Страница 102 из 125
4. ТРУЖЕНИК
Кто идет во глубь земли Или молотом махает; Кто сетями для семьи Хлеб насущный добывает; Кто за плугом льет свой пот, Как наемник господина; Кто под ношей спину гнет Для жены своей, для сына,— Честь им! слава их трудам! Слава каждой капле пота! Честь мозолистым рукам! Да спори́тся их работа! Но забудем ли о том, Кто безропотно страдает И, работая умом, Сам нередко голодает? В тесной хижине ль своей Он с наукой тратит годы, Раб ли книжных торгашей, Пишет драмы или оды, Или просто вздор чужой Переписывает к срокам, Иль, вступив в ученый строй, Ходит, бедный, по урокам, — Что ж! ведь труженик и он! И ему — терпеть, трудиться Повелел судьбы закон, И его глава сребрится! И влачит до гроба он Бремя скорби и гоненья, А детей голодных стон Убивает вдохновенье! Так иного я знавал: Духом он стремился в небо, Но во прахе изнывал, Пресмыкаясь ради хлеба! Так с семьею на плечах Хлопотал он и трудился, Целый век свой был в тисках И как рыба о́б лед бился! И сидел он, и писал, Бледный, с впалыми щеками; А меж тем восток сиял, Ветерок играл цветами, Пел весенний соловей, Пар дымился над рекою… Он над книгою своей Гнулся — труженик душою! Но под бременем скорбей Утешался он, мечтая: «Жизнь печальна, но и в ней Есть поэзия святая! Пусть судьба гнетет меня! Тверд останусь я душою: Для детей трудился я, Честь моя всегда со мною!» Наконец не стало сил! Кончил он свое боренье; Лишь порой к нему сходил Луч заветный вдохновенья: Ночью вдруг его лобзал Поцелуй знакомой музы, И свободно возлетал Прежний гений, сбросив узы. Вечным сном теперь он спит! Прах его земля сокрыла; Одинокая стоит Без креста его могила. И малютки, и жена Плачут, бедные, без пищи: Только имя без пятна Им отец оставил нищий! Честь и слава всем трудам! Слава каждой капле пота! Честь мозолистым рукам! Да спорится их работа! Вспомним с честью и о том, Кто с наукой голодает И, работая умом, Горький век свой убивает! <1850>280. «Полно, зачем ты, слеза одинокая…»
Полно, зачем ты, слеза одинокая, Взоры туманишь мои? Разве не сгладило время далекое Раны последней любви? Время их сгладило, сердце тревожное Скрыло их в недрах своих,— Там, как в могиле, им место надежное, Там не дороешься их. Сердце их скрыло; но память досадная Их как святыню хранит; Знать, оттого-то и грусть безотрадная Душу порою томит. 9 июля 1847281. ПЛАЧ ЯРОСЛАВНЫ <ИЗ «СЛОВА О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ»>
Что не горлица воркует ранним утром в тишине, Безутешная горюет Ярославна на стене: Вольной пташкой полечу я по Дунаю, Путь-дороженьку разведаю, узнаю, Там в Каял-реке, склонясь на бережок, Обмочу я свой бобровый рукавок, И слезами, и студеною водою Раны князя, друга милого, обмою. Так в Путивле ежедневно, ранней-утренней порой Раздается скорбный голос Ярославны молодой: Ветер, ветер! ах, зачем ты из долины Веешь стрелы на родимые дружины? Разве нет тебе приволья в облаках, Нет раздолья с кораблями на морях? Для чего ж мою ты, ветер, губишь младость, По ковыль-траве развеял мою радость? То не дождичек осенний грустно во поле шумит, Безутешная княгиня слезно плачет-говорит: Днепр мой славный! ты пробил себе волнами В землю половцев дорогу меж горами; Быстро мчали струи вольные твои В стан враждебный Святославовы ладьи… Принеси ж ко мне ты друга дорогова, Да не шлю к нему я слез горючих снова! Так в Путивле, на рассвете, с городской его стены Слышен голос Ярославны в час заветной тишины: Солнце красное! ты всем равно сияешь, Всем тепло свое равно ты посылаешь… Ах, зачем своим ты огненным лучом Раскаляешь друга милого шелом? И полки его, ослабленные зноем, В диком поле приуныли перед боем! Так в Путивле одиноко плачет утренней порой Князя Игоря супруга на стене городовой. 1848