Страница 79 из 84
Подлинно отеческой заботой окружает Шевченко свою невесту; он носит ей книги, сам заказывает ей одежду, искренне тревожится, узнав о легком нездоровье Лукерьи.
«Передайте эти вещи Лукерье, — просит Шевченко в записке на имя Белозерской. — Я вчера только услыхал, что она захворала. Глупая, где-то хлюпала по лужам да и простудилась. Пришлите с Федором мерку ее ноги. Закажу теплые башмаки, а может быть найду готовые, так в воскресенье привезу… Передайте с Федором — лучше ли ей или нет?»
Варфоломею Григорьевичу Шевченко в августе сообщал: «Будущая супруга моя зовется Лукерьей, крепостная, сирота, такая же батрачка, как и Харита, только умнее в одном — грамотная… Она землячка наша из-под Нежина. Здешние земляки и землячки наши (а особенно барышни), как услыхали, что мне бог такое богатство послал, так еще немножко поглупели. Криком кричат: «Не пара и не пара!» Пускай им сдается, что не пара, а я хорошо знаю, что пара…»
Украинские господа помещики, «земляки и землячки», о которых с горечью упоминает Шевченко, — это прежде всего Кулиш, Белозерские, Карташевские, приложившие немало стараний, чтобы отравить последние годы жизни поэта.
Лукерья Ивановна Полусмак спустя много времени вспоминала:
— Тарас Григорьевич мне нравился. Тогда я была совсем глупой, не знала, какой он великий человек. А жена Кулиша говорит: «Ты его не знаешь. Он на каторге был и пьяница». А я его никогда не видела пьяным… Врут, что он пил много водки. Мне прямо вот как обидно, что врут, и ничего мне так не обидно!.. Он мне подарки делал: книжки, деревянный крестик красивой работы, кольцо… Только я ему кольцо назад отослала — боялась Карташевских… Когда меня спрашивали: «Любите ли вы Шевченко?» — я отвечала, что не знаю.
Когда сестры Александра Михайловна и Надежда Михайловна принимались уговаривать Шевченко не жениться на Лукерье, он сердито отвечал:
— Хотя бы и отец мой родной поднялся из гроба и сказал бы мне то же, так я бы и его не послушался!
Однако осенью вернувшимся из-за границы Карташевским, Макарову, Кулишу удалось расстроить наладившуюся уже было свадьбу. Шевченко с Лукерьей «разошлись, не сойдясь», как писал он сам.
Разрыв с Лукерьей означал для Шевченко, что рушится его заветная мечта создать на склоне лет свой дом, семью.
Тяжелым чувством одиночества овеяны его стихи этого времени:
Зимой 1860/61 года велась усиленная подготовка к выпуску нового журнала — «Основа», в котором предполагалось печатать художественные произведения на украинском языке. Издателем «Основы» был бывший член Кирилло-Мефодиевского общества Василий Белозерский, брат Надежды и Александры, опекавших Лукерью Полусмак в дни шевченковского сватовства.
Шевченко поначалу очень горячо принял к сердцу создание «своего» украинского журнала в Петербурге. Но постепенно дело прибрали к рукам либералы-националисты из так называемой «Петербургской украинской громады», к которой Шевченко относился очень холодно и критически.
Первый номер «Основы» вышел в январе 1861 года; он открывался несколькими стихотворениями Шевченко: «Не для людей и не для славы…», «Послание Шафарику» (вступление к поэме «Еретик»), «Три широкие дороги…», «Зачаруй меня, волшебник…». Затем была помещена его поэма «Чернец», рассказ Марка Вовчка «Три доли»; остальной материал составляли статьи буржуазных либералов — Кулиша, Костомарова.
Чернышевский, откликнувшийся на выход «Основы» рецензией в № 1 «Современника», сразу размежевал реалистические произведения революционных демократов Шевченко и Вовчка от националистической болтовни Кулиша и Костомарова. Передовые украинские писатели находят у Чернышевского поддержку; он заявляет: «Никто из нас не может отзываться о малорусской литературе без уважения и сочувствия, если не хочет заслужить названия невежды». Чернышевский заканчивал свой отзыв о новом журнале «желанием полного успеха «Основе» и стремлению, из которого она возникла и в котором найдет себе поддержку».
Шевченко бывал иногда на собраниях в редакции. Он в спорах отстаивал демократические и реалистические принципы работы журнала. Поэт не шел на соглашение с либералами-земляками, а прочно сошелся с «вредными» деятелями «Современника».
И недаром жаловался спустя почти четыре десятка лет Кулиш: «Хоть и заглядывал Шевченко в наш курень, да не пересиливали мы вредного соблазна…»
Либералы-националисты после смерти поэта старались создать легенду, будто самыми близкими друзьями Шевченко в последний, петербургский период его жизни были члены «громады».
Они же, эти мнимые «друзья» поэта, печатали посмертно его произведения с посвящениями «П. Кулишу», «Ф. Черненко» и т. п., хотя Шевченко от некоторых из этих посвящений давно отказался, а некоторых и совсем не делал.
Но иногда все-таки прорывалось истинное отношение панов-националистов к великому певцу крестьянской революции. И тогда, например, Кулиш восклицал с раздражением (в своем послании «Брату Тарасу на тот свет»):
Это признание Кулиша, что последние свои дни Шевченко провел в окружении близких ему по духу людей, следует принять во внимание, потому что единственные воспоминания о последних днях жизни поэта — Александра Лазаревского — рисуют нам только внешний ход событий.
Когда Шевченко встречался где-нибудь с Костомаровым, у них тоже не прекращались ожесточенные споры. Костомаров стремился охладить революционный пыл поэта своей профессорской «ученостью», всячески стараясь уязвить Шевченко его мнимой неосведомленностью в исторических и социологических вопросах.
— Нет, Тарас, ты постой, — говорил обыкновенно Костомаров. — Скажи, откуда ты это берешь? Из каких источников? Ты, Тарас, чепуху несешь, а я тебе говорю только то, что доказано в тех же источниках, из которых ты только и мог черпать.
Шевченко вскакивал с места, бегал взволнованно по комнате и восклицал:
— Да боже ты мой милый! Что мне твои источники!.. Брешешь ты, и всё тут!..
Шевченко был непримиримым врагом и великодержавных шовинистов, глашатаев «официальной народности» и реакционного славянофильства.
С полным пониманием роли «Русской беседы» поэт говорит об этом органе славянофилов в своей блестящей эпиграмме, написанной в июне 1860 года (на русском языке) в связи со смертью одного из столпов реакции — петербургского митрополита Григория: