Страница 156 из 228
советской власти проиграно, все равно ничего не сделаешь. В 14-й армии какой-нибудь
прохвост Шуба, именующий себя анархистом, нападает на наши штабы, арестовывает их,
забирает обозы, а комбрига посылает на фронт под своим надзором для восстановления
положения. В 13-й армии дела не лучше. Вообще то, что здесь слышишь и видишь, — нечто
анекдотическое. Где же эти порядки, дисциплина и регулярная армия Троцкого?! Как же он
допустил дело до такого развала? Это прямо непостижимо. И наконец, Владимир Ильич, откуда
это взяли, что Сокольников годится в командармы? Неужели до чего-нибудь более умного наши
военные руководители не в состоянии додуматься? Обидно и за армию, и за страну. Неужели,
чтобы не обидеть самолюбие Сокольникова, ему надо дать поиграться с целой армией? Но
довольно, не буду дальше беспокоить вас. Может быть, и этого не надо было, но не в состоянии
заставить себя молчать. Момент в высшей степени ответственный и грозный.
Кончаю, дорогой Владимир Ильич.
Крепко, крепко жму ваши руки.
Ваш Серго».
26 августа 1919 г. официальные «Известия» печатают мое сообщение печати: «С Южного
фронта, где я по несколько раз посетил все армии и был во многих дивизиях, я прибыл с
глубочайшей уверенностью в несокрушимость Красной армии».
Правда, около 10 октября я покинул Южный фронт и переехал в Петроград. 10 октября
должно было начаться наше контрнаступление на Южном фронте. Все было подготовлено.
Сосредоточение частей для удара заканчивалось, и мое присутствие было гораздо нужнее под
Петроградом, которому грозила смертельная опасность. Оглядываясь на три года гражданской
войны и просматривая журнал непрерывных своих поездок по фронту, я вижу, что мне почти не
пришлось сопровождать победоносную армию, участвовать в наступлении, непосредственно
делить с армией ее успехи. Мои поездки не имели праздничного характера. Я выезжал только на
неблагополучные участки, когда неприятель прорывал фронт и гнал перед собою наши полки. Я
отступал с войсками, но никогда не наступал с ними. Как только разбитые дивизии приводились
в порядок и командование давало сигнал к наступлению, я прощался с армией для другого
неблагополучного участка или возвращался на несколько дней в Москву, чтоб разрешить
накопившиеся вопросы в центре. Так, за три года мне ни разу — буквально — не удалось видеть
счастливые лица солдат после победы или вступать с ними в занятые города. Только этим и
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
283
объясняется, что после радикального перелома на Юге, начавшегося 19 октября, я ни разу не
посетил Южного фронта за весь период нашего победоносного наступления.
Все командиры и комиссары Южного фронта требовали перегруппировки войск. В этот
момент Сталин обратился к Политбюро с ультиматумом. В записке Ленину, опубликованной в
брошюре Ворошилова «Сталин и Красная армия», Сталин писал:
«Месяца два назад Главком принципиально не возражал против удара с запада на восток
через Донецкий бассейн, как основного. Если он все же не пошел на такой удар, то потому, что
ссылался на «наследство», полученное в результате отступления Южных войск летом, т. е. на
стихийно создавшуюся группировку войск Юго-Восточного фронта, перестройка которой
(группировки) повела бы к большой трате времени, к выгоде Деникина… Но теперь обстановка
и связанная с ней группировка сил изменилась в основе: 8 армия (основная на бывшем
Южфронте) передвинулась на Донецкий бассейн, кон. корпус Буденного (другая основная сила)
передвинулась тоже в районе Южфронта, прибавилась новая сила — Латдивизия, — которая,
через месяц обновившись, вновь представит грозную для Деникина силу… Что же заставляет
Главкома (ставку) отстаивать старый план? Очевидно, одно лишь упрямство, если угодно —
фракционность, самая тупая и самая опасная для Республики, культивируемая в Главкоме
состоящим при нем «стратегическим» петушком /Гусевым/… На днях Главком дал Шорину
директиву о наступлении на Новороссийск через донские степи по линии, по которой, может
быть, и удобно летать нашим авиаторам, но уже совершенно невозможно будет бродить нашей
пехоте и артиллерии. Нечего и доказывать, что этот сумасбродный (предполагаемый) поход в
среде вражеской нам, в условиях абсолютного бездорожья, грозит нам полным крахом.
Нетрудно понять, что этот поход на казачьи станицы, как это показала недавняя практика,
может лишь сплотить казаков против нас вокруг Деникина. Необходимо изменить уже
отмененный практикой старый план, заменив его планом основного удара через
Харьков-Донецкий бассейн на Ростов: во-первых, здесь мы будем иметь среду не враждебную
нам, наоборот, — симпатизирующую нам , что облегчит наше продвижение; во-вторых, мы
получаем важнейшую железнодорожную сеть (донецкую) и основную артерию, питающую
армию Деникина, линию Воронеж-Ростов. … Без этого моя работа на Южфронте
становится бессмысленной, преступной, ненужной , что дает мне право или, вернее, обязывает
меня уйти куда угодно, хоть к черту, только не оставаться на Южфронте. Ваш Сталин».
Ворошилов комментирует: «В этой оценке направлений сказались основные качества т.
Сталина как пролетарского революционера, как настоящего стратега гражданской войны».
Сталин повторяет здесь почти дословно те доводы против июльско-сентябрьского плана,
которые развивались мною сперва устно, затем письменно и которые он отвергал вместе с
большинством Политбюро. Так как все члены Политбюро прекрасно знают развитие вопроса,
то Сталину не может и в голову прийти возлагать на меня ответственность за старый план.
Наоборот, он винит главкома и состоящего при нем «стратегического петушка» С. Гусева, на
которого он опирался в июле при смене командования.
А. Голубев в журнале «Молодая гвардия», 1932 г., пишет об октябре — ноябре 1919 г.:
«План красного командования перед решительным сражением первоначально заключался
в том, чтобы сдержать, а затем и разбить наступающие части Деникина у Орла и Кром. Для
этого главный удар по предложению тов. Сталина наносился от Орла через Харьков на Донбасс.
Этот удар как нельзя лучше соответствовал тогдашней обстановке. Успех такого наступления
отрезал Донскую армию белых от Добровольческой, сбрасывая последнюю в районы Донбасса
и Южной Украины, объятые рабоче-крестьянскими восстаниями против Деникина. Для этого
13-й армии 9 октября была передана ударная группа из латышской дивизии, бригад Павлова и
Примакова (11 500 штыков и сабель) 10 октября эта группа была введена в дело у г. Кромы,
завязав упорный бой с лучшими частями противника…» (с. 106).
Советская историография продолжает: «План Сталина был принят Центральным
Комитетом. Сам Ленин собственной рукой написал приказание полевому штабу о немедленном
изменении изжившей себя директивы». Где? Когда? «Тов. Сталину во всем этом принадлежит
громадная заслуга».
З. Орджоникидзе в своих воспоминаниях пишет:
«Сталин отправился на Южный фронт. Он категорически отверг старый план разгрома
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
284
Деникина, выработанный главным командованием во главе с Троцким. План этот
предусматривал наступление левым флангом с Царицына на Новороссийск через донские степи
и казачьи станицы.
«Этот сумасбродный (предполагаемый) поход в среде вражеской, в условиях абсолютного
бездорожья, грозит нам полным крахом», — написал Сталин в записке Ленину.
Взамен плана, уже отмененного жизнью, Сталин выработал план наступления красных
через пролетарский Харьков-Донецкий бассейн на Ростов.