Страница 3 из 8
Даша решила никуда сегодня не ходить, собиралась поваляться, понежиться в постели, но она так хорошо выспалась, что лежать ей совершенно расхотелось, и она вскочила с кровати как пружина. Ей показалось, что если она раскинет руки и оттолкнётся посильнее, то с лёгкостью взлетит в воздух. Она, танцуя, прошлась по комнате и вышла на балкон, ей было не холодно, небо было чистым, бледным, безмятежным и таким высоким, как бывает только осенью в безветренный день, когда кажется, что сам воздух разрежен и тих, слишком тих; солнце светило ровно и спокойно, во дворе клёны и каштаны стояли наполовину опавшие, вокруг стволов, как отражение кроны, сияли жёлтые листья.
Ветра не было, как будто сама осень задержала дыхание, чего-то ждала, с кем-то прощалась, провожала кого-то дорогого, кого навсегда потеряла, не вернёшь, и стояла в раздумье, тихо-тихо. Даша завороженно смотрела, как с клёна медленно срывались и один за другим в ведомом только им самим порядке, враскачку, непрерывно, один ещё на середине пути, а уже бесстрашно, не боясь ничего, срывается другой; не успеет упасть этот, как следующий бросается за ним вдогонку, как будто не может без него жить, падали листья. Даша смотрела на этот тихий, казалось бы, грустный танец опадающих листьев, но грусти-то она как раз и не испытывала: падают медленно листья с равными промежутками, не останавливаясь – красиво. Она закрыла дверь балкона, накинула шёлковый халат, и тут зазвонил телефон.
– Даша, – услышала она смутно знакомый молодой мужской голос, – это я, Данила, с которым вы вчера вечером играли в шахматы на конфеты, – бархатным ласковым голосом, каким говорят улыбаясь, сказал он, – помните?
Даша покраснела и смутилась, хотя говорила по телефону и собеседник не мог её видеть. Она была рада и растерянна и боялась, что он раздумает говорить с ней, и постаралась загладить неловкость.
– Конечно, мне очень понравилось, – слишком горячо, волнуясь, сказала она.
– Мне тоже, – без раздумий ответил он. Она воспряла духом.
– Даша, – сказал Данила, – сегодня я договорился о собеседовании для вас, будьте готовы к 12 часам, хорошо?
– Что от меня требуется? – спросила Даша, не представляя, о каком собеседовании идёт речь, но она не хотела терять ниточку, которая их связывала.
– От вас требуются хорошее настроение и спокойствие. Работодатель немного странный, но бояться его не надо, он любит любящих и уважает смелых, – сказал Данила.
– Хорошо. До свидания, – ответила Даша. Как он узнал, что она хочет поменять работу?
Она заволновалась. Это было приятно. Внутри как будто шарик воздушный, наполненный радостью: она увидит Данилу, того, с кем она играла в шахматы в парке, здорово, он умеет угадывать желания, а может, она ему, нет, не может, не может такого быть, что она ему понравилась, не надейся, не мечтай, он мальчик ещё, ты раза в два его старше, сейчас ему двадцать четыре, ей сорок восемь, а когда ему будет сорок, ей будет восемьдесят, что ли? Она рассмеялась, ему будет сорок, ей будет шестьдесят четыре, всего-то, девчонка! Она развеселилась, полтора часа на сборы, что надеть, что надеть? Она нырнула в недра шкафа, у бога всего много, подумала она и стала перелистывать наряды: белый верх, черный низ? и в гроб?! не пойдет! Красное в обтяжку платье? не хочу, буду чувствовать себя неуютно, я же не роковая женщина, я скромная, шкаф ломится, а надеть нечего, хоть голой иди!
Она скинула халат и принялась изучать себя в зеркале. Стройная, ей были бы как раз вещи, которые она носила в двадцать. Ноги длинные, стройные, бёдра узкие, тонкая талия, грудь третьего размера, длинная шея, гордо посаженная голова, треугольное лицо, беби-фейс, не поймешь, сколько ей на самом деле лет, и чуть-чуть седины, совсем незаметной в светлых волосах, она придирчиво осмотрела себя, пойду голой, подмигнула она своему отражению, отражение скептически покачало головой и криво улыбнулось. Даша обиделась и в отместку вредному отражению схватила первые попавшиеся чёрные джинсы и болотного цвета рубашку с редкими несимметричными оранжевыми вышитыми вручную искрами. Она распустила волосы, чуть подкрасила ресницы, тронула помадой пухлые губы и вспомнила, как вчера в парке он поцеловал её, по телу пробежал ток. Она немного оттенила брови, совсем чуть-чуть, так, чтобы яснее был виден упрямый излом – смелый, своевольный, дерзкий. Хороша!
Она натянула берцы и по привычке потопала правой, потом левой ногой в пол. Без пяти двенадцать, а вдруг она так и просидит с чистой шеей, и он не позвонит? Вдруг это шутка и никому-то она не нужна? Она уже успела расстроиться, как в дверь позвонили, не один раз, а мелодией: три звонка, два коротких и один длинный, она могла поклясться, что это было: э-то-яаа…
Она с надеждой и страхом открыла входную дверь.
– Герцог Данталион! – вырвалось у неё.
– Хотел бы я быть герцогом, – засмеялся Данила.
– Вы пунктуальны, – Даша не могла остановиться: – Признайтесь, вы – демон, и будете служить мне до самой моей смерти, – попёрла она на него.
Молодой человек улыбнулся:
– Точно, – сказал он, – я демон, – с той интонацией, как говорят, чтобы буйный сумасшедший успокоился и не входил в раж.
Даша надулась и украдкой посмотрела ему в глаза, но ничего, кроме усмешки, не увидела.
– Ну хорошо, – согласился он с притворной покорностью, – я буду служить вам, Даша, если хотите!
Даша почувствовала себя дурочкой и растерянно замолчала.
Он старательно прятал улыбку. Данила был в чёрном, на шее у него был красный шарф, Даша вспомнила, что в гримуаре герцог Данталион описывался в образе человека в алом плаще и чёрной одежде, держащего книгу в правой руке: в правой руке у Данилы был планшетный компьютер, описание вроде подходило, но не являлось абсолютно идентичным, она сомневалась, и её всё время мучила, не отпускала мысль, что Данила – и есть герцог Данталион.
В ответ на эту мысль Данила хмыкнул и отворил дверь Дашиной квартиры, они шагнули и вместо лестничной площадки попали в огромный зал, такой высокий, что под сводчатым потолком сгущались сумерки. Из высоких окон толстыми снопами света падали солнечные лучи на стоящие рядами, как в библиотеке, столы с зажжёнными зелёными лампами. Они нашли свободный стол в начале, ближе к кафедре, дальние столы были уже все заняты. С потолка, враскачку, как осенние листья, стали падать листы с тестами. На столе перед Дашей улеглись стопкой пять листов.
Только она хотела начать, как по проходу между столами послышались шаркающие шаги и на её макушку по-отечески опустилась крупная ладонь. Даша затаила дыхание, она почувствовала себя маленькой, это было так приятно, что, когда руку убрали, Даша почувствовала отчаяние, безграничное, безбрежное, как в детстве, когда однажды, гуляя в Сокольниках, она потеряла папу, ощущение было похоже. Она с тоской проводила глазами высокого с волнистыми тёмными, наполовину седыми волосами старика в растянутой толстой вязаной кофте на голое тело, в пижамных вельветовых штанах и дырявых домашних тапочках на босу ногу. Он не стал занимать кафедру, а поставил стул к окну, сел, закинув ногу на ногу, и закурил. Синий дым заклубился в луче света. Даше вдруг нестерпимо захотелось получить эту работу и чтобы он хотя бы ещё разок погладил её, как маленькую, по голове.
Даша подвинула к себе вопросник и стала бегло заполнять пустые строчки. Через пятнадцать минут ей осталось ответить на три последних вопроса. Самое главное в жизни, это… «любовь», написала Даша, потом зачеркнула и написала «приятие», опять зачеркнула и написала: «когда по нраву», это больше, чем любовь, решила она и удовлетворилась, перешла к предпоследнему вопросу: самый большой враг человека —… «это он сам», передумала, «близкие его», написала она, банально процитировав Библию, снова зачеркнула и потом решительно написала, прощаясь с надеждой работать на отца: «мечта», а на последний вопрос, который звучал: великая избавительница – это… Даша, не раздумывая, поставила: «смерть», она точно знала ответ на этот вопрос, печально улыбнулась и подписала экзаменационный лист: рука сама вывела – се, раба твоя, Дарья, встала и первая вышла из зала и оказалась в своей квартире, сил не было, она рухнула на кровать и провалилась в сон: она возлежала на пиру, на коленях у неё покоился гримуар, она раскрыла том на странице с описанием своего демона и приложила левую ладонь шрамом к странице, прижала посильнее и замерла в ожидании.