Страница 17 из 23
— И кто такой расклад оформил, — поинтересовался я.
— А ты как думаешь? Кто одним выстрелом убирает конкурента, учит зазнавшегося лопуха, делает должниками всех нас и существенно пополняет общак? — усмехнулся Колян.
— Неужели Федул… — и я замолчал.
— А кто же еще, — подтвердил Костян, — старый волк с крепкими зубами. Акела против Шерхана с шакалами Табаки.
«Никак, Костя стал читать новую книгу сынишке, — подумалось мне, вместе с нахлынувшим чувством облегчения, — все-таки Федул не сука. Гад хитро выделанный, но не подонок».
Уже рано утром, мы были далеко в горах. Подъемы и спуски, спуски и подъемы. Ай-Петри, Роман-Кош, Чатыр-Даг, Кара-Тау, наш поход проходил по самым высоким пикам Крымских гор. Пусть их высота едва превышала полторы тысячи метров и маршрут Димон выбирал оптимальный — мне было очень тяжело. Тяжелее остальных и после ужина я вырубался в своем спальнике, который бросал на любое более-менее подходящее место. Даже, незамеченные мною камни или ветки на месте ночлега, не могли пробудить мне от крепкого сна. А с рассветом опять в путь. Все тяжелые, суицидные мысли вытекали из меня с потом и жиром. Через неделю я стал замечать отстраненное величие окружающих нас древних скал, красоту заката и восхода солнца в горах, непередаваемый вкус воды из горного ключа… А когда мы спустились в поселок Малореченское, по долине одноименной горной речушки, то мне стало казаться, будто в мире нет ничего лучшего этого галечного пляжа, теплого моря, терпкого домашнего вина и конечно, верных друзей рядом.
Это подтвердил вывод Костяна:
— Вот вертимся, чего-то добиваемся, чтобы как у всех и даже лучше, а потом оглянемся вокруг и…
— Точно, что имеем не храним, — согласился Колян, — из нас только Димон возвратился к истокам, так сказать. И это было правдой.
Федул числился кочегаром городской теплосети. Он работал в кочегарке топящей углем и расположенной в подвале жилого дома. Вернее числился там, а подкидывать уголек в топку было кому — для этого хватало малолеток увлеченных уголовной романтикой. Здесь их Федул подкармливал, прилично одевал и забивал безнадзорным пацанам головы баснями о благородных ворах и жестоких судейских. Грел, одним словом, а малые были у него на посылках и для других мелких поручений. Готовые за него в огонь и в воду. Однако от уголовщины он их ограждал, наверное считал, что всему свой срок или каждому срок, в свое время. Работа сутки трое вполне устраивала, как его самого, так и надзирающую за ним милицию. Поэтому, почти все время, он проводил на рынке, где разруливал, по понятиям, множество уголовных дрязг и серьезных претензий возникающих у блатных друг к другу. Что и было ему положено, как смотрящему свободного города Ялты.
Все переговоры и расчеты Федул проводил в бытовке грузчиков, где кроме второго входа со стороны мясного отдела, было еще окно выходящее за пределы рынка. Прыгнули в окно жиганы и уже оказывались вне рынка или выскочили в мясной отдел и смешались с покупателями. Ищи свищи ветра в поле. Я подозревал, что у него была не одна такая переговорная точка.
Федул не наглел и на конфликт с администрацией рынка никогда не нарывался, а потому директор мирился с наименьшим из зол. Как он считал. Милицию такая дислокация смотрящего тоже устраивала, так как стукачей на рынке хватало и потому лягавые полагали, что держат все под контролем. Однако ситуации, где ты знаешь, что я знаю, что он знает… это вряд ли было возможно.
Когда пацанчик лет десяти, дернул меня за рукав и сказал, зыркая глазенками по сторонам:
— Крученный, Федул тебя ждет на рынке. Сейчас.
— Где он там будет?
— Если поторопишься, найдешь его у амбалов.
— Передай, что иду и на тебе на морожку, — и я дал малому монетку полтинника.
Которую тот с достоинством принял и я был уверен, что он не побежит покупать себе мороженное, а принесет все до копеечки в кочегарку, на справедливый дележ. Федул учил их крепко.
Все наши действия были заранее оговорены, поэтому войдя на рынок мы не тратили время зря. Костян пошел к окну выходящему на улицу, Димон и встретивший нас Ленчик отправились в мясной павильон, а мы с Коляном двинули ко входу в бытовку. Где нам преградили путь два быка, а третий остался стоять чуть в стороне.
— Че надо, — нагло прогундосил один из них, обращаясь к Коляну, — тебя сюда не звали.
И упал на землю судорожно пытаясь вдохнуть воздух, выбитый из дыхалки коротким и точным ударом Николая. Второй дернулся было к нему, но уже я с лета забил ему гол… между ног. Курс молодого бойца, преподанный мне в горном походе, дал свои плоды. А когда бугай начал подвывать переходя в крещендо, я наступил ему туристским башмаком «Цебо» на харю.
Весь ужас и стыд последнего месяца переплавился у меня в холодную ненависть и я знал, что именно эти твари довели меня до грани. До той черты, где человек перестает отличаться от скотины и я им этого не прощу. Никогда.
Засуетившегося третьего, остановил Колян, когда обратился к нему спокойным голосом:
— Земеля, тебе нужно было привести Крученного к Федулу? Так в чем дело, веди. Вот он. А эти… они просто посторонние. В Ялте пацаны сами решают свои проблемы. Не так ли?
Когда парень, не хотя, кивнул головой, Колян еще раз шепнул мне на ухо:
— Федул с Маратом будет не один, пусть пересчитает деньги и скажет: «Мы в расчете». Будут юлить — вступай в бой без раздумий и разговоров, мы с Костяном тебя прикроем.
Меня потряхивало, но в меру — поход устроенный мне, в Крымских горах, этими шкафами — Костяном и Коляном, оказывал свое положительное влияние. Мне казалось, что хуже тех испытаний, которые выпали мне в последний месяц, как моральных, так и физических — просто не может быть.
В бытовке было четыре человека. Двое, Федул и Марат, сидели у противоположных концов стола, а за каждым из них стоял свой человек.
Когда я подошел к столу и передал Федулу внушительный пакет с деньгами, разложенными в пачки по номиналам, поганая улыбка Марата превратилась в злобную гримасу.
— Пересчитай деньги, Федул, — обратился я к нему, игнорируя Марата.
— Зачем суетиться, Крученный, мы тебе верим, — влез в разговор законник.
— А я тебе, нет. — Сказал я и твердо посмотрел вору в глаза.
— Федул я жду, ты всегда жил по понятиям, — напомнил я тому о деле.
— Хорошо. — Он пролистал все пачки и посмотрел на сумму написанную на каждой пачке. — Здесь все деньги, сорок три тысячи.
— Теперь мы в расчете, Федул?
— Мы в расчете, Крученный.
Я повернулся и пошел из бытовки, не обращая внимания на молча исходящего злобой Марата.
— Федул… — угрожающе начал говорить Марат, но в это время в бытовку зашел Колян.
— Привет честной компании, как хорошо, что вы здесь и не нужно вас искать.
— Что тебе нужно, — сквозь зубы процедил Марат.
— Как что, деньги конечно. Эти красивенькие купюры, ведь я их так люблю. Я занял молодому человеку сорок три тысячи, а он перевел свой долг — на тебя. Говорит, что ты ему и больше должен, но он тебе его скостил. Парень считает, что ты, со своей проституткой Лисой, их заработал. — Холодно сказал Колян Марату.
— Ты, чучело, на эти деньги закуплен товар, — ответил Марат.
— Ты, сутенер, мне это без разницы. Где этот товар? — возвратил ему оскорбление Колян.
Бык Марата рванулся в сторону Николая, но получил стопой ноги в живот и вышел из игры надолго. Одновременно с этим раздался звон разбитого стекла, а затем в окне появился обрез двустволки и голос Костяна заявил:
— Федул, сиди на месте или твои мозги окажутся на стенке, а потом и чурек свое получит.
Я подошел к двери в мясной отдел, открыл ее и к нам зашли Ленчик с Димоном, вооруженные здоровенными мясницкими ножами. Каковые держали в руках, вполне уверенно и надежно.
Это был шах и мат. Выручил вора в законе Федул, который сказал, что отвечает за долг Марата и отдал мои деньги Коляну.
Тот их внимательно осмотрел, пересчитал выбранные наугад пачки и повторился ритуал — теперь все были в расчете, кроме Марата.