Страница 29 из 39
Капустин на протяжении всего пути расспрашивал обывателей, и людская молва увлекала его все дальше и дальше. Он побывал не только в районах Верхнего и Среднего Дона, охватил разведкой значительную часть прибрежной полосы Северского Донца, тщательно обследовал Острогожский уезд. Близ города Середы, под селом Белогорьем, Капустин обнаружил новые залежи железной руды. Но главная цель была впереди.
Теплыми вечерами, душными днями, росными рассветами от станицы к станице, от хутора к хутору по пыльным безлюдным шляхам, давно не езженным дорогам тянулся обоз, с которым ехал подьячий села Даниловского, что в Костромском уезде. Все явственнее ощущалась своеобычная жизнь порубежной земли. Постоянная угроза вражеских набегов заставляла огораживать рвами, каменными стенками, дрекольем станицы, городки и хутора... А дальше простиралась обезлюдевшая, веками не вспахиваемая типчаково-ковыльная заокоемная пустошь.
Молва о земляном уголье привела Григория Капустина чуть ли не к самому южному краю Дикого Поля. Эти казачьи земли располагались неподалеку от Черкасска, того самого Черкасска, где, по изустному преданию, во время одного из Азовских походов казаки впервые удивили Петра необычным, горящим в огне каменьем и где он произнес вещую фразу «о сем минерале».
Казаки, станичные атаманы отнеслись к государеву посланцу не слишком тепло. Их недружелюбие было подкреплено к тому же запретом атамана Великого Войска Донского копать и жечь «бесовский» черный камень. Однако люди твердили, что балуются «чудодейственным» минералом ребятишки, разжигая костры, жгут камень станичные пастухи в степи, местные кузнецы в горне, и еще, сказывали, кое-где им отапливают жилище, используют при варке соли. Капустину показали «выходы» земляного уголья. За несколько дней были обследованы десятки таких мест. Местные работные люди, которых нанял Капустин, копали колодцы дудки глубиной в две-три сажени и более. Сооружали разборные переносные вороты, с помощью которых лошадьми таскали наверх бадьи с каменистым грунтом. Чтобы не роптали артельщики, Капустин с «царевым глазом» солдатом Столбовым прибавили им жалованья и сами копали землю, рыхлили неподдающийся грунт кирками. И однажды...
Сначала из одного колодца работные позвали рудознатца, потом его кликнули из соседнего:
— Земляное уголье! Земляное уголье!
Да, это был искомый «бесовский» камень. Его грузили на подводы по полпуда из каждого колодца для будущих проб. То, что внешние признаки солнечного камня оказались одинаковыми в разных местах, а также наблюдение выходов уголья на поверхность в оврагах и балках навело мастера-рудознатца на мысль: «Уголье залегает едиными флетцами». То есть под землей находится единая угольная жила, один пласт, общий массив...
Этого до Капустина еще никто не понял, никто не осознал! Так буднично свершилось то, что через два с лишним столетия назовут открытием донецких углей. Подьячего же Григория Капустина назовут их первооткрывателем... (1 В 1845 году в архиве Ростовской крепости (Ростов-на-Дону) краеведом Мурзакевичем были обнаружены документы, свидетельствующие об открытии донецких углей Григорием Капустиным Б 1721 году. Однако лишь в наше время сотрудники Московского горного института Е. И. Заозерская, А. А. Зворыкин и другие тщательно исследовали архивные документы и окончательно подтвердили этот факт.).
Исследовав казачьи земли близ Кундрючьих городков (Соколово-Кундрюченские шахты в Ростовской области), составив подробную рукописную карту, рудознатец двинулся с обозом вверх по течению речки Кундрючьей и вышел к берегам Северского Донца близ нынешних городов Свердловска и Краснодона. Затем прошел вверх по течению реки Каменки, притока Донца, до Лисичьего Буерака (город Лисичанск), набрав и там земляного уголья для проб; повернул на юго-запад к Бахмуту (город Артемовск), обогнув полукольцом главный хребет Донецкой возвышенности — Нагольный кряж. В конце октября из Бахмута его обоз направился к Дону, в Острогожский уезд. Взяв там образцы железных, золотых и серебряных руд, Капустин с обозом тронул по зимним российским дорогам в обратный путь.
Нанятые за собственные деньги подводы везли «многия» пуды уголья. Рудоведец чувствовал, что сделал открытие нерядовое. Некоторое безразличие, сопровождавшее его в пути на полудень России, сменилось едва скрываемой радостью, возбуждением от удачи. Воображение рисовало картины одну заманчивее другой — то он строит собственный горный заводишко, то оборудует, как сам понимает, свою домницу, а то еще его назначают канцеляристом Берг-коллегии...
Радостное нетерпение принудило Капустина сделать по пути в Москву пробы найденному уголью. В качестве угля теперь сомнений не было — он давал в кузнечных горнах «великий жар».
Эту чрезвычайно важную весть привез в Москву Григорий Капустин морозным январем 1722 года.
Капустин доставил уголь и руду в пробирную палату обер-берг-амта (1 Так называли Московское отделение Берг-коллегии.) у Спасских ворот Кремля. Иноземный пробирный мастер Кашпер Вейс в рудах из Острогожского уезда обнаружил золото и серебро, а донецкий уголь определил... как некачественный.
Почти год провел в вынужденном бездействии Григорий Капустин. Окладным жалованьем, как известно, он поверстан не был, средств к существованию не имел. Случайные заработки, долги, недоедание были его спутниками в течение долгих месяцев, проведенных вдали от дома.
В декабре 1722 года вернулся из Персидского похода царь. На четвертый день после прибытия Петра в подмосковное сельцо Преображенское Яков Брюс докладывал о результатах поездки Капустина на Юг России, об утверждении его, будто уголь залегает в донецкой степи флетцами, и о неутешительных результатах произведенных Вейсом проб...
Государственной важности было это дело. Немедленно последовал именной указ царя «О приискании на Дону и в Воронежской губернии каменного уголья и руд». Исполняя волю государя, Берг-коллегия выработала соответствующее определение. И даниловский подьячий согласно предписанию главного горного ведомства повторно отправился по зимнему бездорожью туда, где обнаружил он залегающее флетцами земляное уголье. А Петр направил своеручную записку вице-адмиралу русского флота англичанину Томасу Гордону: «Зело нам нужно, чтобы ты из Англии или Шкоции выписал двух человек, которые знают находить уголья каменные по приметам сверху земли и чтоб были искусны в своем мастерстве».
...Около трех месяцев затратил Капустин на эту поездку. Ему и Никите Столбову было дано «до тех мест две ямские подводы, а возвратно до Москвы три подводы. И на те подводы дано... прогонов 10 рублей с гривною, для копания уголья и руд, на наем работных людей и подвод дано 10 рублев... — писал Капустин, — да мне ж дано на пропитание 5 рублев денег...» Несмотря на бездорожье, сильные морозы, мерзлую землю и сопротивление казаков-донцов, воля государева была исполнена. В конце марта 1723 года Капустин возвратился в Москву.
В пути под наблюдением Капустина каменный уголь, взятый повторно в донецких землях, был испытан в деле: «в казачьем городке Быстрянске, и в Туле, и в Москве пробы чинили, делали кузнецы, там каменным угольем топоры и подковы новые, и они, кузнецы, то уголье похваляли и сказывали, что от него великий жар...»
Пробирный мастер Кашпер Вейс в Москве опробовал привезенные Капустиным металлоносные руды — результаты анализа были хорошими. Для окончательных проб уголь и руды были представлены в Петербург, в Адмиралтейскую коллегию, которая поручила проверку каменного угля «артиллерии кузнечному мастеру» Марку Рейэру, а руды — Иоганну Шлаттеру и Альбертусу Беру.
К протоколу заседания Берг-коллегии от 4 июля 1723 года приложен написанный по-английски Марком Рейэром документ, со сделанным тогда же в коллегии переводом на русский язык, также подписанный британским пробирером. Сысканный и взятый в донских городках подьячим Григорием Капустиным каменный уголь Рейэр «пробовал, и по пробе явилось, что от оного уголья действа никакого не показалось, только оной уголь в огне трещит и только покраснеет, а жару от него никакова нету...».