Осада

– Что мне стоит? Да многое! – я только сейчас понял, что госпожа Паупер прекрасно слышит нашу перебранку. – Отцепись от меня. Я в жизни не подойду к ней, хоть она на коленях стоять будет. Мне не о чем с ней разговаривать. Все давно уже кончилось. Лет двадцать назад. А теперь мне тем более ей сказать нечего. Она там над трупом стоит и радуется, ну так пусть радуется, пусть меня в это не втягивает, пусти меня немедля, я сказала, пусти, придурок! – она вырвалась и вошла в спальню, стала спешно одеваться. И тут заметила работающую трубку.

– Пусть радуется, но без меня. Мне нечего ей сказать, – она произносила четко каждое слово, торопливо застегивая рубашку. – И ей мне сказать давно уже нечего. Пусть поймет наконец, что она потеряла всех. Что она давно всех потеряла, что она одна, что она…

– Валя, но она об этом и хотела поговорить, пойми.

– Уйди, – она снова вырвалась. – Еще раз притронешься, получишь. И больше меня не увидишь, понял. Раз ты с ней заодно, я ухожу. Я видеть тебя не могу. Запомни, либо ты с ней, либо со мной. И третьего не дано. Я ясно сказала. Все меня поняли, все?

Она вышла в коридор, спешно надела «лодочки» и грохнув дверью, покинула квартиру. Я сел на постель взял в руки трубку.

– Юлия Марковна…

– Молчи Артем. Прости, что я…. Береги Вальку. Она… она еще ничего не понимает в жизни. А вам через такое еще придется вместе пройти. Нет, не надо говорить. Завтра она утихнет, ты придешь и покаешься. Ты будешь с ней, обещай, что будешь. А я… я вам никогда больше не позвоню. В самом деле, ни к чему это. Она права, поздно, а я, как дура…

Разговор прервался. Я все ждал, что госпожа Паупер перезвонит, но минуты текли, а телефон молчал. Когда перезвонил я, то услышал лишь, что «абонент временно недоступен». Я медленно положил трубку на смятые простыни и долго, очень долго сидел без движения. Телефон звонил несколько раз, но я, видя номер Администрации, не брал трубку. И только по прошествии долгого времени, снял, выслушав, ответил, немедленно еду, и стал собираться.

57.

Первые часы операции «Перекоп» прошли даже с опережением графика. Без сучка, без задоринки. Утром десятого, когда авиация вернулась на аэродромы, проутюжив цели в Керчи и на Тузле, сорок вторая дивизия быстро переправилась на вражескую территорию. Весь переход через пролив занял у нее чуть больше двух часов, никто не мешал, разве что живые мертвецы, скопившиеся на месте дислокации погранпостов. Но их уничтожение – это две минуты задержки, не более, после чего вся армада, так и не развернувшись, колонной, двинулась на Керчь. Передовые части не встретили никакого сопротивления. В Керченской бухте догорали остатки патрульных судов и рыбацких баркасов, на месте разрушенных зданий керченской механизированной бригады красовались барханы колотого кирпича, засыпанные бетонной пылью. Чтобы не вдаваться в подробности, авиация использовала кассетные бомбы.

В это же время наземные и авиационные службы радиоэлектронного подавления выключили большую часть ПВО противника. Тяжело груженые Ту-95 и Ту-160 потерь при подходе к целям не понесли. «Сухие» и «МиГи»  вступили в бой с поднявшимися с киевских и харьковских аэродромов теми же «Сухими» и «МиГами», разве чуть постарше да поменьше числом: большая часть аэродромов Малороссии, разом оказавшихся прифронтовыми, была уничтожена тактическими ракетами «Искандер» еще до того, как украинская авиация успела подняться в воздух. Переброску этих ракет в пограничные округа, украинский Генштаб откровенно прохлопал. После завершения операции первой фазы операции, российские ВВС потеряли сбитыми шестнадцать истребителей и перехватчиков, два бомбардировщика средней дальности и один сверхзвуковой бомбардировщик – самолет рухнул где-то под Курском, так и не вернувшись на базу в Энгельсе. К этому времени около девяноста процентов украинской авиации, порядка трехсот пятидесяти самолетов, было уничтожено. Непосредственно в крымской кампании во время налетов на Симферополь и Феодосию ПВО было сбито три «Су-24», еще один из-за неполадок в системе ориентирования упал в Черном море. Итого, за первый день войны пятьдесят восьмая потеряла двоих убитых и семнадцать раненых. Еще семеро летчиков были взяты в плен. Шестеро считались пропавшими без вести.

По данным разведки, в городах Крыма по-прежнему продолжались столкновения украинской милиции и татарских националистов с повстанческими отрядами, теперь, после объявления войны, они переросли в городские сражения. Черноморский флот с рейда Севастополя уничтожил вроде бы согласившийся бежать в Симферополь украинский гарнизон, ну да это дело десятое, не все ли равно, где его уничтожать. После чего флагман «Москва» отправился в Евпаторию, где на рейде дежурил украинский флот. Битвы так и не случилось, все, что осталось от Черноморского флота Украины к августу одиннадцатого года было затоплено на входе в порт, лишив возможности кораблям с ходу штурмовать город. При помощи подлодок частично удалось разрушить затопленные в заливе корабли но только к середине одиннадцатого числа. Вокруг города и без того украинцами оказалось насажено минных полей на километры моря. Десант пришлось высаживать возле Мойнакского озера, и озера Сасык, где располагались лагеря боевиков. Так что морпехи с ходу вступили в бой. Двенадцатого дамба, отделяющая соляные разработки на озере Сасык от моря, была взорвана, боевиков удалось оттеснить в город интенсивным палубным огнем и налетами бортовой авиации «Москвы». Битва за город только начиналась. А в это время с другой стороны войска, миновав Керчь, успешно продвигались к Феодосии.

После почти бескровного взятия города, дивизии разделились – девятнадцатая устремилась вдоль берега к Севастополю, с попутным заходом в порты, а сорок вторая, окончательно зачистив от мертвецов город и оставив батальон про запас, с шестнадцати по Москве отправилась напрямую к Симферополю, все это время подвергавшемуся интенсивному ракетно-бомбовому обстрелу. Одиннадцатого утром в Керчь прибыл сам командующий Корнеев.

Город был пуст и безлюден. Окраины разрушены авиацией, но в целом, Керчь почти не пострадала. Тихие пляжи, волны ласково шумя, накатываются на песчаный берег. На высоте виднеется памятник защитникам города, странно, что местные власти в антирусском раже его так и не демонтировали. Дальше, за горой, с западной стороны города, развалины Пантикапея. Корнеев несколько раз предупреждал летчиков лично, чтобы в этот угол карты они не совались, пусть уж лучше глушат рыбу, чем ссыпают бомбы на поля, где виднеются колонны и развалины ионийских храмов: все, что осталось ныне от Пантикапея. А ведь еще Страбон писал….

С времени Страбона прошло две с половиной тысячи лет. Войны проносились через пролив который, как считали строители Пантикапея, соединяет Европу и Азию, отделяя дальние ионийские, а затем и греческие колонии от варварских земель востока, где лишь скифы, тавры, синды, кого он еще учил по истории в пятом классе? Войны проносились, сколько их было, но вот пришла еще одна, хочется верить, последняя. Впрочем, когда предположения о войне сбывались? – всякий раз планы рушились, в спешном порядке менялись, подстраиваясь под новые реалии. Вот и теперь. Пятьдесят восьмая ведет битвы не только с украинскими войсками, даже пока не столько с ними, живыми, сколько с собственными мертвыми – и потерь от мертвых понесла куда больше, нежели от живых.

Накануне войны, вечером девятого в его штаб прибыл спецназ ФСБ, тот самый батальон, присланный, дабы оградить Тамань и особенно дороги от живых мертвецов. Батальон составлял всего шестьсот пятьдесят три человека. Понимая, что этого числа явно не хватит на поддержание порядка на Тамани, Корнеев отделил от сорок второй батальон в помощь. Тот самый, что прежде освобождал Кучугуры и окрестности от скоплений мертвецов, тот, кого он считал наиболее подходящим для выжидательной, действующей на нервы, изматывающей, сводящей с ума войны с мертвецами. В итоге пятьдесят восьмая, и так ослабленная отсутствием частей, расквартированных в Чечне и Ингушетии, отправилась воевать Крым числом, лишь немного превышающим сорок тысяч. Сперва ему отказали в псковских десантниках, потом начавшаяся раньше времени война стала выгрызать своих. Вот и в день перед убытием с Тамани, двое покончили с собой, еще десятеро бежали в море. В год беглецов в российской армии насчитывалось до ста тысяч, Корнеев вздохнул, нынешняя война будет покруче той, что он провел в Чечне. Уже по тому только, что пока его войска, не встретили достойного сопротивления не только регулярной армии, но и мертвецов. Которые, как и все прочие, в большинстве своем тоже покинули город. К моменту прибытия в Керчь штаба армии, зомби удалось уничтожить всего шестьсот штук. И освободить около шести тысяч русских жителей. Которые благодарили Корнеева лично, пытались целовать руки, и не понимали еще, куда их тащат товарищи в строгих черных костюмах от «Боско ди Чильеджи».