Страница 22 из 95
вошедшем в дерево, и верхолаз, увертываясь от бревен и сулиц, раскачивался
на ней как на качелях. Вятка метнулся обратно за угол и услышал, как рядом с
его спиной просвистели несколько длинных жал, украшенных красными перьями.
Теперь надо было сделать прыжок и нанести удар мечом по голове тугарина, но
новая стая стрел не дала ему этого сделать. Он оглянулся на свой лук, приставленный к торцам городни и понял, что не успеет привести его в боевую
готовность. Нехристь добрался почти до навершия, он стал упираться руками в
основание заборола, еще рывок и выхватит из-за спины короткий дротик, и
тогда его не возьмешь за просто так. Вятка терпеливо выжидал, когда голова
тугарина покажется над навершием и он начнет подтягивать на руках свое тело, чтобы молниеносно рубануть по нему мечом, а потом, если тот не сорвется
сразу вниз, проскочить под его прикрытием до крюка и обрубить веревку. Тогда
поганого не спасут даже трупы во рву, потому что прыгнувший с высоты, равной
высоте колокольни церкви Спаса-на-Яру, оставит после себя лишь мешок костей.
Но тот затаился за стеной заборола как мышь, он понимал, что его ждут не с
хлебом и солью, поэтому не спешил за просто так расставаться с жизнью. К
тому же, рядом с ним показался еще один нехристь в кипчакском уборе ввиде
накрученной вокруг головы ширинки-полотенца и с кинжалом в зубах, ползущий
по той же веревке. Обстановка накалялась, тугары теперь могли применить, поддерживая друг друга, не только дротики, но и луки, висящие у них за
плечами, высунуться лишний раз из-за угла бойницы стало опасным. Другие
ратники, державшие оборону на навершии стены, следили каждый за своим
участком, внимание их было приковано к ордынцам, беспрерывно штурмующим
стены крепости. Друзья сидели в забороле и отбивали конных врагов на
подступах ко рву, посылая стрелы и сулицы через проем, остальные вои из его
десятка выстроились с противоположной стороны бойницы. Вятка понимал, что
все решают мгновения, за которые ему нужно было выйти из сложного положения, иначе тугары прорвутся на прясла и завяжут бой на стене, тогда их вряд ли
можно будет свергнуть обратно – они лезли друг за другом как тараканы на
медовуху. Десятский помнил, что стоит только столкнуть камень с горы, потом
его никто не остановит, а его соратники не сомневались в нем, если доверили
держать одному опасный этот участок. Позади что-то звякнуло, Вятка оглянулся
и увидел, как пробегает мимо молодуха с секирой в руках, в рукоятку которой
попала ордынская стрела.
– Куда ты! – крикнул он, бросаясь ей навстречу и сбивая на доски
прясла. В бревна впились вплотную с их телами с десяток стрел, посланных
твердой тугарской рукой. Вятка протащил бабу до угла и втолкнул вовнутрь
заборола. Недобро прищурил глаза. – Совсем умом тронулась?
– Я к семеюшке, Вятка, – огрызнулась молодуха, поднимая на ратника
черное от копоти лицо. Видимо, она кипятила смолу на кострах под стенами. –
Он в десятке у Званка, они стоят вон за той глухой башней.
Вятка присел на корточки и осторожно выглянул наружу, оба тугарина
готовились совершить последний рывок на навершие. Один из них забрался на
плечи другому, прильнувшему телом к стене и к веревке, и готовился метнуть
дротик в ратника, если тот высунет голову, не переставая перебирать другой
рукой по аркану и ногами по бревнам бойницы. Они медленно продвигались к
цели. Вятка всунул меч в ножны и повернулся к молодухе: – Набрал Званок себе летучих мышей кровопивцев, так и норовят напиться
ордынской кровушки – что Улябиха, что ты, – притворно-сердито сказал он, отнимая у нее секиру. – А ну-ка дай сюда оружию.
– Я к семеюшке бегу, – негромко заблажила та, цепляясь за деревянную
ручку. – Это его секира...
– Отнесешь еще, успеешь. Вятка поднял с полатей пустой горшок из-под смолы, нахлобучил его на
конец секиры и высунул ее из-за угла заборола. Глиняная емкость тут же
разлетелась на куски от стрел и дротика, пущенных нехристями по нему.
Десятский упал на прясло, прополз сажень по навершию, перехватывая ручку
секиры за самый конец, и ударил острием по веревке с привязанным к ней
крюком. Снаружи донесся жуткий удаляющийся вой, который оборвался громким
шмяком о прибитый копытами снег под основанием стены.
– Ну так-ото, и поганых на нюх не слыхать, – возвратившись назад, сказал он молодухе, отдавая секиру. – А то семеюшка да семеюшка, будто мы не
такие.
– Такие, такие, – закивала баба головой, собираясь бежать дальше. – Ох, Вятка, не я твоя супружница... Близкая ночь, насквозь пропитанная влажным туманом, из-за чего
казалось, что низкие тучи смешались с ним, обволакивала городок и крепостные
стены непроглядным пологом. Свет от факелов различался только тогда, когда
до ратников, засмоливших их, оставалось не больше полутора сажен, пламени
свечей в окнах истоб, затянутых рыбьими или бычьими пузырями, не было видно
совсем. В такую пору даже собаки не решались брехать, а голоса стражников, бродящих по улицам крепости, вязли в плотном воздухе как мухи в патоке.
Вятка шел вместе с Бранком и Охримом не к участку стены с глухими башнями, выходящими бойницами на речку Другуску с занятым ордынцами пойменным лугом
за ней, который они днем защищали. А по направлению к проездной башне, что
выходила воротами на Жиздру с разводным мостом, поднятым об эту пору и
представлявшим дополнительную к ним защиту. И дальше по дороге к посадским
выселкам, тоже усеянным мунгальскими ордами. Он решил пойти на охоту
обходным путем, потому что мунгалы вылазку защитников со стороны Жиздры вряд
ли ждали из-за ненадежности льда, который вот-вот должен был на ней
тронуться, а мелководная Другуска еще не проснулась и вражеская конница
легко проскакивала через нее. Значит, прикинул десятский мысли ордынцев, защитники крепости должны были рассуждать таким же образом, кроме того, под
стеной со стороны Другуски могли затаиться тугарские засады. У главных ворот
их должны были дожидаться несколько десятков ратников из тысячи Латыны.
Молодые мужики шли налегке, у них не было с собой ни мечей, ни копий, ни
луков со стрелами и колчанами, единственным оружием, которое висело на
поясах в ножнах, были засапожные ножи по два на каждого. Лапти у всех были
обмотаны кусками грубой дерюги и обвязаны по верху лыковыми бечевками, отчего шаг стал приглушенным. Таким образом можно было подобраться совсем
близко даже к зверю, что применялось козлянами во время охоты на крупную
дичь. Доспехи были сняты, как шлемы и бутурлыки с налокотниками, на ратниках
остались только фофудьи и под ними теплые меховые безрукавки. Не было и
рукавиц, пальцы должны были плотно обхватывать рукоятку ножа с широким
лезвием, сделанную из турьих рогов, чтобы в нужный момент они с нее не
соскочили. Наконец в седых туманных волокнах вырисовались зубцы проездной
башни с запертыми наглухо воротами, от нее отделились несколько человек и
поспешили навстречу Вятке и его друзьям. Впереди шагал Латына в шлеме с
высоким шишаком и в кольчуге из мелких колец, на ногах у него были сапоги, а
на плечах обвисал плащ с серебряной застежкой на правом плече.
– Исполать тебе, тысяцкий, – отвесил поклон Вятка, остановившись
напротив него. – Мы готовы к охоте.
– Будь здрав и ты, Вятка, вижу, что не к сече снаряжались, а к охотному
делу, – негромко откликнулся Латына. Он отошел от помощников и повел
десницей назад, указывая на ратников, сгрудившихся за ним.- Посылаю с тобой
воев числом пять десятков, самых крепких и надежных, назначаю тебя главным
над ними. Не взыщи, но среди них Званок с супружницей, а ты, чай, был с ними