Подростки

Библиотека у нас в подвальчике. После второго урока Мишка, Катя Степко и я двинулись на дело. Систематизация — это расстановка книг по темам и по алфавиту. А еще их нужно протереть. Мы возились уже больше часа, но только-только подобрались к Пушкину. Катька работала, стоя на лестнице-стремянке, и это меня раздражало. Собственно, раздражало другое, вынув книжку, она требовала, чтоб Мишка принял ее у нее. И Мишка подходил, и я видела, что он смотрит ей под юбку. С неподдельным интересом.

— Братцы, — вдруг обратилась к нам Катька, — а можно, я немного сачкану?

Я внимательно посмотрела на Мишку.

— Сачкани, отчего же не сачкануть, — сказал Мишка.

— Вот ладушки, вот ладушки, мне так домой надо, представить себе не можете!

— Можно подумать, нам не надо, — пробурчала я.

— Наташенька, в следующий раз ты сачканешь, ладушки, а?

— Катись ты, — я не любила ее слащавости.

Она стала спускаться. Придержи меня, капризно заскулила она. Мишка подскочил и придержал ее. Придержал так, что впору было давать по морде, но она только захихикала. Вот сучка! Да и он хорош, джигит.

Мишка взял ключ и повел Катьку к выходу. Через минуту он вернулся.

Мое сердце забилось в тревоге.

Словно заведенная, я продолжала полировать обложку со светлым образом классика. Мишка подошел и стал сзади. Стоит и молчит. И я молчу.

— Наташа.

— Что?

— Ничего. Просто — Наташа.

— Шестнадцатый год Наташа, что теперь?

— Теперь? Теперь вот еще и я.

Он положил ладонь мне на талию.

— Еще и ты? Зачем так много? Еще и Катя.

— Совсем немного. Можно, если немного?

Он стал притягивать меня к себе. Он прижал меня и уткнулся носом в мою шею.

— Наверное, нельзя, — ответила я, пытаясь оттолкнуть его руки.

— Это почему же?

— Потому что вы находитесь в среднем учебном заведении и не должны…

Его ладони легли на мои груди. Он слегка сжал их. Перестань, прошептала я, Не перестану, ответил он. Совершенно неожиданно его руки скользнули вниз, он погладил мой живот и вдруг стал поднимать кверху мое форменное платье. Боже, что ты делаешь, перестань! Но он уже не слушал, я тесно сжала ноги, его лапа уже была прямо на трусиках. У меня сперло дыхание. Я почувствовала, что его пальцы скользнули под резинку, нет, только не это, мы уже хорошо освоили эту ласку, я знаю, что перестаю контролировать себя. Я уперлась руками в стол, я уже его не отталкивала, почувствовала его палец, боже, хоть бы не упасть…

Я пыталась протестовать, когда он потянул книзу мои трусики, не надо, не надо.

Сладкая любовная песня. И вдруг он отпустил меня, но лишь на минутку.

Нервно и лихорадочно он стал расстегивать брюки и через мгновение снова прижался сзади. Он даже не целует меня, подумала я. Горячим и твердым он пытался протолкнуться между моих бедер, раздвинь ножки, услышала я…

Но я услышала и другое. Кто-то колотил в дверь библиотеки. Стук как спасение. Звук как избавление. Я вырвалась из его объятий. Стучат, не слышишь, что ли?

Впервые я увидела его обнаженным. Большой, вертикально торчащий член, куст густых волос вокруг, все, что я успела заметить. Ужасно. Неужели это можно принять в себя без боли и страданий? Да он разворотит там все.

Мишка поразительно быстро поддернул брюки и уже застегивал их. Одевайся, что же ты, прошептал он мне. Иди открывай, ответила я. И он ушел. Я моментально привела в порядок свою одежду. Щеки мои пылали. Я подошла к книжной полке, схватила первую попавшуюся книжку и стала остервенело тереть ее тряпкой.

— Вы что, не слышите, что ли? — завучка смотрела на меня строго и сердито.

— Совсем не слышно, Екатерина Федоровна, — пролепетала я.

— Звонок нужно поставить на дверь, — добавил Мишка.

— Хорошая идея, сходи к завхозу, скажи, что я велела поставить сюда звонок.

— Ладно, скажу.

— Сейчас иди и скажи.

Мишка ушел. Завучка уткнулась в какой-то талмуд, оказывается, она пришла с проверкой. Она долго хрюкала, выписывая себе в тетрадь какие-то бесценные цифры. Уже вернулся Мишка, пришел разбуженный им завхоз и с тихими матерками стал мостить на дверь звонок, а она все бормотала и бормотала свои заклинания.

Мы с Мишкой перешли в дальний конец библиотеки, к ненавистной советской классике. Поняв, что завучка нас не может видеть, Мишка обнял меня, стал гладить, это были уже совсем другие ласки, я чуть не засмеялась, вспомнив, как в прошлом году одна моя одноклассница в ответ на предложение сходить в лес с мальчишками сделала круглые глаза и зашипела, как можно идти в лес с мальчиками без педагога! Теперь педагог был с нами, в семи метрах от нас. Она наш ангел-хранитель, и все, что мы молча, стараясь не издавать ни звука, делаем под сенью этой благодати, все это словно одобрено ею, старой и строгой женщиной, нравы соблюдены, все пуговицы застегнуты, воротничок беленький, форма наглажена, в фартучке чистый платочек, он понадобится чуть позже, вот только платье немного смято спереди, вот только рука скользит по голым бедрам вверх-вниз и касается так сладко и нежно, что впору застонать в голос, но мы молчим, и вот уже он находит мою ладонь и тянет к себе, и она послушно следует за его рукой, ах, вот оно что, под моими пальцами то чудо, что я уже видела сегодня, какое оно горячее и твердое, словно живое, ах, вот как надо, вверх, затем вниз, вот как, и я двигаю ладонь так, как он хочет, а он делает своими бесстыжими пальцами так, как я хочу, хочу, но боюсь признаться даже себе самой, меня словно лихорадит, словно электрический разряд, я сладко дрожу и продолжаю непроизвольно двигать своей ладонью так, как он показал, и вдруг, о ужас, он дергается, и моя ладонь наполняется густой горячей жидкостью, боже, зачем так много, я раньше думала, что бывает совсем капелька, а тут столько, где мой платочек, теперь он нам нужен позарез, и мы возвращаемся в мир, который покинули, где наша надсмотрщица, где наш часовой, где наш глуховатый гений, она все также бубнит свои цифры, она так никогда и не узнает, что мы улетали от ее всевидящего ока, совсем не надолго, на короткую вечность, в далекую сказку, к Адаму и Еве, к ним, первым грешникам, к ним, нашим первым учителям, чтоб они благословили нас, их робких учеников.

Тетрадь Игоря

Конец сезона подошел незаметно. Закрытие лагеря было грустным. Как и в первые дни, пошел дождь. Только теперь он был холодный и мелкий. Осень на носу.

Пионеры, отягощенные сумками и рюкзаками с сувенирами в виде камней, ракушек и несчастных высушенных крабов, весело галдя, расселись по автобусам и уехали.

Лагерь осиротел в один час.

После истории с Тамарой у меня не было ничего такого, что заслуживало бы внимания. Правда, еще дважды я пас Зину и физрука, но это такая темная часть моей жизни, что я лучше расскажу о своих опасениях в другой раз.

Денег за свою работу я получил совсем не много. Оказывается, много проел. Зина получила побольше и была очень довольна. Пиши мне, сказала она и дала свой адрес. Я дал ей свой. Не напишет же.

Домой я вернулся вечером и первой повстречал Наташку. Она так похорошела.

Какое длинноногое создание! Кажется, что ее ноги растут откуда-то из плеч.

Собственно, она всегда была красивой и нравилась мне, но теперь она стала какой-то более женственной, что ли. Во-первых, я не мог отвести глаз от ее груди. Такие классные пирамидки! Платье совсем короткое, а ножки такие стройные, что мой первичный половой признак пришел в движение, и я боялся, что она это заметит. Мы обменялись буквально парой фраз, и она, крутнувшись на каблуке, затопала по своим делам, а у меня перед глазами долго еще стояла картинка: ее короткая юбка, разлетевшаяся веером вокруг бедер, и мелькнувшие на мгновение маленькие белые трусики.

Нам дали двух новых учителей. Физика и немку. Физик — дуб. А немка — во! В смысле внешних данных. Мишка сразу заволновался, ты видел, какие буфера? Что у меня, глаз нет, что ли? Видел, конечно. А ножки! И ко всему этому у нее такие короткие юбки и платья, что закачаешься. Через неделю после начала занятий в классе возникла странная эпидемия. Пацаны не могли удержать в руках карандаши, резинки, ручки. Причем только на немецком. Признаюсь, первым начал я. Немка, ее зовут Лариса Ивановна, она только на два года старше нас, так вот, немка любила гулять по классу. Туда-сюда вдоль ряда. И вот однажды, когда она стала ходить вдоль нашего ряда, нестерпимое волнение охватила меня, я ощущал запах ее духов, ее короткая широкая юбка проплывала мимо моего носа, я вдыхал воздух, легкий ветерок, создаваемый движением ее тонкой юбки, и я не стерпел.