Страница 34 из 37
К партии «зеленых», как к кристаллу в перенасыщенном растворе, стягиваются симпатии десятков тысяч людей.
Снова дорога, теперь в Штутгарт. И снова Хорст-Хенинг обращается к волнующей его теме:
— Мы требуем конституционного закрепления прав человека на жизнь, достойную работу, гарантированный минимальный доход. Мы выступаем за реальное равенство мужчин и женщин в политике, культуре, на работе и в семье. Рабочее время должно быть организовано так, чтобы родители имели возможность быть со своими детьми, воспитывать их...
Дом Гротхеры купили лет пятнадцать назад, когда Дегерлох был еще деревенской окраиной Штутгарта. Купили и переделали снизу доверху, надстроив целый этаж. И все — своими руками. Делать по возможности все самому, как уверяет Хорст-Хенинг, один из принципов «зеленых».
У них нет телевизора; тоже из принципиальных соображений. Они считают, что гармоничному развитию каждого члена семьи, особенно детей, современное телевидение явно не способствует. Зато в детской комнате полно игрушек, стимулирующих в детях активное начало в отличие от телевизионного, созерцательного.
В подвале мне показали полиэтиленовые мешки с алюминиевой фольгой: ответ на один из призывов «зеленых» активнее использовать вторичное сырье. Производство алюминия требует огромных расходов энергии, воды, воздуха. И потому фольгу тут собирают всюду. На улицах установлены пластмассовые баки, и над ними — плакаты, разъясняющие, почему это надо делать. Вероятно, многие понимают, что такие сборы не так уж много и экономят. Но воспитательная роль этой акции для всех несомненна.
Хорст-Хенинг построил на крыше своего дома солнечный нагреватель: ведь «зеленые» ратуют за более широкое использование экологически безвредных источников энергии, в частности солнечной. Горячая вода стекает в подвал, в котлы, покрытые толстым слоем пенопласта, и дальше используется для домашних нужд. Выгодно? Пока нет: солнечный нагреватель при нормальном беспрерывном функционировании окупится лет через... тридцать-сорок. Но Гротхеры и в этом показывают пример соседям, жителям района. И прежде всего своим детям, которые, несомненно, вырастут «экологически ориентированными...».
Каждое утро Хорст садится на велосипед и едет за пять километров на работу в научный институт. Двухколесная машина тоже веяние времени: «зеленые» — за безвредный и бесшумный транспорт. Хорст говорит, что вовсе не насилует себя во имя идеи. Велосипед для него еще и удовольствие. Действительно, я вижу, что вечером он возвращается с работы бодрым и спокойным.
Иду к центру города. Сегодня мой маршрут на Кёнигштрассе — Королевскую улицу. Возле зазывных витрин вспоминаю Гротхеров: они учат своих детей не заглядываться на рекламу. Безудержные покупки вызывают безудержное производство ненужных вещей. И во имя этого ненужного, без чего вполне можно обойтись, расходуется сырье, энергия. Может быть, в таком подходе к экологическому кризису краски несколько сгущены, но все же...
Кёнигштрассе людна и шумна. В развалах дешевых товаров копаются люди, одетые попроще,— преимущественно иностранные рабочие. Посреди улицы ансамбль молодых людей оглушает гитарно-ударными ритмами. Чуть дальше ползает по асфальту уличный художник — рисует цветными мелками портрет какой-то знаменитости. На перекрестке маленькая женщина исполняет медленный восточный танец с долгими статичными позами. Ставит ногу на пятку, медленно шевелит ступней, делает быстрый поворот, снова застывает в красивом изгибе, поднимает руку, потом другую, разворачивает ладони... Плавно, с бесстрастным лицом. Возле — жестянка для монет с надписью «Покой — основа мира».
То и дело на глаза попадаются плакаты, призывающие участвовать в марше протеста к американской военной базе Мутланген. «Зеленые», я знаю, собираются самым активным образом участвовать в предстоящем марше.
Вспоминаю фразу, вычитанную недавно в газете: «Командованию НАТО поручено теперь всеми силами расправляться с антивоенным движением. В январе 1984 года генерал Роджерс дал приказ в случае чего «открывать огонь по демонстрантам» вблизи американской военной базы в Мутлангене в ФРГ, где уже приведены в состояние боевой готовности первые «першинги-2».
Мутланген. Это слово часто звучало в доме Гротхеров. Вся семья пойдет туда: участие в марше мира прямо соответствует их воззрениям.
Накануне вечером Гротхеры собрались на очередную встречу. На окраине города возле большого костра — человек двести, в основном молодежь. Ораторы бросают гневные слова, протестуют против американских ракет на западногерманской земле. Отблески пламени мечутся по суровым, без улыбок, лицам. Из рук в руки передают листки с текстами песни, и люди, встав в круг, поют хором:
Маршируем на Восток? Нет!
Маршируем на Запад? Нет!
Маршируем во имя мира без оружия...
До чего мощно звучит это «Нет!». Строки повторяются, заражают всех четким ритмом.
Костер окопан канавкой, чтобы огонь не распространился по полю. Вокруг ходит человек с повязкой «распорядитель» на рукаве, поправляет головешки. В стороне — туда не доходят отблески костра — синеет лампочка полицейской машины. На всякий случай. Протестовать тут можно, но не нарушая порядка.
На другой день Гротхеры спозаранку спешат на поезд. А за мной заезжает на машине один из «сочувствующих», школьный учитель Фред Бюлер.
Улицы городка Швебиш-Гмюнд, что в пятидесяти километрах от Штутгарта, переполнены демонстрантами, собравшимися со всей округи. На центральной площади над плотной стеной людей — плакаты, транспаранты, протестующие против американских ракет. И кресты, кресты — большие и малые, белые, только что вытесанные, черные, словно обуглившиеся на пожаре. Приглядевшись, понимаю: кресты символизируют отнюдь не религиозные чувства собравшихся; на каждом — надпись, название города, городка или района и цифра со многими нулями, указывающая число возможных жертв ядерной войны. От таких символов мороз пробегает по коже, хотя в небе жаркое солнце и воздух прогрет едва не до духоты...
Ораторы сменяют друг друга. Огромная толпа взрывается возгласами, затихает, слушая очередную гневную тираду. Потом вся эта масса народа — тогда я еще не знал, что на демонстрацию вышло свыше сорока тысяч человек, а по всей стране в маршах протеста в этот день участвовали миллионы,— втягивается в улицы, взбирается по крутой дороге в гору.
Дорогу преграждают колючие стальные спирали, одна на другой, образующие неодолимый вал. Возле проволоки, шагах в пятнадцати-двадцати один от другого, стоят полицейские. Молодые парни в новых, словно на праздник, мундирах, бесстрастно глядят на людей, отмалчиваются, когда раздаются реплики в их адрес. За проволокой, на лесистом склоне — американские военные патрули. Солдаты в маскхалатах, с засученными рукавами, с автоматами на груди.
Кто-то кричит в мегафон, чтобы люди шли по возможности поровну, направо и налево.
Колонны все идут, обтекают военную базу с двух сторон. Люди останавливаются, вешают на проволоку транспаранты, втыкают в колючую проволоку черные и белые кресты и, взявшись за руки, образуют сплошную цепь. Иногда по этой цепи прокатывается гневный выкрик, набегает издали штормовой волной и уносится, затихает в лесу: «Долой!»
Лес кончается, проволочный забор выбегает в поле. Здесь демонстрантов встречают конные полицейские. Они стоят в стороне, наблюдают...
Холодно поблескивая на солнце, забор из колючих спиралей поворачивает налево. Там уже не цепь людей, а многотысячная толпа.
Ворота базы в осаде, и полицейским пришлось ретироваться за проволоку. Позади полицейских — американские армейские грузовики, один возле другого. На кабинах, свесив ноги, тоже сидят солдаты.
От самых ворот доносятся гневные выкрики: кто-то из демонстрантов произносит речь, снова и снова требуя вывода американских ракет с территории ФРГ.