Страница 85 из 93
Мы подошли к полуразрушенным строениям.
— А здесь что — ураган был? — спросил Леонид Дмитриевич.
Местный старожил Докан-оол ворошил ногой разбросанные на земле обрывки молитвенных книг. Один прилип к его идику и никак не отставал, как ни дрыгал ногой Докан-оол.
— Это не ураган, — сказал он. — Это дело рук аратов. Не стерпели. Разнесли гнездо лам. У нас так говорят: «Скорей бы вместо их хуре школы появились…»
— Вон оно как! — удивился Покровский. — Судя по этому, тувинцы не питают к религии особых чувств.
— Аратов только тем и заставляли верить в бога, что пугали. А так, честно сказать, мало кто верил. Просто боялись лам — вся власть у них была… — Докан-оол плюнул на развалины монастыря.
— А куда же девались ламы?
— Разбежались! У кого высокие звания — к бандитам подались. А простые монахи вернулись к семьям.
* * *
— Александр Адольфович, не пора ли обсудить алфавит?! — по нескольку раз в день надоедал я Пальмбаху.
Он не спешил с ответом. Неторопливо «зачинивая» ногтем исписавшийся карандаш, Александр Адольфович задумчиво покачивал лысеющей головой.
— Ваш вопрос действительно, справедлив. Действительно! Я тоже об этом подумываю…
И тут же, забыв о моем существовании, погружался в размышления.
А мне не терпелось.
— Нет, вы все-таки скажите! Когда?
Пальмбах сосредоточенно царапал свою голову карандашом.
— Я советовался с товарищем Шагдыржапом. Между собой тоже говорили. Никак не остановимся на окончательном варианте. Получается тридцать с лишним букв. Многовато…
И все-таки я дождался дня, когда Пальмбах, раскрыв тетрадь в черном клеенчатом переплете, торжественно произнес:
— Вот двадцать девять букв первого нашего проекта. Давайте вместе посмотрим и будем докладывать Центральному Комитету.
Он читал алфавит, а я шептал за ним буквы за буквой. И вдруг поймал себя на том, что повторяю эти самые буквы громко, вслух!..
…20 июля 1930 года собрался весь состав ЦК, наша комиссия, члены хошунных комитетов по созданию письменности, московские ученые. Волнуясь, объявил повестку дня:
— Товарищи, сегодня мы рассмотрим проект, разработанный советскими учеными. Слово предоставляется Александру Адольфовичу Пальмбаху.
Докладчик вышел к черной доске, широко расставил ноги, расстегнул верхнюю пуговицу изношенного френча, откашлялся. Потом взял в одну руку мел, в другую — тетрадь.
— Чаа, товарищи…
Все застыли.
— Прошу внимательно выслушать меня, — сказал Пальмбах по-тувински, старательно выговаривая каждое слово. Должно быть, не раз прочитал свой доклад. Но как же это хорошо, что он говорил по-тувински.
— Создавая наш проект, мы учитывали опыт народностей СССР, не имевших до революции своей письменности. И это, я думаю, единственно верный путь. И наиболее легкий, доступный. Постараюсь доказать, что наше предложение выгодно отличается от тех, что ориентировали нас на монгольскую или тунгутскую письменность… Мы учитывали, что тувинский язык имеет тюрскую основу. Поэтому и взяли за образец обновленный тюрко-латинизированный алфавит, который неплохо привился в близких Туве по языку национальных районах Советского Союза. Если это не встретит возражений, то пойдем дальше…
— Продолжайте!
— Хорошо. Исследовав языковые особенности разных хошунов Тувы, мы остановились на говоре тувинцев, населяющих Хемчик. Почему мы выбрали именно хемчикский говор? Поясню. К примеру, язык оюнов, салчаков, маады, чооду имеет значительную примесь монгольского и татарского. А у жителей Хемчика и Чаадана говор менее подвержен влиянию чужих языков. Мы полагаем, что с этим явлением нельзя не считаться. Посудите сами. Большинство тувинцев топор и чайник называют «балды» и «хонек», а тандинцы, салчаки и оюны эти же предметы именуют по-монгольски — «суге» и «донгуу». Следовательно, будет правильнее взять за основу тувинского литературного языка говор дзун-хемчикских тувинцев.
— О-о, все понятно!
— На душе полегчало.
Все бросились к Пальмбаху. Стали жать ему руки, благодарить. Поднялся шум. Пришлось объявить перерыв.
Народу прибавилось: всем интересно!
— Вопросы есть? — спросил я.
— У меня, что-то вроде… Можно? — высунулся Даландай.
Я не сомневался, что он скажет что-нибудь не так и всем испортит праздник, но отказать ему было нельзя — член комиссии.
— Пожалуйста.
— Я никак не могу согласиться. Как это так: речь хемчикских тувинцев подходит, а оюнов-салчаков не подходит? Как это, товарищи? Мы, оюны, тоже, кажется, люди, и салчаки тоже. Не понимаю, хи-хи-хи!.. Почему бы по-старому не оставить: использовать тангутскую или монгольскую письменность? Всем тувинцам она понятна. — И сел.
Не спрашивая слова, вскочил Седип-оол:
— Даландай ничего нового не сказал. Мы эти слова слышали не только от него. Ламы и тужуметы то же самое говорили. Новая письменность будет понятна действительно каждому тувинцу. Это главное!
— Правильно! — закричали отовсюду.
— Я полностью одобряю предложение докладчика и обязуюсь сам быстро изучить новую письменность и обучить других. Между прочим, родом я оюн… — Шагдыр-Сюрюн выпалил это и закурил.
На трибуну поднялся Бак-Кок, крепко ухватился за нее руками и заговорил, будто выступал перед тысячей человек:
— Товарищи! Верно говорю: новая письменность навечно останется в истории Тувы. Надо утвердить этот проект и поручить комиссии, чтобы она его усовершенствовала. А выступление Даландая — каждый подтвердит — враждебное выступление!
Разговорились — не остановишь! Пюльчун выступил. Прибывшие из хошунов Иргит Дынгыжаа, Оюн Биче-оол выступили. Каждый громил Даландая и его прихлебателей. «Тангутцы» поджали хвосты и не смели больше подавать свой голос.
Полная победа!
— Будем еще обсуждать?
— Все ясно! Давайте голосовать!
Поднятых рук — как деревьев в лесу. Ни одного против!
Перебивая друг друга, поздравляли московских гостей, аплодировали так, что, казалось, все горы Тувы сейчас рухнут.
Пальмбах украдкой вытирал глаза — не то от слез, не то от радостного смеха.
— Чаа, товарищи! Нас очень радует, что вы теперь будете иметь свою письменность. Примите наш горячий братский привет. Приехавшие со мной из Москвы товарищи Покровский, Сейфулин, Кабо присоединяются к моим поздравлениям. Ну, а теперь не будем терять времени и приступим к изучению тувинского алфавита. Нет возражений?
Присутствующие зашелестели бумагой. Руки членов ЦК, министров, важных таргалов неловко взяли карандаши.
Пальмбах написал на доске букву «А».
Глава 19
Калдак-Хамар
На перевал Калдак-Хамар, до подножия которого мы доехали затемно, нам предстояло взобраться вместе с солнцем.
Но солнце преспокойно поднималось к зениту, а наша «черная быстрая» — кличка пристала и к новой машине, уже утратившей свои первоначальные качества, — все еще стояла на месте. Одолеть такой крутой подъем ей было не по зубам. Оставив за рулем Гошу Белова, который твердо решил «оживить» машину, мы разминали ноги, тщетно придумывая способ одолеть перевал.
Георгий несколько раз заводил мотор и, со скрежетом переключая скорости, устремлялся на штурм крутизны. Ему удавалось одолеть десять — двадцать метров, затем тарахтенье двигателя переходило в натужный вой, мотор чихал, стрелял, дымил, замолкал, и «черная быстрая», тихо поскрипывая, скатывалась назад.
Мы изо всех сил толкали машину, подкладывали под задние колеса камни и подставляли собственные плечи, только бы удержать ее. Мы готовы были внести ее на себе. И наше упорство мало-помалу брало верх. Мы все же ухитрились взобраться на средний хребет, но на большее нас не хватило. Раскрасневшийся, взмокший от пота Георгий вылез на дорогу и сказал: