Помни время шипов

Как будто кто-то услышал наше желание – прямо перед нашими глазами происходит взрыв, который буквально разрывает танк на куски. Огонь ослепляет нас, и мы прижимаемся к земле. От жары взрывается оставшийся боекомплект, снаряды и пули с треском разлетаются по сторонам, впиваясь в стенки оврага. После этого в слабом свете начинающегося утра мы видим, как густой черный дым из остатков двигателя наполняет часть оврага. Саперы кричат нам, что это они взорвали его несколькими минами.

Еще сразу после полудня враг с северо-востока атакует наш правый фланг. Так как там сломался один из пулеметов, мне и Майнхарду приходится идти на помощь. Мы пробираемся по траншее, которая стала менее глубокой из-за натоптанного снега. Еще до того, как мы добрались туда, Кюппера слегка задело пулей в верхнюю часть руки, и санитару пришлось его перевязать. Поэтому Дёринг отправляет Вильке к Майнхарду вторым номером. Вместе со счетверенной зениткой нам удается остановить врага. Перед нашими позициями снова лежит много трупов. В результате нашей последовавшей контратаки мы захватываем достаточно много оружия. Но в вещмешках убитых русских мы находим очень мало съестного. Виерту удается заполучить только несколько горбушек русского черного солдатского хлеба со вкусом непропеченного теста и настолько засыпанного песком, что он скрипит у нас на зубах, как будто мы жуем наждачную бумагу. Но мы все равно проглатываем его, чтобы немного утихомирить наш ужасный голод. Справа я снова время от времени слышу эти отвратительные глухие выстрелы в голову – чернявый унтер-офицер, несомненно, снова оправдывает эту свою жестокую привычку мерами безопасности.

Еще до наступления темноты мы в качестве обычного вечернего богослужения получаем обстрел из вражеских пушек и «сталинских органов». Когда обстрел заканчивается, я с двумя другими солдатами из нашего батальона отправляюсь по траншеям в деревню. Я хочу забрать оттуда для меня и моих приятелей белье и другие вещи, которые хранятся там в наших переметных сумках. Одновременно я хочу снова спрятать в сумку мой зеленый дневник, который Громмель принес мне три дня назад. За те десять дней, которые я не был в деревне, там многое изменилось. Большинство изб разрушено. Между избами стоит несколько разбитых машин. Повсюду траншеи и маленькие блиндажи. Части железнодорожных рельс разбиты, а у дамбы я вижу два уничтоженных Т-34. Несколько солдат показывают нам дорогу к нашим машинам. Идти одному туда опасно, потому что саперы заминировали окраины деревни. Несколько наших обозников удобно устроились в погребе одной русской избы. Такие погреба есть под всеми крестьянскими домами. Их просто выкапывают в земле и делают из земли ступеньки. Вход закрывается деревянной дверью. Погреба снаружи можно опознать по более высокому земляному валу. Солдаты чувствуют себя в них в большей безопасности, чем в избах, которые все время обстреливает артиллерия. Внутри горит печка, и от нее в погребе исходит приятное тепло. Наконец-то у меня есть возможность по-настоящему помыться. Воды здесь достаточно, ее носят из проруби на реке Дон. Когда я смотрюсь в зеркало, меня пугает мое исхудавшее лицо с рыжеватой щетиной. Но после того как я побрился и надел свежее белье, я чувствую себя уже значительно лучше.

Солдаты рассказывают мне, что здесь тоже никто точно не знает, где противник, сколько его, и что он собирается делать. Не знают они и о том, что происходит в Сталинградском котле. Правда, по ту сторону Дона размещена еще одна наша боевая группа, но она, как и мы, зависла в воздухе и не имеет связи со штабом. Все штабы вроде бы давно отошли далеко назад и следят за ситуацией с безопасного расстояния.

Когда я после этого укладываю мою сумку в машину, я встречаю нашего водителя Янсена, которого сегодня утром во время атаки легко ранили в голову. Он рассказывает, что сегодня у нас снова были потери: несколько убитых и раненых. Так как оставлять раненых в самой деревне больше небезопасно, он и два других водителя хотят сегодня ночью перевезти их по льду Дона в Нижне-Чирскую. На обратном пути они постараются привезти провиант. Я желаю Янсену удачи, чтобы он со своими машинами вернулся назад целым и невредимым.

По пути на позиции я встречаю Мальцана, который, как и я, тоже был в деревне. На опасном участке траншеи я как раз в последний момент успеваю его предупредить о вражеских снайперах, сидящих в засаде. Выстрел прозвучал еще до того, как он успел нагнуться. После этого он с удивлением засовывает палец в дыру на плече своей зимней шинели с толстой подкладкой, которую он смог раздобыть в деревне. – Повезло, – говорит он дрожащим голосом. До того, как я пошел в деревню, Вариас мне точно описал места, где снайперы стреляют даже в темноте. Я потому все время перебегал эти места как можно быстрее и наклонялся ниже. На позиции у меня еще остается время, чтобы три часа поваляться на соломе, до того, как отправиться со Свиной на пост.

Мы со Свиной топаем по снегу к далеко выдвинутому вперед посту. Из-за влажности, исходящей от снега, спустя несколько часов после полуночи снова становится немного туманно. Свина показывает на маленькие кучки снега сбоку от протоптанной тропинки. Неплохая идея, думаю я. Кто-то сделал полевой лопаткой эти маленькие кучки снега, чтобы по ним можно было лучше ориентироваться ночью. Но как только ветер усилится, он их снова быстро развеет.

Пост мы слышим еще раньше, чем видим их, и уже издали негромко кричим им пароль. Один из солдат постоянно бьет ногой об ногу, потому что они у него мерзнут. При этом он, похоже, не думает, что враг тоже может это услышать. Оба часовых осознают большую опасность для нас всех здесь на позиции лишь после того, как мы им об этом говорим. Для меня дежурство на посту всегда тяжелое дело, потому что я не могу положиться в этом на почти совершенно глухого Свину. Потому я рад, когда наше время окончилось, и нас меняют на посту Курат и еще один солдат. Пока все было тихо, только туман несколько усилился, как всегда в эти дни перед утром.

6 декабря. Мы втроем лежим в теплом бункере и дремлем в ожидании утра. Виерт остается снаружи и охраняет окоп. Мы слышим, как приближаются его шаги по промерзшему снегу. Когда он стоит перед бункером и немного отодвигает одеяло у входа, мы уже проснулись. Несмотря на постоянное переутомление, мы обычно спим как зайцы, с бдительным взглядом и чутким слухом. Виерт говорит, что Дёринг получил несколько ящиков с боеприпасами, и мы должны забрать свою часть. Когда я с Громмелем отправляюсь к Дёрингу, на дворе все еще темно. Курат тоже еще не вернулся. Я слышу, что его дежурство на посту закончится только через двадцать минут. Все вокруг кажется спокойным, и мы надеемся, что сегодня это так и останется. Когда я собираюсь войти в бункер, мне кажется, будто я услышал губную гармошку Курата. Но этого просто не может быть, ведь Курат еще далеко впереди. Неужели я ошибся? Может быть, мои нервы настолько измотаны, что я уже слышу то, чего вовсе не может быть? Я возвращаюсь к Вариасу. Но он с Зайделем тоже это слышали. Не песню, просто два раза громкий звук губной гармошки. Как будто кто-то просто сильно дунул в нее. Они тоже удивились этому, ведь Курат должен был быть далеко впереди, говорит Зайдель. Когда мы сообщаем об этом Дёрингу, тот срочно бьет тревогу. – Тут что-то не то. Вперед, поднимайте тревогу! Приготовиться открыть огонь! Я бегу к пулемету и снимаю с него защищающий его брезент. Вся позиция лежит в полной готовности и ждет. Но чего ждет? Впереди все тихо. Может быть, Курат случайно дунул в свою гармошку? Если бы он что-то заметил, то предупредил бы нас выстрелами из винтовки, как это всегда бывает. Ложная тревога? Уже пришло время менять часовых на постах. Может быть, русские там впереди как раз этого и ждут? Дёринг все останавливает. Но тут в небо с шипением взлетает сигнальная ракета!

Что это? Меньше, чем в пятидесяти метрах от нас застывают несколько фигур в белых маскхалатах и падают в снег под огнем наших пулеметов и карабинов. Когда становится светлее, мы видим и других русских. Они лежат за первой группой, тоже одетые в маскхалаты и готовые к атаке. Мы срываем их намерения вместе с саперами, которые стреляют по ним с фланга. Они остаются лежать в снегу и ждут. Прошло уже почти полчаса. Почему же они не продолжают атаку, как обычно? Чего они ждут?