Страница 124 из 126
— А продовольствие?
— Только ящик с галетами.
— Дела не блестящие, — вздохнул инженер. — Но ничего не поделаешь… Устраивайтесь кто где сможет и ложитесь спать — завтра у нас будет много работы.
Дадли расположился под пальмой, неподалеку от костра. Засыпая, он слышал, как переговаривались между собой матросы.
— Да-а, — задумчиво проговорил один из них, — задал нам жару «Большой Джо». Так от него улепетывали, что и не заметили даже, как на рифы напоролись…
— А кто знает, — возразил ему другой матрос, — может быть, не случайно это? Могли и нарочно напороться… Эсминец наш все равно теперь ни на что уже не годен из-за радиоактивности.
— Брось заливать! — недоверчиво усмехнулся кто-то.
— А знаете ли вы, ребята, что мы уже топили наши военные корабли, по той же самой причине? — включился в разговор матросов боцман Бридж, которого Дадли знал как человека неглупого и далеко не бездумно относящегося к жизни. — Больше того вам скажу — мы отбуксировали недавно в открытый океан и затопили там даже такой корабль, который пять лет назад находился в зоне испытания водородной бомбы.
ЧТО ПОСЕЕШЬ, ТО И ПОЖНЕШЬ…
Утром инженер Дадли, как старший по чину, взял на себя команду над уцелевшим экипажем эсминца. Разделив матросов на группы, он поставил во главе каждой из них лейтенанта и приказал им самым тщательным образом прочесать остров вдоль и поперек. А когда команды, наспех закусив галетами, разошлись в разные стороны, Дадли с помощью боцмана Бриджа стал подыскивать подходящую площадку для разбивки лагеря. Заметив при этом, что боцман подобрал под одной из пальм упавший с нее кокосовый орех, Дадли строго приказал ему:
— Только не вздумайте лакомиться кокосовым молоком, Бридж. Я запрещаю вам это!
— Почему, мистер Дадли? — удивился боцман.
— Что поделаешь, Бридж, нужно быть осторожным. Я приведу в порядок нашу дозиметрическую аппаратуру, и мы с вами проверим тогда эти орехи, пресную воду и вообще все, что может быть пригодно для пищи. И больше чтобы никаких вопросов по этому поводу! Ясно?
— Да уж яснее ясного, — уныло отозвался боцман.
Команды, посланные на поиски, вернулись в разное время. Они привели с собой еще тринадцать матросов и семь младших офицеров. На носилках, сделанных из бамбука, был принесен адмирал Диксон. Рядом с ним, прихрамывая, шел доктор Стоун.
Адмирал лежал с закрытыми глазами, голова его была забинтована.
— Что с ним? — шепотом спросил Дадли доктора.
— Ничего серьезного, — ответил доктор. — Катер наш разбился у самого берега, а нас слегка ушибло. Моторист утонул. Все, что было в катере, пошло ко дну.
— А рация?
— И рация.
— Положите адмирала в тень под пальмами, я прикажу построить для него шалаш. А вам, доктор, придется пойти с лейтенантом Кларком и оказать помощь нескольким тяжелораненым, оставшимся на берегу.
— Да, но у меня же нет с собой ни лекарств, ни инструментов, — растерянно развел руками Стоун.
— Все равно вам нужно пойти к ним, доктор, — сурово повторил Дадли. — Это ваш долг.
К вечеру было построено несколько шалашей. В один из них внесли адмирала Диксона. Он был в сознании, не стонал, ни на что не жаловался, но все еще не имел сил подняться на ноги.
Дадли выстроил весь свой гарнизон перед шалашами и произнес маленькую речь:
— Офицеры и матросы! Судьба забросила нас на этот не очень гостеприимный остров, и никто не знает, сколько нам придется здесь пробыть. Полагаю, что недолго. Командование, видимо, уже принимает меры для наших поисков. Сами мы ничего не сможем сообщить им о себе, так как все наши рации погибли. Но у нас есть ракеты, и мы сможем подать ими сигналы, как только заметим корабли в океане или самолеты в небе. С этой целью с сегодняшнего дня будут введены специальные посты наблюдения за океаном и воздухом. И вот еще что…
Дадли сделал небольшую паузу и внимательно посмотрел на людей, стоявших перед ним в плохо выровненном строю. Почти все они уже успели обрасти бородами и выглядели очень усталыми. У трех матросов руки оказались на перевязях, сделанных из нательных трикотажных рубашек. Один из механиков тяжело опирался на бамбуковую палку. Не было никаких сомнений, что все эти люди хотели есть и пить. Вот по этой-то причине инженеру Дадли нелегко было закончить свою речь.
— Так вот, — продолжал он, несколько понизив голос и уже не глядя в глаза стоявшим перед ним матросам, — я должен предупредить вас еще кое о чем. Бог свидетель, ребята, как нелегко мне говорить вам об этом. Вы знаете, конечно, что кокосовые орехи, растущие на пальмах нашего острова, съедобны. Есть их, однако, я, от имени адмирала Диксона, категорически запрещаю. Нельзя также пить дождевую воду, выпавшую вчера во время урагана. Ее особенно нужно опасаться. Боюсь даже, что и рыба, которую посчастливится кому-нибудь из вас поймать в лагуне за коралловыми рифами, окажется непригодной к пище. Вот и все. Надеюсь, вы избавите меня от вопросов о причинах подобных запретов?
Дадли помедлил немного, ожидая все же этих вопросов, но так как никто их не задавал, поспешил распустить строй. Зато, направляясь в шалаш адмирала, он услышал за своей спиной, как кто-то из матросов мрачно усмехнулся:
— Не мешало бы ему на прощание передать нам еще и привет от «Большого Джо»…
— Робинзону Крузо чертовски повезло попасть на необитаемый остров до того, как человечество пополнило арсенал своего оружия атомными бомбами, — философствовал в это время в шалаше адмирала доктор Стоун. Он сидел прямо на песке возле носилок Диксона, нащупывая пульс на запястье жилистой руки адмирала.
— А может быть, матросам не следовало этого говорить? — вяло произнес Диксон, как только Дадли вошел в его шалаш.
— Нет, сэр, этого нельзя было не сказать, — убежденно заявил Дадли. — Доктор подтвердит вам это.
— Да, это верно, Эдгар, — уныло согласился Стоун. — Вы не знаете, Дадли, сколько уже взорвано атомных и термоядерных бомб за весь период их испытания?
— С тысяча девятьсот сорок пятого года по сегодняшний день около ста пятидесяти. Причем энергия, освобожденная этими взрывами, равна по мощности примерно трем тысячам атомных бомб, сброшенных в свое время на Хиросиму и Нагасаки.
— Представляете теперь, сколько продуктов радиоактивного распада накопилось за это время в атмосфере? — заключил Стоун. — Да еще мы сами подорвали в каких-нибудь двухстах километрах отсюда такую штуку, как «Большой Джо». И вот все эти радиоактивные вещества не только оседают теперь на поверхность земли, но и поглощаются растениями, плоды которых становятся от этого радиоактивными.
— А не слишком ли вы, Фрэнси, и ваши коллеги по медицинскому миру преувеличиваете угрозу этой радиоактивности? — спросил Диксон. — Насколько мне известно, радиоактивная пыль существует извечно. Я бы даже сказал, что частицы радиоактивной пыли как бы составляют часть природных условий, к которым все время приходится приспосабливаться жизни на нашей планете.
— Какой-то естественный радиоактивный фон всегда, конечно, существовал, — согласился доктор Стоун. — Его порождают космические лучи и естественная радиоактивность горных пород. Но все эти излучения невелики, и жизнь, будучи замечательно изобретательной и находчивой химической структурой, не только отлично приспособилась к ним, но, видимо, научилась даже использовать их для изменения своей наследственной конституции.
— Вот именно! — оживился адмирал Диксон. — Вы ведь имеете в виду воздействие радиоактивности на носителей наследственности?
— Да, Эдгар, я имею в виду мутации.
— А как вы смотрите на утверждение ряда ученых, что увеличение радиоактивного фона учащает мутации и тем самым открывает для человечества единственно возможный путь рождения гениев?
Дадли, считавший этот ученый разговор неуместным в создавшейся обстановке, не смог, однако, после такого заявления адмирала не вступить с ним в спор:
— Не знаю, кто утверждает именно это, сэр, но зато мне известно мнение подавляющего большинства крупнейших ученых мира о том, что почти все мутации, вызванные радиоактивностью, оказываются вредными.