Страница 16 из 31
Зина взяла протянутую Риккардо карточку, а про себя грустно подумала: «Лучше бы денег дал, чем простой кусочек бумажки». Но сейчас, сидя здесь, за столом уютного ресторанчика, она совсем не догадывалась о том, что этот «простой кусочек бумажки», как она выразилась, спасёт её в самую страшную минуту жизни, и что дружбу, которую ей сейчас предложил Риккардо, она в тот ужасный момент не захочется променять даже на миллион евро.
- Лучше бы ты у него попросила, чтобы он тебе сделал пермесу, - Аля была права, итальянская пермеса или по русскому – разрешение, являлась заветной мечтой всех нелегалов.
У Зины был выходной, поэтому после ресторана Риккардо провёл её до квартиры, которую она снимала вместе с Алевтиной, и удалился, как он выразился, выяснять отношения с сестрой Миной.
- Как мне у него что-либо просить, когда он сам мне этого не предлагает? – возмущалась в ответ Зина. – Ты же видишь, поцеловались несколько раз, и он сразу в кусты. Что тебе объяснять, когда ты сама знаешь, как они к нам, своим рабам, относятся. Когда ты с ними рядом, ухаживаешь за ними, делаешь им всякие приятности, они вроде бы к тебе хорошо относятся. Стоит только отвернуться в другую сторону, как сразу всё забывается и прощай, Долли, навек.
- Что, и Риккардо такой? – спросила подруга с участием.
- Мне кажется, что нет, а так, пойди, разбери этих итальянцев, что у них на душе и в мыслях вращается. Когда он признавался в дружбе, мне казалось это искренним, но ведь ты сама чувствуешь, как здесь одиноко, и малейшая их симпатия к нам делает нас такими доверчивыми. Сразу думаешь, что ты вот та единственная, которую он ждал всю свою жизнь. А на самом деле – всё это обман и иллюзии. Риккардо – католик, а я православная. Он всю жизнь прожил в капиталистическом мире, а я выросла при социализме. Аля, его мир – это чужая галактика для меня. Другая планета. Мы с ним такие разные, как Млечный путь и Магеллановы Облака. Для меня просто дикость какая-то, прожить пятьдесят шесть лет и не быть ни разу женатым. Всё спрашивать мнения сестры, которая его же, в конечном итоге, и нагрела на сто тысяч литров ликёра.
- Интересно, что она ему сказала в своё оправдание?
- Для меня ничего интересного в этом нет, потому что, чувствует моя душа, козлом отпущения в этой ситуации окажусь я, - вздохнула Зина.
- Не козлом, а козой, - улыбнулась Алевтина. – И чтобы тебе не было совсем грустно, завтра пойдём на танцы.
Засыпая, Зина думала: « всё-таки, странный народ – эти итальянцы. Вот взять, к примеру, Красавчика. Поцеловался, потискал и ушёл, как ни в чём не бывало, выяснять отношения с сестрой. Вроде ему этих маленьких ласк достаточно. А обо мне подумал? Может быть, мне и недостаточно. Может, я готова на большее. Нет, развернулся и адью, а я осталась в одиночестве с растревоженными чувствами. Всё-таки, все мужики эгоисты, даже в Италии», - сделал Зинаида окончательный вывод. От этого ей стало легче на душе, и она заснула спокойным сном, с удовольствием предвкушая завтрашние танцы.
Зина с Алёной жили в Куартиери Спаньоли – испанском квартале, а их любимый ресторанчик «Пиццерия» с музыкой и танцами имел расположение на улице Караччиоло. Они в свои выходные туда частенько заглядывали.
Эта «Пиццерия» являлась таким себе итальянским фаст-фудом, но в отличие от настоящего, предлагала очень вкусную и, самое главное, дешёвую и полезную пищу: пиццу, пасту, всевозможную морскую рыбу, а также, пирожное и мороженое, вкуснее которого Зина и не пробовала.
Маленький и уютный ресторанчик для девчонок казался особым миром, где можно было встретиться с разными людьми, студентами, рабочими, туристами, моряками из Украины, России, в общем, со всеми. В «Пиццерии» всегда толкалась куча народу, среди которых подруги легко растворялись и не привлекали внимания карабинеров, что для них, в их незаконном положении, было очень важным.
Там их всегда ждали свои постоянные партнёры, как итальянские, так и выходцы из бывшего социалистического лагеря, знакомые девчонки, такие же нелегалки, и не только из Украины, а и Белоруссии и Молдавии.
В общем, это был их мир, где можно было хорошо расслабиться после трудовой недели и, не боясь полиции, прекрасно отдохнуть.
Сейчас Зина получала восемьсот евро, а это всё-таки не пятьсот, поэтому позволяла себе маленькие праздники. Они с Алёной с утра прошлись по небольшим лавкам, таким чудным маленьким магазинчикам, и Зина прикупила себе белую курточку и белые брючки.
Курточка была украшена голубыми вставками в розовый мелкий цветочек, вроде ситца, и к Зининым голубым глазам шла просто замечательно.
Наряд дополняли белые ботиночки с кружевными кожаными оборками. В общем, Зина вертелась перед зеркалом, словно Оксана из фильма «Вечера на хуторе близ Диканьки» и, глядя в своё отражение, улыбалась, говоря при этом, знаменитые слова:
- Ах, и до чего же ты, душенька, хороша!
- Поднимаешь себе настроение? – подшучивала Аля над подругой.
- А чего его поднимать, когда оно и так хорошее? – смеялась в ответ Зинаида. – Я не умею долго грустить, не в моём характере придаваться унынию. А если ты насчёт Риккардо, так это всё пустяки. Ведь жила же я как-то до него раньше, проживу и после.
Но, Зина перед подругой лукавила. Этот итальянец чем-то её хорошенько зацепил. А чем, она сама не понимала. Думала, думала, и решила, что, скорее всего, внешностью. Уж больно он был похож не её погибшего мужа Сашу. Как она сама выразилась – общий генотип.
«Цыгане, они везде – цыгане», - мелькнуло в голове у Зины. Почему вдруг ей пришла на ум эта фраза, она не знала, просто общение с Риккардо высветило перед глазами именно такие ассоциации.
И вообще, Красавчик растеребил Зинины нежные чувства, которые были глубоко запрятаны в недрах её застывшей души и многие годы там спокойненько себе спали. Вернее, это Зина думала, что спали, а на проверку оказалось, что они и не спали вовсе, а так, чуть-чуть дремали. И только появился подходящий случай, как они сразу же очнулись и заявили о себе громким голосом, проявлявшимся, почему-то, в мучительных воспоминаниях прошлого.
- Нет, ну просто какая-то хреновина с морковиной, - уже вслух, а не про себя, выругалась Зина, - этот паршивый итальяшка растеребил мне душу так, что из неё полезли даже те воспоминания, которых я не хотела бы и торкаться.
- Поделишься с подругой? – спросила участливо Аля.
- Поделюсь, но не сейчас. Потом, как-нибудь, когда будет соответствующее настроение. А сейчас мне хочется веселиться, а не вспоминать своё далёкое прошлое.
В понедельник с утра Зина, вся в обновках, заявилась в дом Риккардо. Ей хотелось, чтобы он увидел её красивой и нарядной. Ещё вчера, сидя в «Пиццерии», она смотрела на Настю с Бруно, которые подсели к ним за столик, и задавала себе вопрос:
«Ну чем я хуже этой выдры?» Настя, конечно же, совсем на выдру и не похожа, очень даже симпатичная женщина. Просто это Зина так выражалась. Она никак не могла понять, отчего у других жизнь идет, как по писанному, а у неё через пень колоду. И вопрос «Чем я хуже неё?» в тот момент ей казался вполне справедливым.
Риккардо в доме не было. Он давно уже уехал на работу, оставив Зине на столе в гостиной записку. Настроение у неё от этого не упало, так как в записке он называл её «своей любовью».
Она весь день хлопотала по дому, напевая в голос итальянские слова «amore mio», даже не представляя себе, какая впереди ждёт её ночь. Если бы она знала, то на порог бы не ступила. Но, человеку не дано видеть своё будущее, поэтому Зина и не подозревала о предстоящих событиях.
Она убирала в спальне на втором этаже, когда почти к вечеру, в сумерках, стукнула входная дверь. В доме было тихо так, что всё, что происходило в гостиной, наверху слышалось очень хорошо.
По шагам Зина определила, что это Мина. От волнения сердце её дрогнуло, и слегка затряслись руки. Она знала, что от объяснений и разговора ей не уйти. Даже если за неё заступится Риккардо, она всё равно будет ему чужая, а Мина, несмотря ни на что, останется родной сестрой и её слово будет первым.