмами, найденная давно, но окончательно раскрытая в прошлом году.
— Почему все-таки не смогли найти здесь захоронения? — спросил я уже на поверхности у полковника в отставке Сергея Михайловича Щербака, много лет помогавшего нашим экспедициям.
— Теперь-то кажется все просто,— ответил он.— В семидесятых годах мы не учли одного: после войны в этой части каменоломен продолжали добывать камень, подрезая наиболее мощные целики. И часть стены с надписью «Ягунов» была распилена и вывезена. Подземный коридор расширился. Мы пытались копать у стен, как и говорили очевидцы. Под тырсой, на уровне «пола», целик сохранился, копнули посередине широкого прохода, но на могилу не попали. Поисковые работы с самого начала надо было начинать планомерно, обследуя землю пядь за пядью, а не выборочно. Именно такой метод необходимо применять сегодня...
Щербак дал, безусловно, дельный совет нынешнему поколению поисковиков и, пожалуй, музейным работникам:
— Надо сохранить место захоронения Ягунова в том виде, каким оно открылось людям 9 марта этого года...
Поисковые экспедиции, как и прежде, будут отправляться в подземные галереи. Неожиданное открытие захоронения командира Аджимушкайского гарнизона убеждает: еще многое нам неизвестно.
Керчь — Москва
Алексей Тарунов, наш спец. корр.
У кунов, на архипелаге Сан-Блас
Воздушное испытание нервов и желудков подошло к концу, и «аэротакси», попрыгав по неровной посадочной полосе острова Порвенир, застыло возле двухэтажного здания. Пилот Эдуардо Лобо развел руками:
— Дорога, конечно, ухабистая,— сказал он.— Зато быстро.
Спешу в спасительную тень около здания, где ко мне подходит низкорослый крепыш с черными, цвета воронова крыла, волосами и чуть раскосыми, широко поставленными глазами. Меня поразил цвет его кожи — не просто смуглый, но чуть ли не кирпичного оттенка. Он назвал мою фамилию, я кивнул, и он представился:
— Альберто Васкес, ваш гид. Добро пожаловать на Сан-Блас!
Легенда о возникновении архипелага Сан-Блас (его также называют Лас-Мулатас — архипелаг Мулаток) гласит, что творец трудился целый год, создавая по острову в день и аккуратно расставляя их вдоль карибского побережья Панамы. Видимо, год тот был високосным, потому и островов в архипелаге оказалось 366.
Цепь островов начинается в заливе Сан-Блас и тянется параллельно одноименной горной гряде на целых полтысячи километров, до залива Дарьей, до самой Колумбии. Большинство островков — «с ноготок» — всего несколько сотен квадратных метров. Все они формировались по одной схеме: на коралловые отложения волны наносят песок, ветер забрасывает с побережья семена растений и... Обитаемых островов в архипелаге 51.
Двухмиллионное население Республики Панама весьма пестро по этническому составу. В «этническом котле» смешались потомки испанцев и африканских рабов, китайцы и индусы, а на четверть население состоит из индейских народов и племен. Индейцев чокоэ, живущих в провинции Дарьей, всего шесть-семь тысяч, индейцев гуайями — около 45 тысяч. На фоне этнической чересполосицы население Сан-Бласа, куны,— одна из наиболее крупных этнических групп, составляющих семью индейских народов страны. На архипелаге Сан-Блас кунов примерно 24 тысячи, да еще полторы-две тысячи — в провинции Дарьен, одном из самых глухих и труднодоступных районов перешейка.
Первооткрывателем архипелага считают испанского конкистадора Родриго де Бастидаса. Он в сопровождении Хуана де ла Косы и Васко Нуньеса де Бальбоа достиг побережья Панамы в 1501 году. Кто нарек именем Сан-Блас мыс, залив и весь архипелаг — неизвестно. По одной версии это сделал Христофор Колумб в ноябре 1502 года во время своего четвертого плавания в Новый Свет. Зато вполне достоверно, что первое обследование земли кунов провел конкистадор Диего де Никуэса, описавший ее как «болотистую, нездоровую и редконаселенную». Произошло это в 1509 году.
К моменту появления в Панаме испанцев куны выращивали кукурузу и фасоль, тыкву и маниок, хлопок и табак. Испанцев поразили яркие ткани, изготовлявшиеся на примитивных ткацких станках, вырезанные из твердого дерева фигурки и женские украшения из самородного золота, намытого в горных реках. А вот гончарное дело кунам было почти неведомо.
Аборигены рассказали пришельцам, что давным-давно, когда бог только-только успел расставить острова вдоль побережья и поселить на них кунов, спустились с неба на землю «великие нэле» — родоначальники племени. Они обучили кунов языку и некоторым ремеслам, показали, как строить хижины из бамбука и листьев пальм, а из их стволов выдалбливать пироги, как рыбачить, обрабатывать землю, плести гамаки, ткать и вышивать.