Страница 15 из 31
Оглядываясь на спящего офицера, Софья выдвинула ящики комода, достала оттуда постельное бельё, стала связывать в канат. Крайнюю простынь она привязала к трубе водяного отопления, подобное новшество уже существовало в Санкт-Петербурге. Скрипнуло отворяемое окно. Порыв мартовского воздуха влетел в комнату, зазвенел в горлышке графина. Софья порывисто следила за офицером, по телу которого прокатывался сквозняк. Офицер невнятно забормотал во сне, не просыпаясь. Софья испытывала жутчайшее искушение взять брошенный на постели револьвер, но не решилась. Она полагалась на браунинг. Он лежал в ящике комода под бельём. Софья достала браунинг, спрятала на груди. Натянув простыни, Софья попробовала прочность каната. Узлы затянулись, должен выдержать.
Перекинув тело через подоконник, Софья, отталкиваясь ногами от стены, спускалась с четвёртого этажа. Ей казалось, никто не заметил, тёмную фигуру, проскользнувшую между освещённых окон борделя. Софья не догадывалась, что в ту минуту, когда она посчитала себя спасённой, дверь её комнаты в публичном доме открыла отмычкой женская рука в серой перчатке.
В шляпке с вуалью, в редингтоне в комнату Софьи вошла та женщина, которую Софья именовала Третьей. Осмотревшись, убедившись, что Софья бежала, а офицер спит сном мертвецки пьяного, Третья на секунду скрылась в ванной. Скоро она вышла оттуда, сжимая опасную бритву. Позавчера Софья брила этой бритвой ноги. Третья склонилась над офицером, одним движением перерезав ему горло.
О случившемся Софья узнала из утренних газет и сразу почувствовала себя больше, чем вне закона. Любой добропорядочный гражданин обязывался указывать на преступницу пальцем, при задержании ничего не возбранялось тому, кто прибил бы её до смерти.
Подремав остаток ночи на Московском вокзале, делая вид, что ожидает поезда, Софья, как только рассвело, отправилась на розыски человека, которого полагала единственным, способным ей помочь. Это был некий мелкотравчатый писатель, служивший смотрителем пушкинского мемориала на Мойке. Там же неподалёку он жил. Писатель вышел из врачей, и Софья хотела посоветоваться, есть ли возможность через знакомых докторов переменить внешность, а так же – достать необходимые паспорта. Писатель этот краем участвовал в революционном движении. Внешностью он походил на Андрея Желябова и считался его двойником. Однако никаких серьёзных дел ему до сих пор не поручали, он находился в запаснике, во втором эшелоне.
Софья поднялась на второй этаж обычной тёмной петербургской пахнущей щами и мочой лестницы, дёрнула за шнурок звонка рядом с медной табличкой, содержащей надпись – Аристарх Титыч Истомин, музейный смотритель.
Софья давно не виделась с Аристархом Титычем. С последней встречи около года назад он похудел, высох. И ранее Истомин отличался сильной субтильностью, сейчас подкожножировая клетчатка покинула его совершенно. Кожа натянулась на кости, мышцы и сухожилия. Аристарх походил на подвижную куклу. Помимо собственных быстрых движений, управляемых мозгом, некие аутохтонные импульсы периодически прокатывались по его нервам, сводя судорогой пальцы рук, шеи, угла рта. С Андреем Желябовым Аристарха вряд ли можно было спутать, и Софья удивилась, почему организация выбрала именно его на роль двойника. После того, как он похудел и сбрил бороду, остатки похожести совершенно улетучились. Что-то неуловимо напряжённое задумчивое и вместе с тем экзальтированное осталось от Андрея, не больше. Любой человек, перед которым поставили бы задачу отличить Андрея и Аристарха, посчитал бы подобное задание странным. Если Андрей был русым в рыжевизну, волосы Истомина выглядели почти белыми, льняными. Строение аристархова черепа, как грудного и тазового костяка, отличалось узкостью, изящностью, не желябовской деревенской широтой и плотностью.
На смотрителе была одета коричневая тройка с чётным галстуком-ленточкой. Своим звонком Софья оторвала Аристарха от работы. На бюро лежали разбросанные бумаги, лежало перо, стояла склянка с чёрнилами.
- А вот и Софьюшка пожаловала! – закричал Аристарх, бросаясь навстречу вошедшей. – Давненько нас не баловали посещениями высочайших революционных особ.
-Тише, тише, Аристарх, - отвечала Софья, улыбаясь и подставляя для поцелуев щёки. Ей нравился этот подвижный экспансивный человек.
- Давай свою доху, поухаживаю за тобой, - тараторил Аристарх, помогая Софье раздеться. – Чаю?
Ничего другого у Аристарха не водилось. Софья кивнула, прошла по квартире, положила ладони на горячие изразцы русской печи.
- Ну что разгромили вашу организацию? Доигрались? – спрашивал Аристарх, устанавливая на поднос стаканы, наполняя густой заваркой.
- Когда-то эта организация была и твоей, - нахмурилась Софья.
- Сколько лет, сколько зим! Я теперь в другие игры играю…- Аристарх подошёл ближе, всмотрелся Софье в лицо: - Ты ли это, Софьюшка?
- Кто же ещё?
- Не двойник ли твой?
- Двойник мой в тюрьме.
- Готовится…? – Аристарх сделал жест, изображая повешение. – Хитра и отважна ты, Софьюшка, нельзя тебе поверить. Вот все газеты полны твоими фотографиями, стала ты знаменитостью…
Софья краем взгляда скользнула по первой полосе листка, положенного перед ней Аристархом.
« Задержана Софья Перовская, дочь отставного министра внутренних дел, против воли родителей вставшая на путь революционного террора, выдвинувшаяся в руководители запрещённой организации «Земля и Воля». Мстя за арест своего гражданского мужа Андрея Желябова, Перовская устроила гибельное покушение на Государя. Арест Перовской совершён благодаря показаниям, данным полиции Николаем Рысаковым, бомбистом участвовавшим в преступлении…»
Софья отодвинула газету, отхлебнула чаю:
- Я не читаю газет. Там пишут о преступлениях, которые я не совершала.
- Конечно, всё чёрное ты полагаешь белым. Ты же, Софьюшка, с полицией антиподы. По их мнению, ты грабишь и убиваешь, а по твоему – защищаешь униженных, а если и воруешь, то у воров…
- Сильно ты переменился Аристарх. Раньше ты по-другому судил.
- Я тебе говорю, что переменился. Я новую книгу творю.
- О чём?
- Это отдельная тема. Я про другое с тобой, Софьюшка, хочу говорить, про то, что ты сейчас не понимаешь, а я раньше не доходил. Про игру.
- Какую такую ещё игру?
- Вот то-то меня и прояснило, что если смысл жизни бедных, богатыми стать, а богатых - богатства приумножить, для нас средних, более-менее довольных положением своим имущественным, главное – поиграться во что-нибудь. При чем, играя в одно, мы частенько недопетриваем, что играем в совсем другое.
- Сложную мысль ты, Аристарх, завернул.
- А мысль такая, ты и Андрей в революцию играли, не ради революции, а чтобы жажду признания свою удовлетворить, стать начальниками, командовать, полагаться самыми умными, учителями человеков, не без вытекающих материальных последствий; потом, играя в эту самую революцию, вы не заметили, как в иную игру заигрались…
- В какую же, Аристарх? – иронично поинтересовалась Софья.
- А вот в ту, по поводу которой ты и пришла ко мне.
- Сейчас уйду.
- Сиди-сиди. Я любя. Так вот, вторая игра, самая главная, незамеченная, но играемая. Игра в двойницизм, своеобразную иерархию.
- Двойницизм. Интересное слово какое.
- Ещё бы. Из-за нужд конспирации, я все заблуждения создаёт жизненная необходимость, вы поделили организацию на тройки, чтобы никто из одной тройки другую не знал, и выдать не мог, а для руководства придумали ещё двойников, верно?
- Аристарх, что у тебя с головой? Я перед тобой сижу.
- А вот если бы в тюрьме сидела не настоящая Софья, её что определить бы не могли? Что и Геля Гельфман, и Рысаков, и Михайлов, и другие могли бы спутать? Не бред?
- Нет, они не могли бы спутать, задумчиво сказала Софья, отхлёбывая чай.
- В том-то и дело! Значит, там, в тюрьме настоящая Софья, дочь бывшего министра. Девушка из хорошей семьи.