Страница 23 из 23
— А что дальше будет с девушкой? — Поинтересовался у меня Ильич.
— Дальше подам рапорт командиру, пойдем в загс распишемся, когда родится ребенок — стану его отцом. Осенью у меня дембель и все вместе уедем ко мне, в Крым.
— Ты понимаешь, какой хомут на себя надеваешь?
— А ответственность за смерть человека, которому не помог — разве легче. Судьба.
— Судьба… Моя бабка говорит, что роды через месяц, самое большее. Так что, их уже двое и им с тобой повезло.
— Да уж, стерпится слюбится.
— Все-таки ты балда. Мать для своего чада, готова на все. Это тебе нужно будет терпеть, по крайней мере ее сына.
— Сына… это вряд-ли. Он ни при чем, невинное живое существо. Ээээ, какой сын?
— У моей бабки, старой повитухи, глаз алмаз на такое дело: у кого, кто, когда… Ну и еще, где я ее родимую спрятал. Поверишь, у Тузика в будке находила. Пойдем, пока она там квохчет, примешь для сугрева.
Разговор с командиром был прост:
— Ты куда торопишься парень, как голый в баню? — Сказал старлей прочитав мой рапорт.
— Так восьмой месяц уже, товарищ капитан, — прямо сказал ему я.
— Так… Ну что же, матрос ребенка не обидит. Думаю, что с регистрацией проблем не предвидится. Но служба — дело святое и личные дела устраивай между дозорами. С увольнениями проблем не будет.
Роды прошли успешно и мальчик родился крепенький, спокойный… и черненький. Зато мой, Тимофей Константинович. Имя дали дедовское, нашего неродного но близкого Ильича, от чего старый прослезился. Деньжата у нас были, так как Димон перевел мне, по телеграфу, часть моей заначки и теперь жизнь у меня пошла по новому графику. Служба — семья — служба… и опять по кругу. Смену, на катере, я себе подготовил и потому командир отпускал меня в увольнения без сожалений.
А скоро подошел и дембель, который неизбежен как восход солнца. Меня должны были увольнять в первой партии и я уже передал палубное хозяйство катера новому боцману. Последние дни жил, фактически, у нашего Ильича. Билеты взял, на все четыре места, в купе фирменного поезда «Баку — Симферополь».
А сегодня, поутру мы проснулись… от громкого лая дворового барбоса. Подельника Тимофея Ильича. Я оделся, как по тревоге, было очевидно, что в калитку ломились явно не друзья.
Когда я приоткрыл ее, то на нее тут же надавили с улицы пытаясь открыть. Однако в схватке кто кого передавит победили пограничные войска и накинутая на место щеколда зафиксировала мою победу.
— Чего испугался, рюский, — услышал я, — открывай, поговорить нада.
— А мне не надо и потому прощайте, — ответствовал я.
Ко мне подошел, с каким-то дрекольем в руках, Тимофей Ильич:
— Поговорить придется, это Сам приехал. Дед Тимошин.
Ну что же, я все-таки в чужом доме, а хозяин — барин.
— Я выйду, а ты дед закрой калитку и Тузика спусти с цепи. Прошу, не лезь на улицу — это мое дело.
И я вышел на улицу, а там знакомые все лица: волга. красавчик Гусейн, два знакомых абрека. А вот и новый персонаж — представительный мужчина лет сорока одетый в дорогую черкеску. Подозреваю, что это и есть Сам, Гейдар Исмаилович. Еще за машиной отчим Галины прячется, которого я убедительно просил не попадаться мне и Галине на глаза — бо пришибу таракана усатого.
— Я вас слушаю, — без всяких восточных церемоний заявил я почтенному обществу.
Не переставая отслеживать абреков, занявших позиции с обеих сторон от меня.
— Ты предлагаешь мне кричать через на всю улицу?
— Хорошо, из уважения к вашему возрасту и положению, но эти, песики, пусть подождут вас с сыном и этим… отчимом — на улице.
Хозяйка уже накрыла на стол: чай, лепешки, сласти… И ушла, восток дело тонкое. После первой пиалы важное лицо приступило к разговору:
— Я хочу посмотреть на внука.
Тимофей Ильич поперхнулся чаем и закхекал, пришлось успокоительно похлопать его по спине.
— Хорошо, но давайте определимся с формулировками. Галина моя жена и Тимофей мой сын, по нашему советскому закону. Вот с этого фундамента и давайте строить здание нашего разговора. Я вас внимательно слушаю.
— Отец, — он показал на отчима Галины, — хочет, чтобы она вернулась домой.
— После того, как он ее выгнал из своего дома, на восьмом месяце? А теперь она моя жена и он на нее никаких прав не имеет. А моральных, тем более.
— Но эти права имеет отец ее ребенка, мой сын.
— Извините, но мы отклонились от курса. Отец ребенка, я. Я принес его из родома, я его пеленаю, подмываю, кормлю из сосочки. Я сплю с его матерью — моей женой. Я его воспитываю, наконец. И воспитаю настоящим русским мужчиной. Поэтому, чей это сын — вопрос даже не спорный. Это мой сын.
Все молчали, переваривая мои слова и в это время бабуля занесла Тимофея. Тот проснулся, покушал, сделал все свои дела и теперь довольно гукал и хаотично болтал руками и ногами, когда его положили на диван.
Эльчибей пристально посмотрел на внука, затем развернулся и пошел к выходу из дома. Уже в спину я ему сказал:
— Никто, в моей семье, не будет скрывать отцовства Гусейна и тем более настраивать сына против него и вас.
Тогда Эльчибей повернулся к нам и сказал:
— Это моя ошибка и я отвечу за нее перед Аллахом. А… Тимур, сам будет решать, как ему жить. В свое время.
Но том мы и расстались, Галина к ним не вышла. Она еще раньше мне рассказывала, что с предложениями стать женой Гусейна к ней подходили, чуть ли не сразу после роддома. Но она решила уехать из Баку со мной, потому как разбитую вдребезги чашку не склеишь. А дальше будет, как я решу.
Но на этом дело не закончилось, подстерегли меня абреки через несколько дней, когда я шел домой.
Кинжалом, в боковину, меня все-таки достали, а я их прилично отрихтовал пряхой. Отбился. Однако в нашей медсанчасти я попал на командующего базой и после короткого разбирательства с местными лягашами дело решили замять. Я заявлений не писал, на меня тоже ничего не было. Боевая ничья, только лычки я лишился. Но ничего, чистые погоны — чистая совесть.
Была еще встреча с Гусейном, я подловил его в перерыве между лекциями. Парень если и струхнул, то вида не подал:
— Я не имею никакого отношения к нападению на тебя, — сразу заявил он, — а ты можешь мне верить, можешь не верить.
Чувствовалась порода в парне:
— Я не претензии тебе выставлять пришел. Здесь такое дело… Кровь они у меня взяли, за позор отомстили. Вот пусть на этом и закончиться наша вендетта, — усмехнулся я, — ведь родные. Почти.
И передал ему сверток с двумя кинжалами.
— Ты их втравил, в весь этот сыр-бор, — сказал я ему, — вот и улаживай, по-родственному.
И ушел, красиво так отвалил, а все потому, что никогда не говори — никогда. Умел Псих формулировать.
А дальше все было, как я и рассчитывал. Работа, учеба, семья — большая семья. Галина в нее вошла, на удивление, органично. А когда появился второй Сомов, то даже видимость проблем исчезла.
Вот только у меня… не сбылось. И не сбудется, понял я, когда внезапно полетел вместе с ребятами и баркасом вверх. В темноту и потерял сознание.