Страница 9 из 186
убежден в том, что не понравится гостьям из Германии. Всё, однако, обошлось как нельзя
лучше. 15 июня князь Григорий Орлов встретил ланд-графиню и ее дочерей на подъезде к
Гатчине, где их уже ждала Екатерина, пожелавшая таким образом избежать неловкостей
официального приема. В окрестностях Царского Села, куда приехавшие направились из
Гатчины, их ожидал великий князь со своим воспитателем Никитой Ивановичем
Паниным.
С первого взгляда молодые люди понравились друг другу, и три дня спустя, 18
июня, Екатерина просила у ланд-графини от имени Павла Петровича руки принцессы
Вильгельмины. Согласие было дано незамедлительно. 15 августа, после миропомазания
принцессы, принявшей в православии имя Натальи Алексеевны, было торжественно
отпраздновано обручение.
Важная деталь. Обязательное условие русского двора о перемене религии
немецкими принцессами, выходившими замуж за русских великих князей, никогда не
казалось Европе делом бесспорным и безупречным в нравственном отношении. Вольтер в
переписке с Екатериной — случай редкий, едва ли не единственный — не удержался от
соблазна съязвить насчет «натализации» дармштадтской принцессы (из Вильгельмины в
Наталью). Отповедь, последовавшая из Петербурга, по тону была резкой, по существу
двусмысленной (глубокая внутренняя связь между лютеранством и православием).
Впрочем, для Екатерины, в свое время также сменившей веру, тема эта оставалась, надо
полагать, непростой.
Ассебург, кстати, при переговорах в Дармштадте, по-видимому, не совсем четко
разъяснил требования Екатерины относительно смены религии избранницей Павла. Во
всяком случае ланд-граф Людвиг включил в состав свиты своей жены президента
дармштадтских земельных коллегий Карла фон Мозера, поручив ему договориться в
Петербурге, чтобы дочь его осталась лютеранкой. Однако попытки Мозера выполнить
данное ему поручение успеха не имели. Он с горя заболел, бормоча о «ненужности своей
поездки с самого начала».
Каролина, не желавшая осложнять отношения с Екатериной вмешательством в
столь щекотливый вопрос, послала в утешение мужу, считавшемуся лучшим
барабанщиком Германии, барабан российского императорского кавалергардского полка.
Екатерина успокоила волновавшегося Мозера другим способом. Приняв и обласкав
его, она сказала между прочим, что принадлежит к числу немногих монархов, читавших
его книгу «Господин и его слуга» (в 1766 году изданную в России на русском языке с
посвящением Екатерине). Стоит ли говорить, что и Мозер, и второй известный
немецкий писатель Иоганн Генрих Мерк, также сопровождавший ланд-графиню в
поездке, после возвращения на родину влились в толпу поклонников Екатерины? Мерк
знакомил читателей немецких журналов с новинками русской литературы, а Мозер,
рассказывая о своих впечатлениях от поездки, говорил, что Россия, управляемая
«философом на троне», стала «отечеством для гениев и умных голов со всего мира».
И еще одно. В многотысячных толпах, которые собирали в эти дни торжественные
выходы Екатерины, было немало заурядных иностранцев, имевших, однако, похвальную
привычку писать письма, сохраняя таким образом живое восприятие событий,
свидетелями которых им довелось стать. Вот письмо некоего француза по фамилии
Марбо, адресованное в Париж парламентскому адвокату де Сервалю:
«Весь блеск двора и местной знати можно было наблюдать во время торжественной процессии в
честь Св. Александра Невского, день которого праздновался сегодня22. Императрица принимала в ней
участие, следуя пешком, как и Великий князь, будущая Великая княгиня и императорская свита, состоявшая
из всех выдающихся и заслуженных вельмож государства. Их величества и высочества со всем этим
блестящим кортежем вышли из Казанского собора и проследовали пешком до Александро-Невской лавры,
находящейся на расстоянии около одного французского лье за городом. Выстрел из пушки,
подействовавший на мои барабанные перепонки, известил о их возвращении с этого паломничества,
длившегося три часа. Я не буду рассказывать вам о священнослужителях, которые шли перед процессией.
Вы сами легко представьте себе их длинные одеяния и бороды, лысые головы и круглые высокие шапки,
придающие им сходство то ли с еврейскими раввинами, то ли с древними патриархами. Вам, однако, вряд
ли удастся представить себе их физиономии, одновременно постные, тупые и злобные. Не буду описывать
также бесчисленные экипажи, роскошные мундиры и платья, ливреи, шитые золотом, — все это легко
представить тому, кто видел праздники в Версале»23.
Пасквиль, конечно, но вспомнился Гете — «Бог — в деталях».
Впрочем, мы, кажется, снова отвлеклись. При выходе молодых из дворца Екатерина
выглядела вполне довольной. Только очень опытный и внимательный наблюдатель мог бы
уловить затаенную тревогу в ласковом взгляде, обращенном на сына и невестку,
устроившихся напротив нее в парадной карете, направлявшейся к Казанскому собору.
По бокам кареты, запряженной восьмеркой лошадей цугом, верхами ехали обер-
шталмейстер Лев Нарышкин и петербургский губернатор граф Яков .Брюс. За ними
выступали кавалергарды с обнаженными палашами. Впереди на белом норовистом коне —
шеф кавалергардского корпуса князь Григорий Орлов в серебряной кирасе и шлеме с
пышным черным пером. В замке кавалергардов ехал младший брат Григория, Алексей,
прибывший в Петербург из Ливорно, где он командовал действиями русского флота на
Средиземном море. Могучие фигуры братьев Орловых привлекали всеобщее внимание.
22 30 августа 1773 года.
23 АВПРИ ф. секретнейшие дела (Перлюстрации) оп. 612, д. 31, лл. 398, 398 об.
Григорий, всего лишь год назад бывший всесильным фаворитом императрицы, был,
видимо, рад вновь оказаться в центре внимания. Суровое лицо Алексея — Алехана, как
называли его братья, — обезображенное шрамом, пересекавшим щеку, хранило
непроницаемость.
При приближении к Казанскому собору императорский кортеж встретил
благовест; камергеры и камер-юнкеры, спешившись, встали шпалерами.
Внутри собора, справа от императорского места, под зеленым балдахином, для
великого князя и его невесты были поставлены кресла покрытые красным сукном с
золотым позументом. У северного входа собрались иностранные дипломаты, облаченные в
цветные камзолы с орденскими лентами через плечо.
Екатерина, взяв Павла за правую, а Наталью Алексеевну за левую руку, под
стройное пение церковного хора отвела их на место для новобрачных.
По свершении брачного таинства архиепископ Псковский Иннокентий произнес
проповедь.
Ланд-графиня Каролина, слушая обращенные к ее дочери проникновенные, но
непонятные ей наставления, поминутно прикладывала к глазам кружевной платочек. Сын
ее, граф Людвиг Гессенский, прибывший накануне свадьбы, чтобы проводить сестру под
венец, внимательно следил за незнакомым ему церковным обрядом. Время от времени он
чуть поворачивал голову к стоявшему подле него прилично одетому человеку лет
пятидесяти в прусском парике с буклями. Сосед графа, не размыкая тонких губ, кончики
которых были приподняты в вежливой полуулыбке, что-то шептал ему на ухо, не отрывая
взгляда от происходившего у алтаря священнодействия.
Стоит ли пояснять, что этого человека звали Фридрих Мельхиор Гримм?
8
Гримм прибыл в Петербург за две недели до Дидро. В отличие от последнего
проблем с ночлегом в русской столице у него не возникло. Гримм жил в Летнем дворце,