Страница 96 из 151
Виктору Белохвостикову
Безбрежными бессонными ночами Перед судом знакомых и друзей Долги свои, растущие с годами, Перебираю в памяти моей. От писем, продолжающих слетаться Ко мне на стол, уже невпроворот, И мне давно уже пора признаться, Что я зазнайка круглый и банкрот. Тем более что сам я примечаю, Себе к оплате предъявляя счет, Что не друзьям я старым отвечаю, А тем, кто часто за душу трясет. Но все ж, свою бессонницу врачуя, Я верю: друг, который навсегда, Узнает сердцем — потому молчу я. Что, раз смолчав, молчу я от стыда. * * * Ты слышишь, как топот, а может быть, град Вдруг ночью в саду пронесется? Но это с чрезмерною ношею сад, Плечами взмахнув, расстается. Во сне задрожав от грозящей беды, Себя облегчая по праву. Он хочет сберечь золотые плоды, Ему приносящие славу. И ты, суете не ввергаясь в рабы, Дежурным соблазнам в отдачу, Скорее отринь их от главной судьбы, Которой себя предназначил. * * * В пылу горячих наслаждений, Под бурный плеск сердцебиений, Тебя несущих прямо в рай, Смотри себя не потеряй. В коврах служебного вигвама И в аромате фимиама Друзей, влюбленных через край, Смотри себя не потеряй. При озарении трибунном И при падении безлунном С судьбою в прятки не играй… Смотри себя не потеряй. * * * От детства самого, в слезах, Навылет раненного болью, Меня преследуют глаза Коров, плетущихся на бойню, Когда покорной чередой, Сопровождаемы бичами, Они над улицей сквозной Несли рога свои печально. С тех пор давно железный век У детства вытер: эти слезы: В прогрессе явном человек Вложил свой гений в скотовозы. Теперь ему и не успеть С виной, ничем не утолимой, За давней болью углядеть, Когда она мелькает мимо, Когда в пути она мычит Навзрыд со скорбью первородной И тень рогатая торчит, Как лес, под бомбой водородной. * * * Не отмоются, не сотрутся — Нет ни силы такой, ни воды — Остаются они, остаются Не на коже, так в сердце следы. Нехорошее дело — стараться Все, что было, теперь отбелить. От ошибок нельзя отказаться, С ними надо, как с совестью, жить. Чтобы ныли они и терзали, Чтобы жгли и бросали в озноб, По ночам чтобы спать не давали И лелеяли мужество чтоб. Чтобы помнить, стыдиться и видеть, Как урок навсегда сохранить: Никого на земле не обидеть, Ни слезинки чужой не пролить. * * * По преданию, царица, Среди всех других забот, Из тебя ручную птицу Чуть не сделала, удод. Но поскольку на рассвете Даже страже время спать, Ты однажды как-то сети Ухитрился разорвать. И из сказки фараона Вплоть до наших дней донес Эту гордую корону И волшебный этот хвост. Всем отрада ты и чудо. Только тоже ведь нельзя. Если всюду видеть худо, Над планетою скользя; Если людям спозаранку, Как в награду за приют, Все твердить, как будто в склянку Дуть пустую: «Худо тут». То ли стонешь, то ль хохочешь, Иль, предчувствием томим, Ты о чем-то вспомнить хочешь, Из пустыни и из ночи Прилетевший пилигрим? СНОВИДЕНИЕ Не видно над степью орлов, Уже с высоты синеокой Не падает царственный клекот В багровый шиповник яров. Не рвут они грудью простор Вдогон за бегущею тварью: Все твари удушены гарью Во мраке спасительных пор. Один лишь, с тоской во взоре, Еще сторожит свой курган Над степью родною, но вскоре И он улетит в Дагестан, Чтоб впредь до скончания века, Впиваясь в твердыню Казбека Кровавою сталью когтей, Судить торжество человека Над матерью жизни своей. * * * Опять я карту старую ищу С маршрутом красным на зеленом фоне Уехать с Дона страстно я хочу, Чтоб вновь грустить безудержно о Доне. Незаменимая краса родимых мест, С которой сросся я до слез, до боли, Так за зиму, бывает, надоест И так до смертной скуки намозолит, Что та же радужная птица свиристель Под настроение, по странной связи, Мгновенной вспышкой озаряя ель, Напомнит вдруг о Крыме и Кавказе. Без тайны красоте не уцелеть, Привычному нельзя без обновления. И, чтобы в старом новое узреть, Оно должно явиться с отдаления. Вот так и буду до последних дней, По кругу неизбежности вращаясь, Бежать весной я от любви своей, К своей любви под осень возвращаясь.