Страница 13 из 40
— Все равно же не успеваем!
— Ну, что ж делать, в две смены будем выходить. Оплата двойная, естественно.
— С каких шишей, Сергеич? Фонд по зарплате еще в том квартале выбрали, сам говорил.
— Значит, из культфонда буду брать. За деньги не волнуйтесь, будут. Только работайте. Я и сам завтра выйду пораньше, будет надо — на погрузчик сяду или трамбовщик поведу.
— У меня три заявления на отпуска подписано.
— Забудь про отпуска. И вы все — забудьте. Не до шуток. Кстати, обеденные перерывы тоже отменяются — договорюсь, чтобы подвозили еду прямо на площадку.
— Слушай, Сергеич, а ведь керамические трубы нам два раза в неделю отгружают — как без них монтаж закончим? А еще на качество сдавать! Рентгенологи ночью не выйдут, их два дня ждать придется.
— Если не договорюсь со складом, одолжим керамику у Петрова на участке. Или поменяем. Что у нас там осталось? Термопакеты, вроде, лежат?
— Четыре пачки. И герметик, с десяток туб наберется.
— Кстати, насчет рентгенологов! — воскликнул Пашутин. — Они у нас тягач просили, жилые модули передвинуть. Вот пусть баш на баш нас выручают!
— Ну, отлично. Все меня поняли, завтра с обеда выходим — и в ночь работаем. И так — всю неделю.
В назначенный день космопорт переливался праздничными огнями. Новенькое здание вокзала украсили флагами и лентами. Алели транспаранты над дорожками технопарка. То и дело садились челноки с красными звездами на бортах. Свежеотмытые вездеходы сновали туда-сюда, доставляя почетных гостей в гостиницу.
Во временном надувном куполе расставляли стулья, микрофоны и музыкальные инструменты — готовилась торжественная конференция и концерт.
Степченко неприкаянно бродил по участку, ожидая визита начальства. Наконец, на дорожке появился Коржов в сопровождении своей обычной свиты и райкомовских чиновников.
Он деловито осмотрелся, попинал балки, постучал каблуком по настилу, наконец провел рукой по едва просохшим откосам.
— Хм… а термослой чем наращивали? — пробурчал он. — Автоматом?
— Ручной вибропресс и горелка, — вяло улыбнулся Степченко.
— Хм… хорошо. Хорошо. Ладно, пошли дальше.
Все ушли. Степченко прислонился к кузову погрузчика, закрыл глаза.
В голове засыпающей рыбой трепыхалась одна и та же мысль: «Спать… спать… спать…»
В это же самое время на горизонте сверкнули блики от обзорных стекол американских вездеходов. Заграничные партнеры колонной спешили на русскую базу, чтобы пожать руки советским строителям в ознаменование долгожданной смычки коммуникационного трубопровода.
В числе первых катился эффектный трехосный «крайслер» с ярко-красной кабиной и пучком антенн на крыше.
— Джек, останови-ка на минуту, — сказал единственный пассажир вездехода — ухоженный и моложавый Фред Никсон, директор по корпоративному планированию.
Джек, его помощник, вежливо кивнул, и «Крайслер» затормозил, плавно качнувшись.
Фред поднял солнцезащитный фильтр и всмотрелся вперед. Туда, где среди красной пустыни величественно вздымался стометровый каркас русского купола.
Фред протяжно вздохнул.
— Объясни мне одну вещь, Джек, — попросил он.
— Да, босс, — моментально откликнулся помощник.
— Мы и русские одновременно начали работы на объектах. И ведь корпорация вложила больше средств, чем их Минкосмосстрой, так?
— По моим данным, коммунисты вложили в полтора раза меньше нас.
— При этом мы наняли лучших проектировщиков, операторов, машинистов, так?
— Лучших из лучших, сэр.
— Мы обеспечили нашим людям комфортные условия работы и отдыха, назначили шестичасовой рабочий день, предоставили индивидуальные жилые модули каждому, разработали специальное здоровое питание и комплекс акклиматизационных процедур, верно?
— Профсоюзы следят за этим, сэр.
— Вдобавок привезли сюда новую современную технику, самые мощные генераторы, транспортные средства.
— С этим не поспоришь.
— Так какого же черта, Джек! — Фред хлопнул ладонью по пластиковой панели кабины. — Какого черта русские уже возвели каркас купола, а мы еще топчемся на цоколе?
— Не знаю, сэр, — помрачнел помощник. — Не знаю…
Мария Познякова
Много знающий
Рассказ
— К-как он в-выг-ля-дит хоть? — спросил Вадим.
— Да вот же, хазаин фотку дал… одна фотка, две, три, — отозвался Ашот. — Гляды, не хочу.
— Мол-ло-дой парень ещ-ще.
— А тэбэ что? Хоть молодой, хоть старый, наше дело маленькое… сам знаэшь.
— Да жа… жалко.
— Что жалко… хазаин приказал, значит, так и будэт… Убрат… и канцы в воду.
Вадим прислушался к вою ветра снаружи, поежился. Даже сюда, в теплую избу, просачивался мерзкий ветришко, поднимал на полу маленькие смерчи, шевелил занавески. Вадим представил себе, что сейчас делается там, снаружи, где по ветру кружатся обломки веток, обрывки листьев, последние осколки осени, — снова передернул плечами.
— Что дра-ажмя дражишь, вот, дравишэк падброс.
— В ко-копеечку вы-ылетит.
— Тю, в копээчку… хазаин нам этих капээчек заплатит, как звезд на небе. Что дражишь, ты завтра на эти капээчки виллу себе купишь, на Рублевке, и ламбардин.
Вадим даже не стал переспрашивать, имеет в виду Ашот — «ламборгини» или что-то другое. Сидел, посасывал сигарету, поглядывал на фото, с которого на него в свою очередь смотрел молодой парень, взгляд какой-то прямой, дерзкий, как будто парень всему миру хочет доказать, что ему не страшно.
Парень… Вадим представил себе парня, маленького, щуплого, представил себе Россию — огромную, бескрайнюю, она казалась бесконечной. И найти в большой России маленького парня казалось невозможным. Да что Россия — кто сказал, что парень спрячется именно здесь, он может быть где угодно, по всей земле, вот мы сидим тут, в уральской глуши, а он уже где-нибудь в Аргентине.
Ничего, Ашот сказал — найдем, значит, найдем, Ашот не первый день у хозяина, Ашот знает, как искать иголку в стоге сена, у Ашота есть какие-то магниты, какие-то рычаги, какие-то. Найдем. Вадим представил себе, как они вылавливают парня где-нибудь в переулке или в подъезде, Вадим нажимает спусковой крючок. Вот это будет сложноватенько, никогда не убивал безоружного, вот так, просто. Там, в Чечне, другое дело, или ты стреляй, или в тебя, уже не думаешь, не помнишь, кто перед тобой — люди или мишени для стрельбы. А здесь…
Вадим отхлебнул горьковатый чай, отодвинулся от разбитого окна, кое-как заткнутого замызганной подушкой. Ничего, как-нибудь получится… нажать на крючок — и все. Вон, Ашот не первый день стреляет, тоже, наверное, первый раз сомневался, боялся чего-то.
«А что бояться, вы хозяева страны, вам вообще бояться нечего».
Слова хозяина… слова из какого-то бесконечного далека. Сейчас и хозяин, и его дом, и большой город, где жил хозяин, казались бесконечно далекими, три года до них скачи — не доскачешь. Здесь не было хозяина, здесь ничего не было, был только ветер, в клочья рвущий последние штрихи умирающей осени.
— А чч-что эт-тот па-па… рень… нат-во-рил-то?
— А, много будэш знат, скора састаришьса, — подмигнул Ашот.
— Не по… по-ложено знать?
— Нэ па-аложено. Наше дэло старана.
— При… при… прис-стрелить?
— Что прыстрэлит… живым вэлели даставыт.
Вадим поежился. Что-то не нравилось ему в этом — живым доставить, доставить неугодного человека шефу живым не предвещало ничего хорошего.
— Молыт будэт о смэрти, — подхватил Ашот, будто читая мысли Вадима, — ох, ш-шайтан…
Вадим закусил губу.
— Знал слышкам многа… и гаварил многа, — кивнул Ашот, — а нэхарашо эта… Мэнше знаэш, крэпче спыш…
Вадим снова выглянул в осеннюю глухомань — велика Россия, холодная, мрачная по осени, засыпает, уползает в свою берлогу, сворачивается клубком. Как только найти в этой России одного-единственного человека, фас, профиль, паспортные данные — иголку в стоге сена, листик в вихре листопада, снежинку в метель. Не придет же сам, не постучит же в дверь — але, привет, вот и я, ребята.