Страница 86 из 93
— Все!
Довольно долго и не без интереса за нами наблюдали араты кочующего аала. Они перегоняли скот и остановились на отдых в низинке.
Кому-то пришла в голову мысль попросить у них волов и лошадей, чтобы вытянуть машину на перевал. Араты охотно согласились. Привели с десяток волов и пять лошадей, собрали арканы и «впрягли» скотину. С гиканьем и смехом целой толпой стали погонять упряжку. Машина ни с места!
То ли Георгию надоела вся эта канитель, то ли он решил созорничать, но вдруг он несколько раз резко нажал на сигнал. Испугавшись сирены, волы рванули. Два или три аркана лопнули, но машина поползла в гору.
Шофер повеселел и сигналил не переставая, да еще и покрикивал:
— А ну, давай, давай! Ходи веселей, родимые!
Волы и кони прибавили шаг. Мы, смешавшись с аратами, почти бежали следом и орали, перекрывая криками гудки автомобильной сирены.
Вот и гребень перевала. Упряжка наддала, увлекая машину за собой. Должно быть, тормоза у «черной быстрой» отказали, потому что она, виляя из стороны в сторону, то и дело наезжала на волов. В конце концов смешная пестрая процессия остановилась.
Возбуждены мы были до крайности: шутка ли, одолеть такой подъем!
Пока Георгий озабоченно осматривал нашу чудо-машину, спасители-избавители собрались в кружок. Среди них оказался Сундувей — секретарь партийной ячейки из сумона Шурмак. Отвязывая свой аркан от буфера легковушки, он не удержался от ехидства:
— Как видите, наша скотина не уступает транспорту нового времени. Даже выручает.
Он присел рядом с нами и закурил, хитровато поглядывая на автомобиль. На фоне солнца, которое уже на две трети спряталось за горы, розовела его лысая голова с небольшими полосками волос возле ушей. Сундувея не баловала жизнь. От тяжелой работы согнулась его спина. Все, что причиталось на долю бедняка, он получил сполна. Но никакие житейские невзгоды не повлияли на его насмешливый характер, не лишили его веселого взгляда и спокойной уверенности закаленного человека.
Только под пятьдесят он стал постигать грамоту и кое-как научился читать и писать. Энергии его можно было позавидовать. Несмотря на возраст, Сундувей сохранил редкую подвижность. Это был один из самых деятельных партийных активистов.
— Да-а, слабовата ваша техника! — снова поддел он нас.
Я перевел его слова шоферу. Белов, кончив возиться с машиной, подошел к нам.
— Дело не в технике. У техники свои возможности. Для машины свои условия нужны. Хорошие дороги, например. А вот добрую дорогу через Калдак люди так и не сделали. Ездят и вроде бы не видят, сколько добра пропадает, сколько вьюков с круч в пропасти валится, сколько коней, сколько людей гибнет… Я в обиде не на машину — на бездорожье.
Уловив в голосе Георгия раздражение, Сундувей поспешно сказал:
— Слова мои — шутка. А то, что говорил товарищ, — правда. Наша молодежь пока только в песне расчищает дорогу на Калдак.
— В какой песне, акый? — поинтересовался я.
— Про этот самый перевал поют. Все я не запомнил, тарга. Поют, как хорошо сделать широкую дорогу через Калдак-Хамар для быстрых, как ястребы, машин.
Он оглядел скалы и кручи.
— Наши партийцы вынесли постановление начать расчистку дороги. Нужна она людям. Как думаете, осилим?
— Раз постановили, — значит, сделаете. Думаю, для большого дела найдутся и люди и техника. Вас обязательно поддержат.
— Как бы хорошо! — загорелся Сундувей. — Народ мы поднимем. Мясо мы любим пожирнее, а работу поживее!.. Ну, пора нам.
Сундувей сунул трубку за голенище и поднялся. Мы распрощались.
Теперь дорога не представляла труда. Мы своим ходом поднялись на Чаа-Оваа и сделали небольшой привал, чтобы выбить пыль из одежды и привести в порядок машину — оставалось совсем немного до Самагалтая, пункта нашего назначения.
Когда спускаешься вниз берегом реки Самагалтай, взору открывается красивая роща слева от дороги, а справа высятся Улуг-Бел и Чалымныг-Тей, сжатые хребтами Танды.
Минут через двадцать мы въехали в село, взорвав тишину своей «тарахтелкой». Село — известно какое: пяток новых домов, больничка, школа, поодаль два ветхих здания хуре и несколько юрт.
Найти хошунный комитет партии нам помог какой-то долговязый парень.
— Во-он в той юрте, с п-пестрой дверью, — заикаясь, сказал он. — Там и наш секретарь Кижир-оол.
— А вы кто будете, почтенный?
— Я-то? Хи-хи-хи, — парня развеселила необычность обращения. — Я начальник небольшой. К-курьер я. Суук-Багай меня зовут. — И опять захихикал.
Отсмеявшись, оглядел нас и спросил:
— Кто у вас старший будет? П-побегу скажу Ки-жир-оолу.
— Зачем бежать. Садись к нам. Мы из Кызыла. Вот это Норжунмаа, это — Кенен…
Курьер опять рассмеялся.
— Слыхал, комиссия приедет из Кызыла. Начальники наши переполошились. Нас, курьеров, совсем загоняли.
— Что же вы такое делали?
— Какой только работы не нашлось, тарга! Помещение для вас приготовить, продукты, дрова запасти…
— Ну, хорошо, Суук-Багай. Давай так сделаем. Ты проводи товарищей туда, где мы должны остановиться, а я пойду к секретарю. Потом еще побеседуем.
В юрте с пестрой дверью никто не обратил внимания на мое появление. Кижир-оол, Дарзыг и Донмит, расстелив на полу большие листы бумаги, что-то писали. Все трое были поглощены занятием.
— Здравствуйте!
— Ок, ок! — Кижир-оол вскочил. — Ок, скажи, пожалуйста! Здравствуйте, тарга!
Донмит запрыгал на одной ноге, отыскал протез, приладил его.
— Как поживаете?
— Сайин, — ответил я по-монгольски. — Хорошо.
— Чем занимаетесь? Наверно, планы хошуна на будущее разрабатываете?
Кижир-оол улыбнулся.
— К приезду комиссии готовились. Списки почти готовы. Вот, — он собрал с полу бумаги, протянул мне. — Здесь семьи, у которых будем конфисковать имущество. Первым идет нойон Далаа-Сюрюн, за ним Оруйгу, потом феодалы помельче. Члены семьи, количество скота, сколько юрт, где какие пастбища, какое есть имущество — все указано.
На собрании хошунского комитета мы договорились обо всех деталях предстоящей работы. Мне выпало вместе с Кижир-оолом, Донмитом и Суук-Багаем ехать в сумоны Бай-Хол и Бай-Даг. Нам предстояло отобрать скот и имущество у Далаа-Сюрюна, Оруйгу и доброго десятка богачей. Правда, с Далаа-Сюрюном, как и другим старым знакомым — Буян-Бадырги, мы уже не могли повстречаться: за организацию контрреволюционного мятежа эти два вожака были приговорены к высшей мере наказания. Но оставались еще их многочисленные родственники, а также сторонники, быстро приспособившиеся к новой обстановке. Они продолжали эксплуатировать и одурачивать аратов, всеми правдами и неправдами стараясь сохранить и свои прежние привилегии, и свою власть над людьми.
Работа предстояла сложная.
* * *
В центре Бай-Хольского сумона стояли три избушки. Мы собрали членов партии, бедноту. Рассказали, зачем приехали.
Не сразу поверили араты. Не укладывалось в голове у многих: как это можно отобрать у всесильных их богатства и раздать бедным? Да разве они согласятся так просто отдать? А когда поняли, что все будет сделано по воле народа, что они — араты — главные хозяева жизни, тесный дуган наполнился радостным гулом.
— Хаа, вот это здорово!
— Справедливо!
— Поможем комиссии!
…Большая, пышно украшенная юрта стояла неподалеку от сумонного центра. В нее не каждый прохожий-проезжий рискнул бы зайти. Да и свои, местные, предпочитали обойти-объехать. Самого Оруйгу юрта!
Оставив у привязи коней, мы вошли в юрту.
Прямо напротив входа, на почетном месте, не сидел — восседал, как буддийский лама, пожилой мужчина с землисто-серым лицом, бритой головой, в желтом чесучовом халате. Возле кровати стояла женщина, — должно быть, его жена. Из-за спутанных волос лица ее почти не было видно. Кроме них в юрте было еще трое детей, которых я не сразу заметил.