Осада

Голова закружилась, Валентин схватился за столб, потряс головой, прогоняя круговерть мыслей.

– Яна… – тихо позвал он. Она не откликнулась. – Яна,… может быть, я… провожу тебя. Подвезу тебя.

– Не надо, – ответила девушка не оборачиваясь. – Прощай.

Он пробормотал что-то в ответ, и пошел к своей машине. Увидел приближающийся автобус, заметил, как Яна села в него. Не соображая, что творит, сел в машину и поехал следом.

Она вышла на последней остановке. Дальше автобус снова  пересекал Которосль, возвращаясь обратно в город. Из Валентин машины не вышел, думая, что Яна его не видит. Конечно, только успокаивал себя.

Войдя в подъезд, Яна обернулась. На мгновение их взгляды встретились. Валентин вздрогнул. Дверь тут же захлопнулась. Он постоял еще несколько минут, а затем, когда в одном из окон, наверное, ее, зажегся свет, поехал домой.

– Ты такой бледный, – сказала мама, едва увидела его, снимающего туфли в прихожей. – Словно призрака увидел.

Валентин медленно кивнул.

– Наверное. Да, забыл сказать, выезд перенесли на день. В Крыму все еще неспокойно.

Голова снова закружилась, несколько мгновений жизни было  вычеркнуло из памяти странным полуобморочным состоянием. Тихоновецкий очнулся и медленно сел на стул.

61.

Новость оказалась ложной. Просто ребенок решил устроиться поудобнее, перед тем как выйти окончательно. Но всех переполошил здорово. Татьяна тревожно вслушивалась в себя, проверяя, как там дитя, до самого вечера. Да и ночью спала тревожно. Частенько вставала и надолго уходила в туалет. Андрей Кузьмич предложил ей посмотреть телевизор, она отнекивалась, говоря, что устала, но потом решила посидеть. Тут как раз выяснилось, что антенна не работает. Проверять отложили на завтра.

Часа в два первый мертвец ткнулся в колючку на огороде, за ним последовал еще один. Андрей Кузьмич, чутко спавший, проснулся, как ему показалось, еще до того, как услышал противное дребезжание металла. Он специально не стал закреплять колючку полностью, оставив некоторые части болтаться, как раз для подобной сигнализации. Он спал одетым, как и всегда в последние дни, начиная числа с десятого, так что просто поднялся, – Татьяна как раз ушла в туалет, вот этот момент он пропустил, – поплескал колодезной водой из ведра в лицо и взяв ружье, вышел в огород.

Четверо мертвецов медленно двигались вдоль ограды, со стороны огорода соседей. Прибытие Иволгина они почуяли и приветствовали живого, как обычно, коротким шипением сведенного горла. Ружье снова заходило в руках, сердце заколотилось выстукивая тревожный ритм. Картинка в глазах поплыла, давление сказывалось, все же четвертую ночь поспать нормально не дают, ни ему, ни Татьяне. Он покопался в карманах, выдавил на ладонь таблетку валидола с глюкозой, проглотил. Когда-то, еще год назад, была такая певица, Глюкоза, Татьяне почему-то нравились ее задорные песенки. Вот и сейчас он, глядя на полупустой блистр, неожиданно вспомнил анекдот той поры: «В аптеке проводится акция. Каждому купившему десять упаковок валидола с глюкозой, диск певицы в подарок».

Мертвецы медленно брели вдоль забора, через каждые два метра останавливаясь и проверяя новый блок на прочность. И ведь точно знали, где и как проверять, отметил Андрей Кузьмич. Ни разу не остановились у столба, хотя с противоположной стороны его не видно, особенно в такую темень, кажется, тот, что толкался в забор, очень хорошо знал, как это делать. Андрей Кузьмич вгляделся, через узкую щель в заборе, в бывшего мужчину в широкополой соломенной шляпе, больших солнцезащитных очках и яркой гавайской рубашке и бермудах. В свете полной луны, находящейся сейчас в самом зените, обнаженные ноги его виделись синюшными, покрытыми гематомами. Видимо, умер несколько дней как. И здорово сопротивлялся перед своей смертью.

Несколько метров они прошли друг подле друга. Мертвец каждые два метра стукался об забор, остальные следовали за ним по пятам, внимательно наблюдая за каждым действием своего товарища. Неожиданно шляпа упала, доски хрустнули. Мертвец обернулся к Андрею Кузьмичу, и в тот миг, как он снова ударил в забор, Иволгин узнал его. Сын соседей, Игнат, рукастый заводной парень, недавно развелся, и вроде как еще в воскресенье уехал в Подольск к родителям. Собственно, он и помогал чинить «дяде Андрею», как шутливо величал Иволгина, чинить соседнюю секцию забора. Они еще собирались отреставрировать доски вот этой… так вот что искал он.

Иволгин вздрогнул всем телом. Теперь он не сомневался, что перед ним Игнат, старый знакомый, человек душевный, хотя и бабник и выпивоха. А та девица, что шла следом, кажется, Лера, нет, Оксана, последняя его пассия. И ее брат. В соседний дом часто наведывалась их компания, шумели, пели песни под магнитофон и гитару, попивали пивцо на природе. Кто же четвертый… он смотрел, но не узнавал. Слишком далеко стоял, как бы отдельно от них. Может, к лучшему, что не узнал. Может…

– Ах, ты, господи, – пробормотал Андрей Кузьмич. – Савелий Игоревич.

Да, это был отец Игната. В последний раз приезжал как раз после Константина. Проверить, все ли в порядке. Но ведь он уехал в Подольск. Он ведь точно уехал. Игнат ему сам говорил, что посадил отца на электричку. Это как раз перед тем, как у них разговор зашел о слегка подгнивших досках секции, Игнат тогда, улыбаясь во весь рот, обещал: «всенепременно дядя Андрей, я как сивка-бурка». И смеялся, заражая своим смехом Иволгина.

А теперь придется в него стрелять. Ничего не попишешь, придется. Пока он не разнес ту секцию, что сам отыскал и сам готовился сделать. Значит, они так хорошо все помнят. Он слышал, по телевизору, о мертвецах, умеющих пользоваться ключами, даже пытающихся завести машину, правда, всегда неудачно, не хватало реакции и памяти, но вот чтобы так… запомнить секцию забора, чтобы потом ударить в нужное место, ударить посильнее, вот как сейчас они с Ярославом вдвоем, ударить, чтобы взять его крепость.

Неужели больше в поселке не осталось никого? Или к последним обитателям приходят только те, кто их хорошо знает?

Как только Татьяна родит, они немедленно бегут в Рязань. Он сможет довезти их до города, наверняка сможет. Вот только… он уже полгода, как не возился с «копейкой». Ну как с ней не все в порядке. Андрей Кузьмич попытался отбросить не нужные сейчас мысли, но улыбка Игната никак не давала. Он не выдержал, в самом деле, сколько можно давать им ломать забор, и выстрелил.

Промах. Первый раз с такого расстояния, всего три метра, он промазал. Прицелился из другого ствола. Нет, как же мешает эта добродушная, непритязательная улыбка. Как же мешает. Будто нарочно.

Он выстрелил снова. На сей раз в Ярослава, никак не мог стрелять в соседа. Не промахнулся. Молодой человек немедленно упал, Игнат обернулся к тому, словно расстроившись. А может, и на самом деле, огорчился? Когда он сызнова повернулся к Андрею Кузьмичу, спешно перезаряжавшему ружье, улыбки на лице не было. Игнат снова врезался в забор, дерево треснуло, Иволгин загнал единственный патрон, больше не успел в ствол, взвел курок и прицелившись, медленно, очень медленно, потянул крючок на себя.

Он даже не услышал выстрела. Только отдача в плечо. Игнат дернулся и рухнул. В этот момент к начавшемуся углубляться пролому подошли еще четверо, в том числе отец Игната. А со стороны дорожки тоже стали ломиться. В забитую позавчера калитку. И, кажется, она зашаталась под ударами. Андрей Кузьмич спешно подбежал, сминая картофельные грядки. У калитки собралось не менее пяти мертвых. По счастью, незнакомых ему. И били они слаженно, уверенно, все впятером. Все пятеро, здоровые крепкие мужики, обращенные. Эти могли сломать.

Только бы хватило патронов. Только бы хватило. Он сунул руку в карман – наощупь примерно дюжина. Сегодняшняя ночь может и пройдет, дай бог, а вот если и назавтра им придется остаться….

Нет, лучше не думать. Иволгин снова перезарядил ружье и подошел к калитке. Дважды выстрелил, в щель между колючкой и дверью, два тела осели наземь. Он снова перезарядил, но в это время забор со стороны соседа хрустнул еще сильнее. Иволгин обернулся и невольно замер с переломленным ружьем.