Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 36 из 39

1842

В СЕВАСТОПОЛЕ Под злобный грохот пушек, гремящих здесь и там, Я прохожу печально по крымским берегам. Могильного землею ступаю я повсюду: Здесь каждый холмик прячет костей истлевших груду. Взлетали с визгом бомбы в сырой осенней мгле И рвались с тяжким громом, ударив по земле. И почва вся разрыта — она перемешала В себе обломки ружей с осколками металла. Затопленные в бухте видны мне корабли. Сожженный Севастополь в клубящейся пыли. В дыму свои руины раскинул над холмами, Окутан в белый саван тумана облаками. Великая картина отсюда мне видна… Теперь венками славы украшена она, А сколько было крови, и ужаса, и страха, И все это по воле тщеславного монарха! Прошло ль землетрясенье, разрушив все кругом, Иль с неба пало пламя, небесной кары гром? Нет, не землетрясенье, не пламень божьей кары — Следы людской здесь злобы и ненависти ярой. Повсюду здесь остался на грустных берегах След свежих разрушений, руин остывших прах. И тут и там венчает безвестные могилы Качаемый ветрами на взгорье крест унылый. Когда, когда ж, о боже, пора настанет та, В которой воплотится святой завет Христа, Когда в печальном мире не станет зла и тени, А человек не будет орудьем разрушений? И день навек прекрасный, прославленный взойдет, Когда любой властитель, что был он слеп, поймет И воцарится в мире великих чувств богатство: Свобода, справедливость, и равенство, и братство. В те думы погруженный, перехожу овраг И у одной могилы я замедляю шаг. Она разбита бомбой, что с высоты упала, И на земле остались осколки пьедестала. Ядро лежит здесь рядом, расколото оно И, словно чаша смерти, теперь росой полно, А сквозь разбитый мрамор упрямо прорастая, Свой вытянула стебель ромашка полевая. Ядро — посланник смерти — превращено в сосуд (О тайна провиденья!), откуда птицы пьют. Из смерти жизнь родилась, из тьмы взошло светило, И венчик на могиле ромашка распустила. О, если б реки крови, что пролиты в боях На этих бастионах, на выжженных холмах, Плод добрый принесли нам — права на возрожденье Страны моей родимой в век горький угнетенья! ЖУРАВЛИ Вновь несутся узким клином журавли из светлой дали, На крылах своих широких солнца свет они примчали. Вот летят они над нами, вот за тучу скрылись вмиг… Впереди — журавль бывалый, их небесный проводник. Нынче к нам они вернулись, ради севера покинув Дальней Индии пределы, край таинственный браминов; Там не счесть свирепых тигров, джунгли змеями полны, Ходят ночью к водопою с длинным хоботом слоны. О счастливые скитальцы! Мчась в заоблачные дали, Сверху, с неба, эти птицы тайны Африки видали: Горы лунные, пустыню, землю, странную, как сон, Где народом чернокожим Белый Нил обожествлен. О скитальцы дорогие! Позади у них полмира: Реки Азии, долины плодородного Кашмира; И Цейлон оставлен ими, благодатный остров-рай, И несут они на крыльях счастье в наш родимый край!

1868

ИОН СЫРБУ (1830–1869)

МОЛДАВИЯ Шелковистыми лугами Расстилается страна. Серебриста родниками И лесами зелена. Путника дубрава эта Обнимает, молода: Приезжает он на лето, — Остается навсегда. Молдаванка молодая Улыбнется, краше дня… Сердце мечется, плутая, Вспыхнув, словно от огня. Возбуждающая веру, Величава и стройна, Внучкою самой Венеры Называется она. Пусть, Молдавия родная, Твой простор и небольшой, Чужестранцев принимая, Ты их потчуешь с душой. Здесь французы, итальянцы, Немцы, край твой полюбя, Не желают удаляться — Отрываться от тебя. Прославляешься трудами (Мы не зря на том стоим): Изобильными полями — Землепашеством своим. Подтвержденьем самым лучшим Стал, взошедший над серпом, Зубр, веками неразлучный С государственным гербом… Все раскрыть бы строчка рада, Только это ни к чему: Тут воочию бы надо Все увидеть самому. К РАДОСТИ Радость, радость, что с тобою? Где скрываешься, маня? Или стала ты слепою — Не заметила меня? Приходи ты, ради бога! Но за злобу не держись! Посиди со мной немного, Освети собою жизнь. Где найти тебя, не знаю — Покажись хотя б на миг! Улыбнись ты мне, родная, Чтоб душой к тебе приник. Тут и там, везде и всюду, Обыщу я все пути. Сколько я искать ни буду, Но тебя мне не найти. Я собьюсь с пути под вечер, Чуть оступится нога, В лабиринте ночи встречу Ненавистного врага. Горе, горе вековое Схватит за душу меня, От тебя своей тоскою Мне дорогу заслоня. О, какой визит короткий! Радость, стой! Плывешь куда? Уплывает радость в лодке — В лодке черной, как беда. И плывет она со стоном В волны мира, в безднах дня К угнетенным, притесненным, Что еще грустней меня.