Любимые не умирают

   —  Целый год? Я не доживу! Помру с тоски по тебе.

  —   Так уж и помрешь? Найдешь другого.

  —   Нет! Я тебя люблю! Одного единственного на всю жизнь! Коленька, милый мой, родной, не уезжай! Останься со мной! Без тебя не станет жизни, помру от печали! Не уезжай! — обхватила за шею горячими, сильными руками, прижалась всем телом накрепко.

  —   Вот ситуевина! Что же мне теперь делать с тобой? Везти в город, к мамке? Она конечно примет. Но зачем,— чесал Колька затылок.

  —   Тебя никто не полюбит, как я! Ведь у нас ребенок будет. Наш! Ты его отец! Не дай погубить душу! Это наше с тобой. Слышь, Коля! Отцом станешь!

  —   Во, мамке сюрпризы привезу. Сразу полные карманы перемен. Мало с бабой вернусь, так она еще и заряжена. Хотя, мамка лишь порадуется, она только и мечтает от дружбанов меня оторвать, а кто лучше семьи с тем справится? Как родится ребенок, тут не до корешей, вкалывать придется вдесятеро. А может плюнуть на все, чего спешить? Жениться всегда успею,— пытается отговорить самого себя, но тут же растерялся:

  —   А как? С кем будет расти мой ребенок?

   —  Если уедешь, я удавлюсь иль утоплюсь. На твою душу двойной грех ляжет за двоих погубленных,— повисла Катька на шее Кольки.

  —   Во, дура, полоумная! Я что тебя в петлю толкаю? Чего мелешь глупое? А если б от Васьки понесла?

  —   Давно б сгнила в земле. Но брата не любила. Не хотела видеть. А ты мой единственный, самый родной! В тебе моя жизнь! Может я и вправду корявая, тупая, зато всегда стану стараться, чтоб угодить тебе во всем. Вот посмотришь, я не хуже других!

  —   Дай подумать одну ночь. Завтра утром скажу, что решил. Мне все осмыслить нужно.

   —  Ты не думай, я и в городе работу себе найду, не буду сидеть на твоей шее! — уговаривала Катя.

   Расстались они у ее калитки. Скрывать их встречи стало смешно. Вся деревня за их плечами шепталась и ждала, чем кончится этот роман?

   А утром Колька забрал Катьку из дома под вой и смех родни. Вместе с двумя пузатыми чемоданами затолкал девку в автобус и повез домой, в город.

   —  Привет, мамульчик! Вот и вернулся!

   —  Здравствуй, зайка, лапушка моя! — обняла Евдокия сына.

  —   Я не один. С женой, она уже беременна! — указал на Катьку.

   —  Как это так? Уже жена, почти с дитем? — оглядела девку пристально и продолжила:

   —  А может оно и к лучшему, что все вот так сложилось! Входите дети в дом и будьте в нем счастливы! — смахнула слезу.

Глава 2. Оглобля

   Катька стояла за спиной Кольки, боясь переступить порог квартиры.

   —  Ну, что ж вы робеете? Входите! — позвала ее Евдокия и девка, набравшись решимости, вошла, разулась и прошмыгнула в комнату следом за Колькой, любопытно оглядываясь по сторонам.

   —  Как зовут вас? — спросила ее хозяйка.

  —   Катя,— ответила тихо, еле слышно.

  —   Красивое имя. А меня Евдокия Петровна,— улыбнулась приветливо. И указала на ванную комнату:

  —   Умойтесь с дороги, я пока на стол соображу.

  Девка умылась наспех. Оглядела себя в зеркале,

причесалась, вошла на кухню:

  —   Давайте помогу,— предложила Евдокии, та попросила сделать салат из помидоров и огурцов. Но вскоре отобрала у девки все, отослала в зал, слишком крупно, грубо по-деревенски нарезала девка огурцы и хозяйка, поморщившись, переделала Катькино. Про себя обругала неумеху.

  Когда все сели за стол, Евдокия налила вина в рюмки и предложила тост за знакомство, свет и тепло молодой семьи в этом доме.

   —  Пусть все у вас получится и радость не оставляет ни в одном дне! — выпила одним духом. Понемногу за столом завязался разговор:

  —   Катя! А вы в деревне где работали?

  —   В свинарнике! — ответила, робея.

  —   Какое образование?

  —   Семилетка. Я средь девок самая грамотная. Другие, как закончили четыре класса, на том и все. Кончилась их наука. Дальше не пустили родители, работать послали. А я и дальше училась бы, но в деревне только семилетка, не хотели учителя к нам ехать. А деревенским грамота ни к чему. Были б руки, да спина покрепче! — разговорилась Катька.

  —   А родители где работали?

  —   В свинарнике. Их даже в Москву на выставку возили, за хороший опорос. По двадцать шесть поросят за раз приносили! Они и теперь так плодят!

  —   Ну, в городе свиней не держат, придется другую работу искать,— глянула на смутившегося сына сквозь смех. Тот смотрел на мать, отчаянно краснел.

  —   Мне загодя приданое справили. Полное. Вот обживусь тут малость и привезу его. У меня перина такая, что одной не поднять на койку. Простыней, подушек и одеялок по дюжине. Полотенцев на всю жизнь напасли. Рубахи и халаты в чемодан не влезут. С детства к моему замужеству готовились, не то, что другие, сами на выданье, а приданого нет! — посмотрела на Кольку, сидевшего напротив, тот угнул голову, молчал.

  —   У меня и скатертей, и занавесок прорва. Все вышитые. Не будем на стол клеенки стелить. Только скатерти, как в деревне, от них родной дух пойдет,— говорила Катька.

  —   Вы ешьте! Наверное, проголодались с дороги!— предлагала Евдокия. Но сын, ничего не говоря, вышел из-за стола, лицо Кольки было перекошено. Он поспешил в спальню, завалившись в свою постель, попытался уснуть, но долго ворочался с боку на бок, чертыхался, материл себя и Катьку последними словами. А девка помогала Евдокии убрать со стола. Носила на кухню тарелки и все отвечала на вопросы свекрови:

  —   Катя, вы расписались с Колей?

  —   Нет покуда...

  —   А почему?

  —   Он не предложился. Наверно ждет, когда ребенок народится. Заодно все сделаем. Дитенка запишем и сами оформимся.

  —   Какой у вас срок беременности?

  —   Третий месяц...

  —   Быстро ж вы решились. А ведь совсем не знали друг друга. Рисковая, отчаянная женщина. В наше время так не спешили,— поджала губы Евдокия Петровна.

  —   Легко вам говорить! В городе мужиков целое море. Какого-то всегда отловить можно. В деревне где их взять? На все про все, вместе со старыми и малыми не больше десятка мужиков наскребется. В соседних деревнях и того меньше. А девок больше чем мух на куче. Любому мужику рады, что подарку. Чуть зазевайся иль отвернись, из-под носа уволокут. И не увидела б его! Да что долго говорить? Я к подружкам дня три не выходила, месячные пошли, а Кольку уже чуть на части не растянули наши девки. Оно и понятно, нормального парня годами не видят.

  —   А у вас тоже никого не было?

   —  Нет. Откуда взяться? Те, какие жили в деревне, ушли в армию и не вернулись со службы. Застряли в городах. Другие поступили учиться. Их нынче в деревуху никакой самогонкой не заманишь. Один только Вовка Снегирев стал начальником на аэродроме, а жениться приехал в свою деревню. И взял ту, с какой с самого детсада дружил. Вот у них теперь пацанчик растет. Но ведь он один. Другие жен на стороне находят. А в деревню только на похороны родителей приезжают.

  —   Кем же вы хотели стать? О чем мечтали? — спросила Евдокия Катю.

  —   Все время мечтала выспаться.

   —  Я о работе, где хотелось бы устроиться?

  —   А чего об ней заботиться было? Едва глаза продрала, ее кучу навалило. Корову подои, всех накорми, в доме истопи и прибери. Пока управишься всюду, о себе вспомнить некогда, бегом в свинарник. Пока там все поделаешь, спина взмокнет. Опять домой бегом. Там делов прорва, их никогда не убывало. Спина и лоб не успевали просыхать.

   —  Ну, а в детстве кем хотели стать?

  —   Депутатом, как наш Савелий. Раньше на коровнике командовал. А теперь ни хрена не делает, только сивуху жрет. Пузо уже на коленки сползло. Вовсе разжирел. А про работу совсем забыл. Его иногда в город вывозят на совещания, чтоб за деревню вступался. Да только не получается у него городских убедить. Сколько лет в депутатах, а жизнь у нас не стала лучше. Знать, не умеет Савелий ничего, кроме как на коровнике горло драть. Вот я бы добилась, но не выбрали,— вздохнула Катя.