Страница 2 из 38
Хорошо, не смутился поэт, приезжай в марте — апреле. Морозы упадут градусов до тридцати пяти, и солнышко светит... Однако снега здесь бывают такие, что лошади, прорывая в сугробах ходы-траншеи, скрываются в них едва ли не по холку.
— Ладно,— смеясь, махнул рукой Николай Герасимов.— Приезжай летом на ысыах. Посмотришь наших лошадей на скачках...
Так я и оказался на празднике.
В программе ысыаха значилась проводка скаковых лошадей. Первой выпустили на поле белую длиннохвостую коренастую лошадку чистых якутских кровей. Вел ее, накрытую кумачовой попоной, пожилой якут в атласной рубахе за черно-белый, свитый из лошадиного волоса недоуздок. Как всякая якутская лошадь, голову не задирала, но ступала с затаенным достоинством.
Затем провели еще нескольких. Их тоже можно было принять за якутских, но далее пошли тонконогие, высокие рысаки, которых, несомненно, выращивали специально для скачек где-нибудь в донских или орловских степях.
Стоит ли удивляться, что в первых же заездах все якутские лошадки остались далеко позади. Я видел, как сидевшие на них парни стыдились смотреть людям в глаза.
А стыдиться было нечего. Якутская лошадь — трудяга. Издавна славилась она неутомимостью, с тюками наперевес в одном и том же темпе может идти сквозь тайгу, по горам, одолевая труднопроходимые якутские болота — бадараны. К тому же, обладая удивительной способностью отъедаться за короткое полярное лето и еще отложить жировой запас на зиму, умея, как дикий олень, «копытить» в студеную пору, доставать из-под снега корм, она оказалась как нельзя более приспособленной для здешних суровых мест. Вспомните, все Великие северные экспедиции состоялись с ее участием. Сколько их, лошадей, пало, помогая отважным русским землепроходцам пробивать дорогу к берегам Тихого океана. Первооткрыватели золота и алмазов тоже передвигались поначалу на лошадях. Да и потом уйму груза перевезли эти лошадки на отдаленные прииски и рудники. Не так уж давно появились на Севере вездеходы, автомобили и вертолеты.
Я не мог не болеть на этих скачках за якутскую лошадь, с нетерпением ожидая второго дня соревнований.
Жара выдалась не полярная: тридцать восемь градусов! Вот уж никак не мог подумать, что встречу знойное лето в Якутии. Время от времени люди уходили с ысыаха на берег Вилюя смочить голову, а самые отчаянные даже купались.
Заезд был тяжелым: шесть километров. Стартовало шесть наездников. Среди скакунов серый в яблоках рысак, который выиграл все предыдущие скачки, и несколько невысоких якутских лошадей. Белая, пегая, темной масти... Рядом с гнедыми и рыжими скакунами они выглядели не лучшим образом.
— А ты знаешь,— обернулся ко мне рядом стоявший старик,— сколько лет якутской лошади? Она — ровесница мамонта. Об этом не так давно в газетах писали. Раньше-то все спорили: откуда она появилась? Говорили, что пришла с якутами из Прибайкалья, да на монгольских лошадей не похожа. Тогда ученые предположили, что якуты повстречались здесь с коренными белыми полярными лошадьми. Судя по легендам, те сами к ним пришли на дым костров, спасаясь от комара. Но жили ли лошади в столь давнее время в здешних краях, подтверждений, находок достоверных не имелось...
В это время ударили в колокол, выстроившиеся скакуны рванулись вперед, а черная якутская лошадка задержалась, пошла даже назад. Рысак в яблоках возглавил заезд. А мой сосед-старик лишь усмехнулся такой досадливой заминке якутской лошадки. И снова заговорил, продолжая следить за скачками...
Несколько лет назад на одном из рудников был найден в вечной мерзлоте труп ископаемой лошади. Геологи приняли ее поначалу за лошадь современную, так она хорошо сохранилась, и выбросили в отвал. Об этом узнал ученый Русанов, что постоянно ездит на раскопки мамонтов. Год ждали, когда можно будет раскопать отвал. Премию назначили золотодобытчикам, чтобы не просмотрели останков лошади. Потом в Ленинград отвезли, там и установили: лошадь в Якутии жила тридцать с лишним тысяч лет назад. Во времена мамонтов. Но как доказать, есть ли связь у тех лошадей с нашими, современными? Пришлось забить для параллельных исследований из стада верхоянских лошадей жеребца.
— И оказалось,— рассмеялся довольным смехом старик,— что современная якутская лошадка — самая близкая родня доисторической. От нее и пошла порода...
Лошади пробежали уже большую часть первого круга, и серебристый скакун в яблоках шел первым. Но черная лошадка, шедшая последней, медленно начинала догонять остальных. Постепенно, круг за кругом, она обходила соперниц. Потом отстал на добрую сотню метров и гордый красавец серый в яблоках скакун. И тут ударил гонг — победа!
Якуты — азартные болельщики. Трибуны взорвались гулом сотен голосов. Рядом, перекрывая шум, кто-то радостно кричал:
— Ураган из совхоза Тойбохойский. Взял-таки опять первый приз!
А над головами болельщиков уже плыл золотистый чорон, тот, что держала сказительница. И вместе со стариком я поспешил туда, где проваживали на опушке еще не остывших лошадей. Победитель был весь мокрым от пота, но дышал в отличие от серого в яблоках скакуна легко. Всем своим видом он давал вроде понять, что не будь такой жары, смог бы столько же пройти и еще. Вот тебе и ровесник мамонта! Якутской лошади большие заезды подавай, где надо выносливость показать. Ведь проводились же в старину скачки на якутских лошадях и на 12 километров, и даже на 17.
Мне вдруг вспомнилась запись Вацлава Серошевского, которую он сделал в Намском улусе в 1891 году. Рассказывая о том, что когда-то «ысыахов было много, устраивать их мог каждый по любому поводу, но главных всегда было два: малый — весной, когда трава покрывала землю, и большой — в половине лета, на который сходился весь улус», старики не стали скрывать, что «теперь ысыахи повывелись».
«Скуп стал народ! — твердили старики.— Кобыл якуты перестали доить, все обеднели, стада рассеялись, а люди все больше гоняются за деньгами. Нет больше ни борцов, ни богатырей, ни богатых людей...» И вот теперь, почти столетие спустя, прилетев в поселок Суртан, что стоит на берегу Вилюя, я убедился: нет, не умер ысыах, живет. И не только в этом отдаленном уголке Якутии. Он будет жить, пока жив народ.
Суртан — Москва
Валерий Орлов, наш спец. корр.
Командир подземного гарнизона
Задолго до нынешнего экспедиционного сезона, в начале весны, в редакцию позвонили из Керчи. Сообщение музейного работника прозвучало неожиданно: «9 марта в Аджимушкайских каменоломнях при ведении реставрационных работ, недалеко от места базирования штаба подземного гарнизона, найдены человеческие останки в гробу. Гроб, сбитый из бортовых досок автомашины, обнаружили на середине перехода выработки. Он находился на глубине 88 сантиметров и был засыпан тырсой. Предстоит экспертиза...»
Из всех защитников «подземной крепости» единственным, кого, по воспоминаниям очевидцев, похоронили в 1942 году в гробу, был полковник Павел Максимович Ягунов (Полковник Ягунов родился 10 января 1900 года в селе Чеберчина Дубенского района Мордовской АССР. В 1919 году был призван в Красную Армию, участвовал в боях с белоказаками и английскими интервентами. Позже окончил 4-ю Ташкентскую объединенную военную школу, курсы «Выстрел». Осенью 1941 года его назначают командиром 138-й горно-стрелковой дивизии, которая с середины января 1942 года воевала на Керченском полуострове. Вскоре Ягунов уже начальник отдела боевой подготовки штаба Крымского фронта. 14 мая он принимает руководство обороной в поселке Аджимушкай, защищая подступы к переправе через Керченский пролив.). Командир подземного гарнизона погиб случайно: при осмотре трофеев в его руках разорвалась фашистская граната или мина. Все, кто находился в ту пору в каменоломнях,— трагический взрыв прогремел в первой половине июля — знали о происшедшем. На посту командира Ягунова сменил подполковник Г. М. Бурмин.