Перекличка

С хозяйкой тоже были свои хлопоты. Она всегда недолюбливала Галанта, в ее глазах он вечно выходил кругом виноватым. И я заметила, что, когда между баасом и Галантом вспыхивали ссоры, чаще всего подначивала бааса на это хозяйка. На людях она держалась святошей, но, оставаясь с ним наедине, не скупилась на язвительные попреки — из кухни мне все хорошо было слышно. С липучей назойливостью она принялась пилить и меня. Когда я мыла ей голову или расчесывала волосы, она частенько говорила:

— Памела, будь поосмотрительней с этим Галантом.

Я продолжала мыть ее волосы в теплой воде, делая вид, будто не понимаю, о чем речь.

— Он тебе не пара. Он собьет тебя с пути истинного.

— Я справлюсь с ним, хозяйка.

И принималась так яростно тереть ей голову, что ей трудно было продолжать свои поучения. Но я знала, что при первой же возможности она снова начнет мытарить меня. Я старалась не обращать внимания, но, когда мы решили пожениться, а хозяйка затеяла помешать этому, я почувствовала, что попала в западню. Она же сама обратила меня в христианскую веру. И я-то знала, что теперь рабам разрешено жениться у пастора. Но когда я попросила ее переговорить об этом с баасом, она вышла из себя.

— Чего это ради ты решила выйти замуж?

— Мне хотелось бы жить согласно заповедям.

— Твой Галант полное ничтожество.

— Но я хочу его в мужья себе. Мы хотим, чтобы у нас были дети, а это грешно, если люди не женаты.

— Хорошо, я поговорю с баасом.

Но всякий раз, когда я напоминала ей об обещании, она увиливала от ответа. Наконец я поняла, что она и в мыслях не держала говорить об этом с баасом. А когда Галант сам рассказал ему обо всем, она со злобными упреками накинулась на меня:

— Я же обещала, что поговорю с баасом. Для чего самовольничать у меня за спиной?

— Мы просто хотим получить разрешение, хозяйка.

— Памела, я не узнаю тебя, ты больше не та послушная девушка, которой я так доверяла.

Я ничего не стала отвечать. И постаралась прогнать от себя все мысли, связанные с тем, что творилось в Хауд-ден-Беке. Сами по себе все эти неприятности были не слишком серьезными, каждую в отдельности можно назвать пустяком, мелочью, и не более. Но когда это случается изо дня в день, год за годом? Стоило нам устроить субботним вечером пирушку, особенно если тут был Абель со своей скрипкой, как тут же из дому появлялся баас и кричал нам: «Довольно шуметь! Снова напились как свиньи?» Стоило кому-нибудь усесться в тени в жаркий летний полдень, чтобы поболтать и скоротать время, как наступала очередь хозяйки: «Вы разве не знаете, что мне надо немного отдохнуть? Неужели нельзя не орать во весь голос?» Если тебе что-нибудь вдруг понадобится: мука, хлеб, топленый жир, лекарства или что-то еще, изволь идти в дом и попрошайничать. Пожалуйста, хозяйка. Спасибо, хозяйка. В доме все вечно держат под замком. Считается, будто мы воруем все, что попадется под руку. А стоит чему-то затеряться — хотя теряли вещи обычно хозяйские дети, — сразу же подозревают Лидию, Бет или меня: «Неужели вы не можете держать руки подальше от чужих вещей?» И ни тебе извинения, ни объяснения, когда вещь потом, конечно же, отыщут в том самом месте, где ей и следовало быть. Или я работаю на кухне, а хозяйка шьет в комнате, и раздается крик: «Памела, я уронила катушку! Подними ее». Я иду и поднимаю катушку, хотя она лежит прямо у ног хозяйки. Потом нужно поднять ножницы. Потом иголку. Или что-то еще. А после ужина, когда я уже валюсь с ног от усталости и спешу поскорее вернуться к Галанту, нужно еще перемыть всю посуду, прибраться во всем доме сверху донизу — вдруг, мол, господь решит посетить его ночью и увидит тут беспорядок. И так изо дня в день. Хочешь не хочешь, а согласишься с Галантом, что порка — это еще не самое худшее. Но ради Галанта я лишь стискивала зубы и терпеливо сносила все, что выпадало мне на долю. Я знала, скажи я ему об этом, он разъярится и как-нибудь выместит свою злобу: сломает плуг или хомут, поранит ягненка, изобьет лошадь бааса или сделает дыру в бочке для воды. Он был мастер досаждать им так, что они не ведали, кто в этом виновен. Мне не хотелось подстрекать его на новые стычки, ведь в то время на ферме воцарился мир — хотя и ненадежный, все время напоминающий тебе о чем-то незримом, что молча нависло над тобой и только ждет подходящего мига, чтобы прорваться наружу. Вот почему я не говорила и не делала ничего такого, что могло бы вызвать их злобу, я старалась терпеливо выносить все: питалась их объедками, ходила в их обносках. И каждый вечер, склонив голову и сдерживая бушевавшую в сердце ярость, я приносила ведро с теплой водой и становилась перед ними на колени, чтобы снять с них обувь и вымыть им ноги — сначала баасу, потом хозяйке, потом детям. Да свершится воля твоя. Я думала о Галанте, который ждет меня в хижине, в нашей собственной хижине; думала о том, что когда-нибудь, когда они наконец дадут согласие, мы с ним поженимся и станем мужем и женой перед лицом всевышнего. Или этому вообще никогда не бывать? Ведь со дня, когда Галант заговорил об этом с баасом, тот стал пользоваться любым предлогом, чтобы держать Галанта от меня подальше, словно завидуя тем часам, которые мы проводили вместе: то отошлет Галанта со стадом к фермеру в Роггефельд, то прикажет отвезти фургон с фруктами в Тульбах, то потом отправит его на несколько дней помогать старому Дальре обрабатывать землю — это было еще до появления там управляющего Кэмпфера, — а стоит Галанту вернуться, его уже дожидается какое-нибудь новое поручение.

Трудно было выносить взгляд бааса, смотревшего на меня так, точно я была голой. С того самого дня, когда он увидел, как я выхожу из хижины Галанта. Особенно тяжело это было, когда мне приходилось мыть ему ноги. Он не спускал с меня глаз и смотрел на меня в упор, его нога прижималась к моему телу, он пытался коснуться ею меня даже тогда, когда сидел, перелистывая Библию, чтобы найти то место, которое собирался прочитать нам после ужина. И так каждый вечер. И все же мне и в голову не приходило, что дело зайдет так далеко.

Как же это все случилось? То было в конце зимы, болото еще вздувалось от зимних вод, но наседки уже сели на яйца. В разгар подготовки к весеннему мыловарению между баасом и хозяйкой вспыхнула ссора, начавшаяся с обычных попреков, что, мол, он никудышный хозяин, не умеет справиться с собственными рабами, и особенно с Галантом, который совсем отбился от рук. Улучив момент, я выскользнула из дома и побежала предупредить Галанта:

— Будь поосмотрительней с баасом. Они снова поругались.

Галант и без того был в мрачном настроении, угрюмо глядел по сторонам и отшвыривал все, что попадалось под ноги, злясь из-за того, что сломалась какая-то вещь, а обругали за это его. А когда он потом принялся колоть дрова, то со злости разбил вдребезги игрушечный фургон, который сам смастерил хозяйским детям несколько дней назад. Даже странно, что он так поступил, ведь он всегда очень любил детей, но в тот день в него точно бес вселился. За этим делом его и застал баас, который вышел во двор, как раз когда Галант втаптывал в землю обломки игрушки. Я тоже вышла в это время из кухни, чтобы покормить цыплят, услыхала, как баас закричал: «Галант!» — и сразу поняла, что дело плохо.

Я остановилась на пороге, держа под мышкой коробку с зерном. О господи, подумала я, только бы не все сначала.

— Чем это ты тут занимаешься, Галант?

— Эта штука мешает мне работать.

Баас направился к нему, медленно сжимая и разжимая кулаки.

— Снова нарываешься на неприятности?

Галант обрушил топор на полено с такой яростью, что его половинки взлетели кверху, едва не угодив в бааса.

— Ты что, хочешь убить меня?

— А ты не крутись под ногами. Мне нужно работать.

Что было бы, если бы я не стояла рядом? Еще одна жуткая ссора? Не знаю. Тогда я об этом и не думала, мне и в голову не приходило, что я могла чему-то помешать. Я заметила только, как баас отвернулся от Галанта, пытаясь сдержать гнев, и тут увидел меня и словно запнулся. А потом сердито приказал: