Возвращение

— Я потом все объясню, Лизон! Помоги мне ее держать!

Матильда рыдала так, что едва могла дышать. Внезапно она начала звать Жиля детским, тоненьким голоском. Вернулся Адриан со шприцем в руке. Он ввел Матильде новую дозу успокоительного. Молодая женщина говорила все тише… Наконец ее тело обмякло, дыхание стало ровнее. Вскоре она уснула и лицо ее прояснилось.

Мари, Адриан и Лизон смотрели друг на друга, бледные и встревоженные. Каждому казалось, что он попал в кошмарный сон, который все никак не заканчивался. Лизон задала вопрос, который уже давно крутился в голове у матери:

— Что нам теперь делать?

Ответ Адриана немного их успокоил:

— Я позвоню коллеге, он специализируется на нервных болезнях. Пусть приедет и осмотрит Матильду. Одно ясно — ей нужны покой и сон.

— Я хочу чего-нибудь выпить, — сказала белая как полотно Мари. — Чашку хорошего кофе… У меня просто нет больше сил!

Адриан обнял жену за талию и, поддерживая, помог ей спуститься в кухню. Лизон шла следом.

Кухня встретила их приятным запахом жаркого. Стратегическое место в доме, эта комната в очередной раз послужила приютом для их истерзанных сердец. Мари упала на стул. У нее было ощущение, что там, на втором этаже, она лишилась последних сил. Но Мари понимала, что силы ей вскоре понадобятся. Адриан сварил кофе, а Лизон положила на тарелки по кусочку яблочного пирога, испеченного Камиллой, и шоколадного «Рождественского полена», купленного в кондитерской в Бриве, и подала ее матери.

— Матильда купила этот прекрасный торт специально для меня! Она знала, что мне его очень хочется, но здешний булочник этих традиционных рождественских тортов не печет! Так мило с ее стороны вспомнить об этом! И это «полено» так красиво украшено! Оно наверняка понравилось детям!

Со слезами на глазах Мари смотрела на красно-золотую фигурку домового, серебристую елочку и кремовую веточку остролиста с красными ягодами.

Лизон нечасто доводилось видеть мать плачущей. Молодая женщина расстроилась еще больше — ведь это означало, что Мари очень плохо.

— Мамочка, держись! Нам всем нужно надеяться на лучшее. Мы нужны Матильде! Ты ее знаешь — она несдержанная, нервная, увлекающаяся! Эта история ее, конечно же, потрясла, но она справится! Все уладится…

— Я хочу этого всем сердцем! — прошептала Мари.

Адриан плеснул себе в бокал коньяка и присел рядом с женой. Состояние приемной дочери его сильно тревожило. Он прекрасно понимал, что она нуждается в заботе и постоянном присмотре. Сейчас было не время расслабляться и отчаиваться! Мари должна это понять и поскорее взять себя в руки. Чтобы ее подбодрить, Адриан изложил свое видение ситуации:

— Нужно надеяться на лучшее, дорогая! Матильда, несомненно, оправится от шока, который ей пришлось пережить. Но не стану от тебя скрывать: ей понадобится помощь, а еще время, чтобы принять очевидные для нас, но пока не для нее решения.

— Но ты ведь ее слышал! — воскликнула Мари. — Она до сих пор его любит! Если она решит вернуться и он снова будет ее бить…

— Я бы не называл это любовью! — резко произнес Адриан. — Твоей дочерью руководит страсть — болезненная, навязчивая. В последнее время я читал книги по психологии, чтобы лучше понимать некоторых моих пациентов. Эта наука определяет страсть как деструктивное избыточное чувство, которое заставляет человека закрыть глаза на реальность и влечет за собой безумное желание обладать объектом своей страсти. Но Матильду мы вылечим! Черт возьми, она — сильная девочка! И мы найдем доводы, которые ее урезонят, она поймет, что сбилась с пути…

Немного успокоившись, Мари придвинулась к супругу и положила голову ему на плечо. Тронутый до глубины души, Адриан погладил ее по голове, желая поделиться своей нежностью и силой. Мари вздохнула и сказала:

— Никто не должен знать о Жиле! Пусть это останется между нами. Если девочки хоть что-то узнают, я этого не переживу! Нанетт тем более не должна знать! Такой стыд!

Адриан передернул плечами.

— Ты, конечно, права. Представляю, как это восприняли бы в Обазине! В наших краях такое услышишь нечасто. Но в некоторых парижских кругах это никого бы не удивило…

— Неужели? — не поверила Лизон.

— Разумеется! Есть примеры и в артистической среде — Кокто, Колетт, Жид, Оскар Уайльд, Пруст… Перечень мог бы быть намного длиннее. Гомосексуальность не имеет границ.

— Колетт? — переспросила Мари. — Но ведь она — женщина? И одна из моих самых любимых писательниц!

— Любовь к представителям своего пола присуща не только мужчинам, дорогая. Колетт любила женщин и никогда не пыталась это скрывать. Я удивлен, что ты не увидела это в ее произведениях, ведь некоторые пассажи весьма показательны. Кстати говоря, мужчин она тоже любила…

— Увы, я читала далеко не все, — вздохнула Мари. — Я жду пенсии, чтобы утолить свою жажду чтения!

— Я не хочу вас огорчить еще сильнее, ситуация и так печальна, но вы должны понять, что сексуальная норма у всех разная.

Лизон чувствовала себя все более неловко. Рассуждения Адриана разнились с ее взглядами на жизнь до такой степени, что шокировали ее. Она не могла не сказать ему об этом:

— То, что ты говоришь, поражает меня, папа! Для меня существует только традиционная семья, любовь, дети. Все остальное — извращения! Женщина… с другой женщиной? Это просто бессмысленно! Как и связь мужчины с мужчиной! Я этого не понимаю. Когда ты упомянул Кокто, ты имел в виду поэта Жана Кокто?

— Да, именно Жана Кокто. Да, тебе это трудно понять… Как же вам объяснить? Он любил мужчину, вернее юношу, и они жили вместе. Это может показаться вам странным и даже отвратительным, но у любви нет ни лица, ни пола… Когда я был в интернатуре в Париже, я знал двух докторов, которые любили друг друга. Да, двух молодых мужчин… Над такими парами все смеются, их презирают… Поэтому они старались, чтобы никто ни о чем не догадался. Сначала я их избегал, потому что осуждал, но потом узнал их лучше и стал им симпатизировать, отбросил свои предрассудки. Вот они-то и рассказали мне о своих отношениях и о том, что любовь иногда ходит странными путями…

Внезапно Адриан смутился и опустил голову. Не было необходимости вдаваться в детали. Мари и Лизон не нужно было знать больше. Обе образованные и умные, они смотрели на жизнь одинаково, следовали жестким моральным принципам, получив религиозное воспитание, которое делало их слишком наивными для современного мира. Поэтому сложная область «порочной любви» была для них тайной за семью печатями.

— Возвращаясь к нашей ситуации, — продолжил Адриан, — скажу, что этот Жиль — подлейшее существо! Я спрошу совета у моего товарища-юриста, мэтра Риго, — он практикует в Тюле. Ну, довольно уже об этом прискорбном деле! Почему бы вам обеим не пойти в церковь? Вы попадете хотя бы на конец службы! А я буду присматривать за Матильдой и детьми.

Мари хотела отказаться, но машинально кивнула. В церкви с ее благостной атмосферой ей, конечно же, станет легче, особенно после пережитого столкновения с пороком. Это святое место всегда было для нее приютом, когда на душе становилось тяжело. Среди верующих, пришедших порадоваться Рождеству, ее горе смягчится. Лизон тоже согласилась, радуясь тому, что вернется к мужу. Их любовь была спокойной и нежной, и Венсан, слава Богу, никогда не поднимал на нее руку.

Оставшись в одиночестве, Адриан сжал кулаки. Ему было больше шестидесяти, но он испытывал горячее желание немедленно отправиться в Брив и заставить этого Жиля пожалеть о содеянном.

«Ну ничего, пусть я уже не так молод и силен, но ты дорого заплатишь за страдания Ману!»

***

Этим утром Матильда проснулась с ощущением, что наконец вынырнула из пучины горя. Она потянулась, зевнула и стала ждать, когда появится Камилла, — младшая сестренка по утрам приносила ей завтрак и делала это с поразительной пунктуальностью. Молодая женщина посмотрела на детскую кроватку, которую мать поставила для Луизона. Она была пуста. Рано утром Мари забрала малыша, чтобы накормить его кашей.