Средняя степень небытия

- И вы решили продолжить игру?

- Это как-то само получилось. Мама сказала, что показывать тебе моё воскрешение бессмысленно. Оно не тронет твою чёрствую душу.

- И вы стали  играть в Софий.

- Откуда ты знаешь?

- Я же всё-таки работаю в сыскном отделе… Когда Я повёл всех Софий в бассейн, я потом вернулся туда и проверил коды на ящиках для одежды. Везде стояли цифры 881.

- Да, это – 1881 – год убийства Царя Александра II  , организованного Софьей Перовской.

- Буква же на всех ящиках была набрана – «С». Все набрали первую букву своего имени, а не фамилии или чего-нибудь ещё. Тогда я подумал, что у Сони, подруги первой моей дочери Софьи, возможно, раньше было другое имя. Она либо сменила имя, либо в реальной жизни у неё другое имя, а в вашей выдуманной жизни – Соня.

- Наша игра заключается в  том, что надо принять имя - Софья. Пока мы вмести мы все - Софьи.

- И ты?

- И я - Софья. И ты, отец, если включишься в систему, должен отзываться на Софью, на работе, с другими, останешься Валерием Павловичем Степановым.

- В чём интрига?

- В том, что никто не знает, кто главная, подлинная Софья.

- И что даёт софизм?

- Рассеивает скуку жизни, соединяет прошлое, настоящее и будущее.

Взвизгнула пуля. Сын дёрнул Валерия за плечё. Они оба упали на пол. Отбитый кусок скульптуры упал рядом. Откуда стреляли, Валерий не видел.

Софья попыталась приласкаться  к Аристарху, невыносимое желание сближения червём сосало её. Аристарх спал мёртвым сном. Чтобы успокоиться, Софья полоснула лезвием по запястью, показалась кровь. Боль и запах крови не успокаивали, дразнили, кружили голову. Софья со все силы ударила себя по другому, нормальному глазу, не повреждённому неловким движением Аристарха.

Софья на цыпочках спустилась с постели, надела парик, прокралась через конвейер в манящий глухой тёмный простор цеха к умывальнику, звавшему капелью крана. Послышался шёпот, не испугавший, но удививший несоразмерностью. Множественные мужские глосса, создавали крикливый шум, что производят при игре в карты, домино, другие настольные коллективные игры. Софья не увидела играющих,  на слух она обошла не важно людей или духов. Софья поднялась по винтовой лестнице наверх, туда, где висели мостки, тут тоже откуда-то доносились смех и реплики. Посчитав нелепым прятаться, она топая прошла по множеству коридоров, хлопала дверьми с лязгающими засовами. Теперь её желанием сделалось выявить источник шума. Наверху она не нашла никого, тут гуляло эхо. Тогда Софья спустилась вниз, в сердцах  отворила дверь умывальника. Из помещения выкатилось облако табачного дыма, грубые мужские шутки, прерывающиеся визгливым смехом, нарастили громкость. Софья вошла в комнату, увидела людей. Здесь не было взрослых. Разновозрастные дети резались в карты, пили водку, сплетничали на непристойные био-физио- темы.

- Кто вы? – спросила Софья, стараясь выразить сдержанность и равнодушие.

- Ты спрашиваешь, кто мы? – заговорил грубым голосом один из детей. – Мы души рабочих, которых прибил пресс.

- Почему же вы  мальчики, когда убитые были женщинами кроме одного?

- Не у всех женщин душа девичья, - хрипло засмеялся пьяный подросток. – Выпьешь горькую за наш помин?

- А где душа Борецкого? – спросила Софья.

- Зачем  она тебе?

- Я его любила.

- Любовь – это что? – спросил подросток.

- Любовь – это когда без другого не можешь, - просто отвечала Софья.

- Душа Борецкого – это я, - Вызывающе назвался пьяный подросток.

Софья закрыла глаза, чтобы не видеть отвратительных прыщей на бледном лице мальца, не чувствовать гнусных щупающих взглядов его друзей. Она вырвала стакан и с трясущимися руками пила долго и жадно, пока от водки не онемели губы, не стали ватными ноги. Хмельная Софья упала на кафельный пол.

 Наступило утро. Аристарх проснулся, оправился, откатил кровать с постелью в угол цеха, закрыв в шкаф – купе. Поставив ногу на деталь конвейера, Аристарх раскрыл кожаный портфель, перебрал запылённые бумаги, то ли рукописи, то ли счета. Найдя нужную бумагу, Аристарх поднялся в радиорубку и обычным слабым  женоподобным голосом зачитал поздравление работницам с началом трудового дня. Беременные, лактирующие, менструирующие, овуалирующие и климактеричные труженицы выслушали его речь с тупым равнодушием, смешанным с деланным вниманием.

Задрожал, заскрипел, дернулся, заработал конвейер. Из рук в руки потекли масляные консервные бани с селёдкой, шпротами, хеком, простипомой. Движения работниц доведены до автоматизма, глаза мертвы.

 Дверь раскрывается. Прижав к себе лом, в цех вбегает взлохмаченная заспанная Софья. Она бьёт конвейер, тот не останавливается, в немом отчаянии несёт в неведомое консервные банки, чтобы снижать покупательную способность людей. Софья сознаёт бездушное притворство конвейера, со всей силы бьёт по механизму, летят на стороны гайки, болты, шайбы, консервные банки, куски металла. Ошмётки рыбьего мяса. Работницы перестают работать. Она больше не сортируют банки, не клеят наклейки, не промасливают жесть, они смотрят на Софью. Выбившись из сил, Софья бросает лом. Как бешеная собака, она набрасывается на ближайших тружениц, когтями и зубами вцепляется в волосы, одежду, тела работниц, пытающихся её остановить.

Бросив конвейер, он продолжает бессмысленно работать, неотсортированные банки падают на пол, работницы стекаются к Софье, вступаются за подвергшихся нападению подруг. Разворачивается отвратительное по жестокости зрелище женской драки, где не бьют, а царапаются, кусаются, плюются, таскают за волосы, гнусно бранятся. Аристарх наблюдает за происходящим сверху, чувствуя, что он лишний, что контроль власти утерян. Животность бывших проституток Аристарху очевидна, он начинает сомневаться в успехе преподносимых падшим женщинам идеалов. «Что же вы делаете?! Остановитесь!» - кричит он, пытаясь остановить дерущихся. В запальчивости неизвестные бьют Аристарха банкой  с треской по голове. С виска Аристарха спускалась струйка крови. Лиза из Рязани вмешалась в сражение, щёки её горят, в воздухе мелькают кулаки, она пытается добраться до Софьи, напавшей на неё одной из первых. От движений бремя Лизы колышется, матка реагирует, отходят воды. Сев на пол, раскорячив ноги, сбоку от дерущихся она пытается рожать. Никто не помогает роженице. Увлечение, азарт всех – наказать Софью. На пол цеха падают каловые массы Лизы, - на них сморщенный вопящий плод, затем послед. Поваленный Аристарх, единственный заметил беспомощное положение Лизы, он подползает к роженице, зубами грызёт, чтобы перервать пуповину. Крики младенца отвлекают толпу, женщины, наконец, бросаются к Лизе, впереди – срывая рабочую робу, баронесса. Она заворачивает плод в робу, шлёпает младенца по попе, чтобы тот дышал, требует воды, показывает сноровку опытной повитухи. Воспользовавшись замешательством, Софья ускользает из цеха. Она оставила конвейер, надолго ли? Софья скрывается в умывальной.

Там она становится на четвереньки; осматривает, иногда обнюхивает каждую плитку. Ночное знание, открытое в сновидениях, ведёт её. Но настоящее опять уходит вместо прошлого в будущее. Она не находит не одного следа, ни одного предмета, напоминающего вчерашнее представление или сон. Софья подходит к умывальнику, смывает кровь с разбитого лица, смотрится в зеркало. В зеркале ей чудится неясный образ если  не возлюбленного, то тягостно влекущего человека. Будто ударенная электрическим током, Софья отскакивает от зеркала, срывает верёвку для сушки белья, заходит в кабину туалета. Затягивает туго на трубе верёвку; встав на унитаз, залезает в петлю. Из цеха и подсобок доносятся крики – ищут Софью.

Слыша приближающиеся шаги, Софья спрыгивает с унитаза. Верёвка трещит и рвётся, Софья падает. Бёдра застревают между унитазом и стеной туалета. Одной рукой Софья тянет к себе унитаз, ногти другой руки скребутся о стену. Она никак не может выбраться. Женский таз её чересчур широк для простенка. Софья ложится на спину и мучительными усилиями, отталкиваясь от стебля унитаза, вытягивает тело рывком вперёд. Она свободна, но не свобода приближается. Аристарх  и работницы идут сюда. Шаги всё ближе. Софья бросается к двери умывальника, закрывает дверь через ручку ножной стула. Она мучительно озирается, оглядывает пол, стены, потолок в надежде обнаружить какой-нибудь выход из четырёх угольного, сверху донизу обложенного кафельной плиткой замкнутого пространства.