Комендант Транссиба

Лучшего места для рыбалки найти было трудно. Оказалось, что возле сосняка в Онон впадает широко разлившаяся при этом речушка. Тут же нашёлся небольшой заливчик, как раз чтобы сетку воткнуть. Рыбаки прошли повыше по течению речки, и там, где помельче, перешли на другой берег, к сосновому бору. У впадения в Онон, на песчано — галечной отмели, разбили лагерь. Соорудили навес из срубленных жердей, сверху расстелили захваченную с собой палатку. Так просторней получается, чем лазить в неё. Вася, взяв топор, ушёл нарубить дров для костра. Ещё Альбертыч указал ему несколько сосен, из них он решил соорудить плотик, на котором можно сплыть по течению, и обратно не идти пешком с уловом. Здоровенный Лицигер легко справился с задачей, натаскал валежника и веток для костра, срубленные деревья ошкурил и разложил на солнцепёке, чтоб немного подсохли. Развёл огонь, повесил на перекладину, кинутую на рогульки, котелок для чая, и сел отдыхать. В тенёчке навеса, пахнущего свежим деревом, Вася вытащил из своего объёмистого рюкзака огромный пакет. Там лежали куски жареного мяса, нарезанный каравай, черемша, и железная литровая банка с голубикой. Очень Лицигер любил всякую ягоду. В быстро закипевшую воду он накидал смородиновых листьев, снял котелок с огня и отставил в сторонку. Потом начал перекусывать. Потихоньку. Половину еды он твёрдо решил оставить Альбертычу. Старик тем временем перегородил заливчик сеткой — сороковкой и налаживал спиннинг. Удилище он вырубил из гибкой берёзки, прицепил к нему катушку, взял с собой леску, блёсны и ушёл вверх по течению Онона, к ранее примеченным скалам.

Вася же задумался, и незаметно, размышляя о том, дадут ли ему у Гилёва новый АГС, всё съел. Растерялся, расстроился, попил чайку и побрёл к Альбертычу, помогать.

— Это всё свежий воздух виноват, — оправдывался он сам перед собой. — Всё время есть хочу.

У скал Онон делал крутой поворот, течение мощно било в основание камня и уходило влево. Немного ниже бурлил перекат. Напротив скалы и основался старый рыбак, готовя снасть.

— Вот, Вася, гляди, — он всмотрелся в мощный безостановочный поток воды. — Там непременно должна быть яма. А в ней таймень. Течение сверху несёт мальков, лягушат, всякую мелочь, а он здесь их поджидает. Ну‑ка, попробуем.

Альбертыч взмахнул спиннингом и забросил тяжёлую блесну точно под скалу. Первая проводка прошла впустую. Вторая.

— Ох ты! — закряхтел старик. — Зацеп! Жалко снасть.

Он поводил удилищем в стороны, подёргал, леска не двигалась. Приходилось её рвать, лезть в бушующую воду было опасно, измолотит о камни, собьёт с ног. Рыбак покачал головой и сильно рванул спиннинг на себя. Блесна подалась и вдруг Альбертыча мотануло к воде, он едва удержался на берегу.

— Таймень! — вскрикнул он.

Вася увидел, как леска пошла гулять по глянцевым струям воды. Что‑то чёрное мелькнуло в них. Затрещала катушка, Альбертыч пытался подтащить рыбину к берегу. Таймень прошёл поперёк течения, словно не замечая всей силы огромной массы воды, стремящейся вниз, к скалам. Он пару раз резко дёрнулся, но леска надёжно держала его. Вася весь напрягся, растопырил руки, как бы собираясь бороться и не слыша себя от возбуждения, тихонько кряхтел, вроде помогая этим изловить одного из властелинов Онона.

Рыбину удалось подтащить поближе, мужики уже видели в прозрачной на галечном дне воде чёрного метрового тайменя, как вдруг он изогнулся, сильно ударил хвостом и исчез в реке. Спиннинг резко распрямился, на его конце бессильно повисла оборванная леска.

— У меня инфаркт, Вася, — жалобно проговорил Альбертыч и передохнул. — Ты видел, что тут делается? Крокодилы местные леску на ноль восемь рвут, как нитку. Нет, надо сачок делать. Или я помру здесь навсегда.

Они вернулись к табору. По дороге старик нарубил толстых веток тальника и велел напарнику, постепенно нагревая их над огнём, согнуть в кольцо. Сам он полез в заливчик, чтоб отрезать кусок сети на сачок. Вася только присел возле утухающего костерка, держа в руках сыроватую ветку, как Альбертыч вернулся. Молча взял из рюкзака мешок и снова ушёл.

Лицинер поднял голову, в неглубоком, по пояс, заливчике, старик поднимал сетку, и вытаскивал из неё блестящих на солнце рыбин. Одна выскользнула из рук и плюхнулась в воду.

— Вася, здесь рай, — подошедший Альбертыч кинул к навесу битком набитый рыбой мешок. — Сиг, форель, хариус. Я никуда отсюда не пойду. Всё, нашёл я своё счастье. Сачок сделал? Отлично.

Из неплотно затянутой горловины мешка, лежавшего на боку, наружу начали пробиваться бьющиеся рыбины. Толстенные, тяжеленные даже на вид, они крутились на гальке, разноцветные, тёмно — фиолетовые, красноватые, покрытые зеленоватыми полосками, тёмными точками.

— Копай яму возле воды, — Альбертыч аккуратно прилаживал на тальниковое кольцо кусок отрезанной им сети. — Поглубже. Наруби ещё веток, побольше, чтоб её закрыть.

Метрах в двух от речушки, возле кустов, чтоб их тень тоже прикрывала от солнца, Вася сапёрной лопаткой выкопал в песке углубление, до пояса. Сделавший сачок старик выложил ямку прихваченной с собой плёнкой, укрепив её наверху камнями. Потом он начал потрошить пойманных рыб, обязательно убирая при этом жабры. Пластал Альбертыч добычу со спины, промывал в речушке, давал стечь воде и натирал изнутри солью. Уложив сигов и форелей в четыре ряда, пересыпав при этом каждый из них тоже солью, старик затянул яму плёнкой и закрыл её ветками.

— Значит, рыбачить, брат мой Вася, будем до тех пор, пока соль есть, — упёршись руками в поясницу, он разогнулся и принялся стряхивать с себя прилипшую чешую. — А её у нас, дружище, ещё килограмм десять.

— А я думаю, что так тяжело! — возмутился Лицигер. — Тащу, тащу. Я прямо как лошадь у тебя. Лопата, топоры, палатка, спальники, котелок, котёл, сковородка, соль, еда!

Тут он примолк.

— Вот за эту нечеловеческую скромность я тебя и ценю, — Альбертыч похлопал его по плечу. — Я там оставил четырёх форелей и хариусов. Свари‑ка, брат, ухи пока. А хариуса почисти и засоли. Вон там крапива растёт, листьев нарви и заверни их потом.

Рыбное варево уже было почти готово, ароматы распаренного лаврового листа смешались с изумительными запахами рыбы, когда к табору примчался расстроенный Альбертыч.

— Смотри, что творят эти негодяи! — он сунул Васе под нос тройник. Одно жало у того было отломано. — Я такого не видел!!! Леску рвут, снасть портят. Давай есть! Сегодня рыбалки там не будет. Обколол я их, не поведутся они больше.

Хлебая горячую ушицу, и обсасывая варёные рыбьи головы, Альбертыч пояснил, что таймени всегда ходят парами. Тех, что под скалой, он сегодня напугал, познакомил с блеснами. Сейчас много времени пройдёт, чтобы они забыли про них. Придётся другое место искать.

— Завтра пройдусь у переката, — рыбак вытер руки об штаны. — А сейчас здесь попробую подёргать. А где харюзки?

Развернув крапивные листья, он наклонился к рыбкам. Несравненный запах свежих огурцов поплыл над табором, Вася сглотнул слюну. Нежные хариусы с почти невесомым мясом буквально растаяли во рту. Это сказка, подумал Лицигер, завтра сам наловлю этих харюзков. Нет ничего их на свете вкуснее, особенно свежепросоленных.

Пока солнце не село, Альбертыч бродил вдоль берега речушки, закидывая блесну. С десяток форелей и пара сигов, каждая рыбина не меньше килограмма, пополнили яму у воды.

Закат угасал, и казалось, чем темнее становится, тем громче шумит Онон. Постепенно рыбаки привыкли к ровному гулу воды и уснули. Сетка, привязанная к крепко вбитым в дно двум кольям, шевелилась от дёргающейся рыбы. Древние звёзды, выкатившиеся на чёрное небо, своим тусклым мерцанием осветили сосняк, тлеющие угли костра, навес из жердей и двух спящих людей. Ничего не менялось в степях Забайкалья за сотни и тысячи лет. Так же здесь ходили охотники и дичь, которую они подстерегали. Так же спали усталые добытчики у потухающего костра. И такие же комары, что пили кровь из гуннов, воинов Чингисхана и самого Потрясателя Вселенной, кружились сейчас возле спящих Альбертыча и Васи, подбираясь к их открытым лицам.