Возвращение

— Скажи, мам, ты расстроилась из-за вчерашнего разговора? Сейчас, когда мы только вдвоем, я хотела спросить: ты имела в виду какую-то конкретную девочку, когда заговорила об усыновлении ребенка из аббатского приюта? Знаешь, я часто видела их на улице, когда их выводили на воскресную прогулку. Я была бы очень рада, если бы вы решились взять кого-нибудь из девочек моего возраста. Тогда у меня была бы подружка!

Для Мари ее слова стали неожиданностью. Она какое-то время покусывала губы, не зная, как ответить. Чтобы выиграть время, она поправила гребешок, который соскользнул с положенного ему места на волосах дочери, потом сказала:

— А что, если бы она оказалась младше тебя? Этой девочке двенадцать, но она такая маленькая и миниатюрная, что я с трудом дала бы ей и девять…

Камилла растерялась: весь день она представляла себе жизнь с приемной сестрой своего возраста, с которой могла бы делиться секретами и мечтами…

— Ей двенадцать! — повторила она. — Но о ком ты говоришь?

Мари увлекла дочку за собой к канапе. Они сели рядышком, держась за руки.

— Слушай, дорогая! Я хотела рассказать это папе, но он так отреагировал, что я не осмелилась. Похоже, он по-настоящему рассердился! Вчера я пошла в аббатство отнести твои старые вещи и в церкви услышала, как кто-то плачет. За могилой святого Этьена спряталась маленькая девочка. Она пришла попросить у него маму. Знала бы ты, как я растрогалась! Я готова была разрыдаться. Эта крошка надеется на чудо, ей так хочется иметь семью! Это, конечно же, замечательно, однако так мучительно для нее… Я постаралась утешить ее, как могла, потом мы немного поговорили. Там, перед статуей святого Этьена, я поняла, что встретились мы неслучайно, и это может означать только одно: мне дано указание свыше взять ее за руку и всегда идти рядом по жизни. Когда мы расстались, видела бы ты, как она на меня посмотрела! Сколько в этом взгляде было надежды и тоски! Тогда я подумала о нашем огромном доме, о двух пустых комнатах… В будние дни ты в колледже, в Бриве, и мне, признаюсь, бывает одиноко. Понимаешь?

— Как зовут эту девочку? — спросила Камилла.

— Мелина. У нее черные волосы и красивые голубые глаза, такие же сияющие, как у тети Леони. И она такая хрупкая, такая грустная, что о ней сразу же хочется позаботиться! Видела бы ты, как она прижималась к моим коленям… Я все время о ней думаю…

— Бедняжка! — прошептала Камилла. — Значит, мы увидим ее сегодня на мессе?

— Да, я рассчитывала увидеться с ней и показать ее твоему отцу. У него щедрая душа, он не сможет остаться равнодушным!

Камилла поцеловала мать. Они были очень близки и понимали друг друга лучше, чем когда бы то ни было. Девочка как раз собиралась сказать матери, что та не должна расстраиваться заранее из-за отказа отца, когда из кухни донесся легкий запах гари. Девочка вскочила с криком:

— Мой пирог! Если он подгорел, все пропало!

— И все из-за меня! Ты печешь миндальный пирог?

— Да! Я пообещала Полю в последнем письме, что приготовлю самый лучший — с миндалем и начинкой из каштанов с сахаром и ванилью, под шоколадным кремом! Скорее, мам, скорее на кухню!

***

Через час серый «Рено 4 CV» Поля остановился перед домом. Мари, которая как раз возвращалась из мясной лавки Дрюлиолей, ускорила шаг — она увидела сына. Он крикнул с улыбкой:

— Только не упади, мам! Под снегом часто оказывается лед! Ну, как тебе моя машина?

— Она забавная! Я так привыкла к «Траксьону» Адриана, что не осмелилась бы сесть в такой маленький автомобиль!

Лора открыла дверцу и вышла из машины. На молодой женщине был серый костюм и шляпка в тон. Изысканным туалетам она предпочитала удобство. Эта ее черта нравилась Мари. Они поцеловались и негромко заговорили о подарках и детях. На пороге нетерпеливо переминалась с ноги на ногу Камилла.

— Быстрее входите! — с улыбкой позвала она. — На улице так холодно! Вы сможете поговорить и в доме, у елки!

Поль взял жену за руку и помог подняться по ступеням. Камилла сделала маленький реверанс и вежливо сказала, обращаясь к невестке:

— Добрый вечер, Лора! С Рождеством тебя!

Адриан все еще не вернулся. Мари уже начала волноваться. Ей нравилось, когда вся семья собиралась вокруг нее в теплом доме, особенно в сочельник.

— Где же папа? — забеспокоилась и Камилла. — Он ведь сегодня ушел пешком! Он уже минимум час как должен быть дома!

— Может, случилось что-то непредвиденное. Это не редкость, особенно зимой, — со вздохом отозвалась Мари.

Она сама не знала, насколько оказалась права: Адриан в это мгновение как раз входил в дом своего товарища по движению Сопротивления Ги Маролло. За годы войны мужчины стали хорошими друзьями.

Дочка Ги серьезно заболела. Она слегла еще вчера с сильным жаром и кашлем. Осмотрев ее, Адриан поспешил успокоить отца:

— Не волнуйся, Ги, Виолен нужно просто полежать в постели, пока не спадет температура, а потом еще недельку побыть в тепле, чтобы утих кашель. Я прописал ей средства, которые быстро поднимут ее на ноги. Ее бронхит пройдет без последствий, можешь мне поверить!

— Спасибо, Адриан! Подумать только, понадобилось кому-то в доме заболеть, чтобы мы встретились! И это после всего, что мы пережили в маки… Как грустно! Мы с тобой в последний раз виделись летом.

— Это правда! Время летит слишком быстро, и у меня прибавилось пациентов, особенно с тех пор, как в городок переехали новые семьи. И зима выдалась холодная, многие болеют…

Ги кивнул, соглашаясь. Они улыбнулись друг другу, вспоминая церемонию, состоявшуюся 14 июля 1947 года на кладбище в Бриве. Все участники Сопротивления из Корреза собрались возле склепа семьи Лер. Эдмон Мишле, некогда командир региональных сил, воздал честь аббату Шарлю Леру, и слова его глубоко взволновали присутствующих: «Прекрасно воспитанный человек, который оказался прекрасным солдатом…»

В тот день на кладбище Брива никто не остался равнодушным к происходящему. На церемонию съехались не только выжившие партизаны и семьи погибших, но и официальные лица, и делегации, и целая толпа простых людей, которых в свое время глубоко тронула судьба этого молодого аббата, геройски погибшего, но не предавшего своих товарищей. Нацисты расстреляли его, тридцатилетнего, в мае 1944-го в Людвигсбурге.

— Прости, но мне пора домой, — сказал Адриан. — Меня ждут к ужину и наверняка волнуются. И Поль, пожалуй, уже приехал. Ты помнишь Поля? Они с женой Лорой ждут своего первенца. Они приехали к нам на Рождество, поэтому я спешу откланяться, и счастливых вам праздников!

В то время как доктор Меснье спешил домой по покрывшемуся коркой снегу, в Обазин въезжала Матильда со своим супругом. Ярко освещенный большой дом, украшенный остролистом и омелой и полный изысканных ароматов праздничной еды, принимал гостей.

Поль снял куртку и воскликнул радостно:

— Какое это все-таки счастье — оказаться среди родных! А где бабушка? Я хочу ее обнять!

Нанетт услышала голос внука. Она неторопливым шагом вышла из кухни, придерживаясь за стену.

— Поль, мой мальчик! Я ждала тебя с полудня! Ты заставил меня поволноваться, сорванец ты эдакий!

Молодой человек с волнением смотрел на бабушку. Он никогда не видел ее такой утомленной, поэтому с беспокойством посмотрел на мать.

— Что с тобой случилось, ба? — спросил он, прижимая Нанетт к груди.

— Ничего! Ничего! Что ты хочешь? Я уже не такая молодая, мой мальчик! И ноги у меня часто немеют, но это не важно. А жена твоя где? А, вот и она! Иди и поцелуй меня, моя девочка! Не робей перед старой Нан, она тебя не съест!

Лора подошла и подставила старушке свою розовую прохладную щеку.

Камилла сгорала от нетерпения. Она ждала целую вечность, но никто не обращал на нее внимания. И это при том, что она поторопилась снять свой фартук и теперь, сцепив руки за спиной, с невинным видом ожидала, чтобы брат похвалил ее бархатное платье и прическу.