Страница 169 из 228
Со мной был В.А. Алафузов. Когда вошли в кабинет, нарком в расстегнутом кителе ходил
по кабинету и что-то диктовал. За столом сидел начальник Генерального штаба Г.К. Жуков и, не
отрываясь, продолжал писать телеграмму. Несколько листов большого блокнота лежали слева от
него: значит, прошло уже много времени, как они вернулись из Кремля (мы знали, что в 18
часов оба они вызывались туда) и готовили указания округам.
“Возможно нападение немецко-фашистских войск”, — начал разговор С.К. Тимошенко.
По его словам, приказание привести войска в состояние боевой готовности для отражения
ожидающегося вражеского нападения было им получено лично от И.В. Сталина, который к тому
времени уже располагал, видимо, соответствующей достоверной информацией».
И один из источников этой «достоверной информации» — это донесение Воронцова из
Берлина от 17 июня…
«При этом С.К. Тимошенко показал нам телеграмму, только что написанную Г.К.
Жуковым.
Мы с В.А. Алафузовым прочитали ее. Она была адресована округам, а из нее можно было
сделать только один вывод — как можно скорее, не теряя ни минуты, отдать приказ о переводе
флотов на оперативную готовность номер 1…
Не теряя времени, В.А. Алафузов бегом (именно бегом) отправился в штаб, чтобы дать
экстренную радиограмму с одним условным сигналом или коротким приказом, по которому
завертится вся машина… Множество фактов говорило за то, что гитлеровцы скоро нападут…»
После этого Кузнецов отбыл в свой наркомат и сам стал по телефону обзванивать флоты и
поднимать их по тревоге.
«В 23 ч. 35 м. я закончил разговор по телефону с командующим Балтийским флотом. А в
23 ч. 37 м., как записано в журнале боевых действий, на Балтике объявлена оперативная
готовность номер 1, т. е. буквально через несколько минут все соединения флота уже начали
получать приказы о возможном нападении Германии…
Черноморский флот в 1 ч. 15 м. 22 июня объявил о повышении готовности, провел ряд
экстренных мероприятий и в 3 часа был уже готов встретить врага. В 3 ч. 15 м. хорошо
отличимый по звуку звонок особого телефона. «Докладывает командующий Черноморским
флотом Октябрьский, — услышал я в трубку, и этот особо официальный тон сразу насторожил
меня. — Самолеты противника бомбят Севастополь». С этими словами оборвалась последняя
нить надежды».
Эти воспоминания Кузнецова отличаются от того, что он позже напишет в своих
мемуарах, и отличия эти достаточно существенные. Первое: здесь адмирал более резко
показывает, что Жуков и Тимошенко, получив приказ Сталина «привести войска в состояние
боевой готовности для отражения ожидающегося вражеского нападения», тянули время и не
торопились с отправкой этого приказа в округа — «прошло уже много времени, как они
вернулись из Кремля (мы знали, что в 18 часов оба они вызывались туда) и готовили указания
округам».
А дальше он сообщает, что, прочитав текст приказа, он сделал для себя однозначный
вывод, что флота данная «Директива № 1» касалась: «Она была адресована округам, а из нее
можно было сделать только один вывод — как можно скорее, не теряя ни минуты, отдать приказ
о переводе флотов на оперативную готовность номер 1…»
В своих последующих мемуарах, через несколько лет, Кузнецов заявит, что данный
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
306
приказ флота не касался вовсе, а вот он вроде как проявил инициативу — дал на флот
телеграмму о приведении его в готовность № 1 после 23.00 21 июня.
Стоит пояснить, что Кузнецов был у Сталина с 19.02 до 20.15 и скорее всего получал от
Сталина указания по флоту в связи с возможным нападением Германии 22—23 июня. Также в
1963 году Кузнецов пишет, что Тимошенко и Жуков вызывались к Сталину в 18 часов, а в
мемуарах от 1969 года адмирал напишет, что Жукова и Тимошенко вызвали в Кремль еще в 17
часов
21 июня. Воронцов тут показан как прибывший к нему около 21.00, а в «официальных»
мемуарах атташе прибыл к нему на доклад в… 20.00 (к этим воспоминаниям мы еще вернемся в
последней главе, но уже по другому вопросу).
Вот что пишет Кузнецов по поводу сообщения Воронцова (хотя и пытается уменьшить
его значение):
«В те дни, когда сведения о приготовлениях фашистской Германии к войне поступали из
самых различных источников, я получил телеграмму военно-морского атташе в Берлине М.А.
Воронцова.
Он не только сообщал о приготовлениях немцев, но и называл почти точную дату начала
войны.
Среди множества аналогичных материалов такое донесение уже не являлось чем-то
исключительным. Однако это был документ, присланный официальным и ответственным
лицом. По существующему тогда порядку подобные донесения автоматически направлялись в
несколько адресов. Я приказал проверить, получил ли телеграмму И.B. Сталин. Мне доложили:
да, получил.
Признаться, в ту пору я, видимо, тоже брал под сомнение эту телеграмму, поэтому
приказал вызвать Воронцова в Москву для личного доклада…»
Смотрим, что же здесь пишет Н.Г. Кузнецов:
1. Он указывает, что Воронцов сообщает точную дату нападения (адмиральское «почти» в
данном случае несущественно и скорее лукаво, ибо Воронцов действительно дал точно и дату, и
время нападения — 22 июня, 3.00).
2. Он сообщает важную оговорку: «Среди множества аналогичных материалов такое
донесение уже не являлось чем-то исключительным». Т. е. в эти дни, за неделю до 22 июня,
сообщения о точной дате уже не были «исключительным» событием — такие сообщения шли
волной, десятками.
3. Он подчеркивает, что это был доклад именно официального лица, резидента разведки,
работающего в посольстве в Берлине под прикрытием военно-морского атташе.
4. Эти сообщения разведки в обязательном порядке докладывались главе правительства,
И.В. Сталину.
А теперь посмотрим, что об этом сообщении Воронцова пишет историк А. Мартиросян
(«Что знала разведка?», Красная звезда, МО РФ, от 16.02.2011 г.):
«В 10 часов утра 17 июня Анна Ревельская посетила советского военно-морского атташе в
Берлине капитана 1-го ранга М.А. Воронцова и сообщила ему, что в 3 часа ночи 22 июня
германские войска вторгнутся в Советскую Россию, Информация Анны Ревельской немедленно
была сообщена в Москву и доложена Сталину». (Интервью М.А. Воронцова опубликовано в
«Морском сборнике» № 6 в 1991 г.)
Кстати, таким образом в 1963 году адмирал Н.Г. Кузнецов и ответил своими
воспоминаниями на вопрос Покровского № 3: «Когда было получено распоряжение о
приведении войск в боевую готовность в связи с ожидавшимся нападением фашистской
Германии с утра 22 июня; какие и когда были отданы указания по выполнению этого
распоряжения и что было сделано войсками?», то есть кто и как тянул время с отправкой в
западные округа сообщения об ожидавшемся возможном нападении Германии 22 июня.
Но в любом случае воспоминания Н.Г. Кузнецова наиболее ценные среди многих
воспоминаний генералов. Ведь он был в Москве, и на его глазах шла отправка «Директивы
№ 1». По ценности его воспоминания стоят в одном ряду с воспоминаниями К.К.
Рокоссовского, который, правда, на 22 июня был всего лишь командиром мех. корпуса резерва
КОВО, и маршала М.В. Захарова, который на 22 июня был начштаба Одесского ВО. А теперь
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
307
посмотрим, что писали другие генералы…
Генерал-полковник Г.П. Пастуховский «Развертывание оперативного тыла в начальный
период войны» (ВИЖ № 6, 1988 г., с. 18—25):
«..На готовности и возможностях оперативного тыла отрицательно сказались и принятые
в то время взгляды на характер будущей войны. Так, в случае агрессии приграничные военные