Осада

– Все не съешь, гость дорогой, – улыбнулась она. – Я ведь еще и родителям должна оставить.

Она проживала в те годы в такой же вот бесконечной коммуналке, всякий раз он терялся, когда выискивал нужный звонок и ужасно смущался, когда отрывали незнакомые лица. И кричали в бесконечный шум человеческого общежития: «Кажись, к Вяземским гости припожаловали. Опять звонком ошиблись. Не четыре, а пять раз надо звонить, юноша, сколько можно повторять». Сколько там было семей, он так и не запомнил, наверное, не меньше десяти. Вяземские жили в самом дальнем конце коридора, он пробирался мимо сваленных зимних вещей, выставленных детских велосипедов, запасов маринада и консервов – к двум белесым облезлым шкафчикам, к последней двери; туда, где обитала Мария и ее родители, соседнюю занимала бабушка, блокадница, персональный пенсионер республиканского значения, именно благодаря ей, через три года Вяземские получили новую квартиру у недавно открытой станции метро «Черная речка», на улице Савушкина.

Все их беседы в той коммуналке сопровождал бесконечный шум, изредка грохот, но куда чаще ругань и плач детей. Мария не обращала никакого внимания на все внешние звуки, она родилась и выросла здесь, а когда приходил он, забывала и о времени. Иногда ее звали к телефону – они снова шли вместе к аппарату, висевшему рядом с кухней, поговорив, она отмечала минуты в висевшем рядом гроссбухе, под пристальным взглядом кого-то из соседей, именно таким образом распределялась между жильцами абонентская плата за связь с внешним миром. «Это хорошо, что телефон есть, вот у Семенова тоже в такой коммуналке и вовсе приходится на улицу бегать». Она говорили с таким выражением на лице, словно говорила не об обшарпанном эбонитовом аппарате одним на всех, а неком сокровище, доступным лишь избранным семьям ее коммунальной квартиры. Он никогда не мог забыть и другого выражения на ее лице: удивления, едва не ужаса, когда они впервые прибыли в Бологое, и сидели за столом с бабушкой, пили чай, – его родители тогда уехали в Саяны, – слушали пение птиц. Во время чаепития Мария несколько раз зажимала уши и вертела головой. «Никак не могу привыкнуть к тишине, – наконец, сказала она. – Как будто что-то давит».

– Ты как всегда прекрасный кулинар, – сказал Нефедов почему-то вполголоса, попробовав плюшку. Такие угощения всякий раз сопровождали его визит в коммуналку. Словно в качестве компенсации. Это потом, когда Мария переехала на улицу Савушкина, они стали предназначаться другому. Почему он не мог уговорить ее не менять школы? Ведь не так далеко. Почему не настоял? Да и потом, разве могли их отношения скукожиться до редких мимолетных встреч просто потому, что ему стало добираться до нее не пять минут, а двадцать. И что он больше не видел ее на уроках.

Ведь не может же быть, что раз увидев на прогулке с другим, просто не сделал ни единой попытки избавиться от соперника. Только потому, что посмотрел ей в глаза и, поздоровавшись и познакомившись с ухажером, поспешил прочь, по делам, которых не было. Это потом в ЛГУ, когда они снова оказались вместе… почти вместе….

– От мамы, сам знаешь. Это ты всю жизнь на полуфабрикатах….

– Сейчас нет, у нас прекрасная столовая.

Она вздохнула.

– Ты бы женился, что ли.

Нефедов кивнул, сам зная, что обещание это невыполнимо. Знала и она. И причину понимала. Хотя и не хотела принимать. Вот он и в очередной раз ответил ей так, как отвечал всегда:

– Постараюсь. – И она ответила схоже:

– Знаю я твое «постараюсь», – и чтобы не смущать его больше, перевела разговор: – Как там наши-то, Влад? Ты последнее время их чаще видишь, чем я.

Наши, это министр финансов и полпред президента в Центральном федеральном округе. Эггер Роберт Романович и Жиркевич Ольга Константиновна, те кто учился вместе с Нефедовым и Вяземской в «А» классе. Из той школы, а затем и университета, где учились Вяземская и Марков прописку в Москве получили секретарь Совбеза Белов Сергей Сергеевич, министр внутренних дел Пахомов Андриан Николаевич, председатель Счетной палаты Абрамов Алексей Иванович, управделами президента Фирсов Николай Анатольевич, и руководитель Администрации президента Досталь Семен Борисович. По этому поводу родился анекдот: «Маркова сильно обидели на сайте «Одноклассники». Поэтому он ушел оттуда и в отместку создал своих одноклассников – в Кремле».

– Сегодня как раз всех увижу. Расширенное заседание Совбеза.

Она кивнула.  И снова заговорила о муже.

– Знаешь, он звонит поздно и… почти не говорит. Только слушает. Как тогда, во время войны с Грузией, – помолчав, она добавила: – Влад, тебе не за мной, за ним присматривать надо. Обещаешь? – Он медленно кивнул. – Ведь нам сейчас надо вместе держаться.

– Когда ты к нему приедешь?

– Не обижайся, не с тобой. Послезавтра, может, в воскресенье. У меня ведь тоже есть обязанности.

– Я понимаю.

Звонок прозвенел, как всегда, неожиданно; даже когда его ждешь и прислушиваешься к каждому шороху, он все равно заставляет вздрагивать. Так и в этот раз. Нефедов едва не подпрыгнул на диванчике и бегом устремился в гостиную, где оставил мобильный.

– Объект в поле зрения, – донесся голос руководителя операции. – В двух кварталах. Направляется к дому. Одна. Прохожих мы удалили, как только ее вычислили. Сейчас ей займутся снайперы. Владислав Георгиевич, могут быть слышны хлопки. Я перезвоню через пару минут.

– Я понял, спасибо, – он отключил связь. И ответил на немой вопрос Марии. – Служба. Даже теперь не дают покоя.

В этот миг хлопок как раз и раздался, негромкий, едва слышный. И все же, Нефедов вздрогнул. Подошел к ней и проводил обратно в кухню. Главное, чтобы она сейчас не выглянула в окно и не увидела. Не поняла, по-прежнему пребывала в неведении. В золотой клетке, которую так старались создать для нее двое мужчин.

Мария села напротив, стала вспоминать друзей и знакомых, приглашенных ее мужем во власть. Президенту требовались люди, способные помочь по старой дружбе, а таковых среди прежнего окружения он не находил, хотя и пробыл год на посту сперва главы федеральной службы по науке и инновациям, а затем два года сразу вице-премьером, вознесшись, как и сам Пашков, из глубин чиновничьего аппарата.

В итоге он сумел создать свой лагерь «одноклассников», в противовес тем уроженцам Питера, которых привез Пашков с собой, будучи еще на первом сроке. И сейчас последнее продвижение – Нефедов стал главой ФСБ.

Хлопков больше не было. Значит, попали с первого выстрела, сейчас эвакуируют тело. Нефедов немного расслабился. Мария никогда не жаловала политику и стремительно продвижение мужа по карьерной лестнице ей не нравилось. Она всегда была домашней, а те светские приемы, встречи, поездки, входившие в обязанность первой леди, всегда давались ей тяжело.

Телефон звякнул еще раз.

– Владислав Георгиевич, вам пора, – он положил телефон в карман.

– Мне надо ехать, – тихо сказал он, поднимаясь. Мария напряглась.

– Так скоро, я думала, посидишь еще. Мы только начали вспоминать своих….

– В три заседание Совбеза, я же говорил. Может, все-таки…

Она не ответила. Вышла в коридор проводить. Нефедов попрощался с родителями, отец Марии сердечно пожал руку, как в былые времена, на прощание, твердое мужское рукопожатие, сулившее так много двенадцатилетнему пацану. Мать приглашала прибыть как-нибудь еще, просто так, безо всякого дела, ведь будет же у него когда-нибудь отпуск. Конечно, он обещал. Конечно, они знали, что обещание напрасное.

Он вышел из парадной, лимузин подъехал к самой двери. Но садиться он не спешил, повернулся к копошащимся во дворе людям у неприметного внедорожника «мицубиси». Зачем-то его потянуло в ту сторону, он подошел. Посмотрел, как быстро трое в черных костюмах полагавшихся им по контракту, укладывали в черный мешок тело девушки в простом светлом сарафане, с янтарными бусами на шее. Лицо ее было безмятежно, застыв когда-то в вечном покое. Несколько лет назад. И только сейчас его снова потревожили. И если прежде гример привел, как мог в состояние, близкое к прежнему, проломленную грудную клетку, то теперь, чтобы зарихтовать аккуратную дырочку во лбу, гримера не полагалось.