Преследуемый (ЛП)

Теперь пришла пора действовать мне. Больше они ничего сделать не могли — я искренне сомневался, что они смогут напасть на Энгуса Ога и продержаться сколько-нибудь долго. Я сомневался, что это удастся и мне, но кое-какая надежда у меня была.

Мой заклятый враг стоял в оранжевом сиянии того адского огня, что он призвал лицом к западу, с головы до ног облеченный в серебряную броню. Это было сделано отнюдь не ради меня: он знал, что если мне удастся пробиться через его защиту, то Фрагарах прорубит его доспехи, как салфетку. Это была броня от волков — на тот случай, если те одолеют ведьм — практически это самое они и сделали: Эмили бежала в лес, а Радомила всё ещё продолжала что-то напевать, но с виду никакого толку от этого не было.

На Энгусе был греческий коринфский шлем, сделанный из одного куска металла, не требовавший отдельной пластины-забрала. Он давал ему максимальную возможность видеть и дышать, но волку-оборотню было бы исключительно трудно запустить свой шаловливый коготок под шлем или под длинные нащёчники, чтобы добраться до горла. Если бы зверю это даже удалось, то шея Энгуса была прочно защищена латным воротником на серебряной цепочке. Была и кольчуга ниже колен, так что по-быстрому перекусить ему сзади сухожилия тоже не удалось бы. Лодыжки обычно трудно защитить от нападения сзади, но он-то знал, что имеет дело с целой стаей волков-оборотней, которые будут рвать его ахиллово сухожилие. Поэтому он надел настоящие серебряные шпоры (получился какой-то сюрреалистический винегрет из средневековых доспехов и американских спагетти-вестернов), а сзади из его икр торчали иглы.

Если посмотреть на всё это, то становилось ясно, что он не ждал, что я приду один, и ведьмы тоже на это не надеялись. Он всё это время планировал впутать в это Темпскую Стаю — месяцами, как мне кажется, поскольку такие доспехи он должен был заказать не так давно. В Тир на Ног волки-оборотни проблемой никогда не были, а серебряные доспехи, сделанные на заказ, в «Кей-марте» под голубым фонариком не купишь (Кей-март — сеть американских супермаркетов; «голубым фонариком» освещаются товары, на которые снижена цена). Я понял, что речь идёт о таком заговоре, что меня до мозга костей пробрал холод: когда он узнал, где я, он понял, что я задействую стаю через своих юристов, и я вздрогнул, сидя за стволом тополя. Мне казалось, что мы играем в шахматы, и он просчитывает на много ходов вперёд — гораздо дальше, чем я. Он переиграл меня с ведьмами с самого начала; у него на побегушках были два департамента полиции, и он предвидел или даже рассчитывал на то, что сегодня вечером сюда заявится пара волков. О чём же он ещё подумал заранее? Что он там делал с этой огненной ямой, и что собиралась предпринять Радомила? Что же случится, если я выйду вперёд и покажусь им?

Как будто в ответ на мои мысли, нечто стало выходить из огненной ямы, сливаться и обретать форму справа от Энгуса Ога. Оно оставалось чем-то нематериальным, достаточно прозрачным, чтобы через него я видел очертания хижины, но физическое присутствие его было неоспоримо. Это была высокая фигура в плаще с капюшоном на бледном коне и имя этому всаднику было Смерть.

Если сегодня я паду, то Смерть придёт за мной без промедления. Энгус Ог знал о моей сделке с Морриган. Самое простое объяснение — она сама ему сказала. Она, конечно, не нарушит данного мне обещания — не отнимет мою жизнь — но я никогда не просил её держать нашу сделку в тайне. Я был достаточно глуп, чтобы подумать, что она не будет об этом болтать и Бригита никогда об этом не узнает, но теперь мне пришло в голову, что Морриган, может быть, решила стать союзницей Энгуса Ога, поскольку Бригита наверняка не просила её помочь. В случае победы она устранит своего самого большого соперника среди Туата Де Даннан и избавится от беспокойного друида, который прожил гораздо дольше, чем следовало.

Меня беспокоило и кое-что ещё: Флидас совсем не шутила, когда сказала, что Энгус собирает большие объемы силы. Она была опасно велика — так велика, что он вполне мог убить землю на мили вокруг, создав пояс выжженной земли. Если бы он пошел существенно дальше, то целая друидическая роща должна была бы много лет ласкать и упрашивать землю, чтобы она снова ожила.

Тут я уже серьёзно испугался за свою шкуру и выбрался из водоворота сомнений, в котором крутился до сих пор. До того момента, когда я осознал угрозу, которую он представлял для земли, я мог бы повернуться и сбежать. Мог бы уехать в Гренландию (где не было ничего зелёного) и прятаться там пару столетий. Но теперь я этого сделать не мог. Энгус Ог мог предавать меня, как хотел, мог похитить и даже убить моего любимого волкодава, убить всю Темпскую стаю, даже узурпировать трон Бригиты, чтобы стать первым среди фей — и я, конечно, мог пойти и на это: это была бы та самая дорогая цена, которую человек иногда вынужден платить, чтобы выжить. Но убить землю, с которой он сам был связан теми же татуировками, которые носил я, говорило о зле, которого стерпеть я не мог — это было прочное доказательство того, что его цели далеко ушли от древней веры, и что он связал себя с тьмой. И это заставило меня встать и достать Фрагарах из ножен, и выбежать в этот круг адского света, выскочив из-за стонавшего доктора Йодурсона. Если мне сегодня суждено умереть, то это будет смерть, которой гордился бы любой друид — сражение не за раненую честь какого-нибудь местного ирландского короля или за его жажду власти над крошечным островом в этом огромном мире: это было сражение за ту самую землю, из которой исходит наша сила и которая дает нам все наши блага.

Нападая, я не стал издавать боевой клич. Боевые кличи нужны, чтобы запугать врага, а запугать Энгуса Ога я не мог. Скорее, я подумал, что смогу застать его врасплох. Но они, очевидно, ждали именно того, чтобы я достал Фрагарах из ножен, поскольку глаза Радомилы распахнулись и она завопила из своей серебряной клетки:

— Он идёт!

Если бы я смог снова остановиться, я бы это сделал. Почему же Радомила узнала о моём приближении как только я достал Фрагарах из ножен? Но я был преисполнен решимости: надо идти вперёд.

Оберон немедленно заметил меня, как только я вышел на свет, и у себя в сознании я услышал его вой облегчения и тревоги.

— АТТИКУС! — завопил он.

Я иду к тебе, приятель. Я тебя люблю. Но ты помолчи и дай мне сосредоточиться. Оберон был отличным парнем: больше я его голоса не слышал.

Вместо этого я услышал зловещий скрежет: Энгус Ог махнул в сторону огненной ямы и она взорвалась целым полчищем демонов.

Глава 24

Люди в нашей части света любят представлять себе демонов в виде огненных красных существ, у которых на лбу растут рога с зазубренными хвостами, похожими на кнуты. Если этим людям действительно хочется «излить селезёнку» насчёт всякого там адского зла и греха, то они добавляют к этому ещё и козьи ножки, да ещё и всегда поминают раздвоенные копыта (если вы случайно их не заметили). Я точно не знаю, кто всё это придумал — наверное, какой-нибудь не совсем здоровый и изголодавшийся по сексу монах в Европе во время Крестовых походов, а эти самые походы я постарался пропустить, как только можно, проведя это время в Азии — но, конечно, в течение столетий этот образ оказался устойчивым и интересным. Я действительно увидел, что некоторые из них выходят из адской ямы именно в таком виде, поскольку сейчас некоторые из них уже были как бы почти по договору обязаны являться в этой форме. Но многие из них были кошмарами с картин Иеронима Босха, а может быть, и Питера Брейгеля-старшего. Некоторые летели на кожистых крыльях в пустынном ночном воздухе; у них были когти, похожие на пальцы, которые они вытянули, чтобы впиться во что-нибудь мягонькое; некоторые ковыляли по земле неровной походкой — из-за нечетного количества лапок и разной длины других частей тела; кое-кто скакал на тех самых пресловутых раздвоенных копытах; но у всех без исключения была масса иглистых и острых конечностей и воняло от них, как из уборной.