Страница 13 из 41
— У нас в отряде уже нет ни одного некомсомольца. Было шесть человек, но сегодня и они заявления подали.
Петров попросил показать, что же пишут молодые бойцы. Иван Анохин полез в планшетку и достал несколько листков. Заявления, написанные карандашом и наспех, были краткими. Вот одно из них: «Прошу принять. В этот грозный час хочу идти в бой комсомольцем...»
Да, настроение у наших ребят было самое боевое. И если говорить откровенно, то именно оно помогало сдерживать во много раз превосходившего нас неприятеля.
6 октября разведывательные группы донесли мне, что противник, достигнув западной окраины Юхнова, сворачивает с Варшавского шоссе, обтекает наш узел сопротивления. Они обращали внимание на большое скопление западнее Юхнова танков, артиллерии и моторизованной пехоты.
Парашютисты захватили несколько пленных, которые показали, что наступающие на нашем участке войска входят в состав армейских групп Гудериана и фон Клюге и что штаб 4-й армии фон Клюге с началом общего наступления на Западном фронте перебазировался из Рославля в Спас-Деменск.
К вечеру вернулись бойцы, высланные на Варшавское шоссе еще 4 октября. Они минировали дорогу, устраивали заграждения. Часов в семь вечера 4 октября они обстреляли колонну заправлявшихся танков, бронетранспортеров и грузовиков.
Если вспоминать, кто первым встретил немцев под Юхновом, то надо обязательно сказать о шестнадцати наших товарищах, среди которых были Васильев, Балякин, Авдулов, Федоров, Климов. Вряд ли стоит приводить цифры о том, сколько было взорвано ими мостов, повалено телеграфных столбов, установлено противопехотных и противотанковых мин, уничтожено гитлеровцев. Их усилиями был сорван ночной бросок, который намеревался совершить передовой отряд 4-й армии противника, на десять — двенадцать часов задержано его вступление в Юхнов.
Из десантников, входивших в передовые группы, осталось в живых всего несколько человек. Они сообщили нам о численности вражеских войск, о том, что на шоссе все прибывают новые фашистские подразделения и части.
— Что будем делать? — спросил я Андрея Кабачевского и Николая Щербину. — Против такой силы не устоять.
Начали сообща думать. Мне в голову пришла мысль: что, если заставить этих самых германцев развернуться здесь, на Угре, а самим тем временем уйти на Изверь, протекающую в шестнадцати километрах восточнее? На Угре оставить заслон, а основные силы тем временем займут оборону на новом рубеже. Кстати, и на линии Стрекалово — Крюково можно задержать — еще выигрыш во времени!
Сказал об этом Щербине и Кабачевскому. Они одобрили эту идею. Начали действовать.
Я снял часть людей с позиций на Угре и направил рыть окопы на берегу Извери. Минирование и устройство завалов на дорогах мы поручили бойцам из 214-й бригады во главе с инструктором подрывного дела лейтенантом Николаем Сулимовым.
Утром 7 октября, как мы и ожидали, начался артиллерийский и минометный обстрел восточного берега Угры. На клочок земли шестьсот метров по фронту и четыреста в глубину обрушили огонь несколько десятков орудий и минометов. К небу взметнулись черные столбы земли, зеленый косогор покрылся воронками, валились срезанные деревья. Один снаряд угодил в красавицу сосну. Помедлив немного, она рухнула, ломая кроны своих соседок. По ее свежим изломам, точно слезы, покатились янтарные капли смолы.
Четыре пятнадцатиминутных огневых налета произвели немцы. Лишь после этого два их батальона пошли в атаку. Солдаты бежали плотными цепями, надеясь, что все живое уничтожено. Вот они уже на открытом склоне. Я вижу их разгоряченные, потные лица, руки, сжимающие автоматы, командую:
— Огонь!
Длинными очередями заливаются все наши пулеметы. Их дружно поддерживают автоматчики, стрелки. Словно игрушечные хлопушки, лопаются в этом грохоте гранаты. Вражеские цепи редеют, останавливаются, потом откатываются.
Мы ликуем.
Из группы техник-лейтенанта Кравцова прибывает связной. Он сообщает, что на аэродроме Восточный десантникам удалось уничтожить фашистский истребитель. Пытались поджечь и трехмоторный Ю-52, но не успели — улетел.
Прибывший передал нам летные карты, письма и другие документы, взятые Кравцовым в кабине «мессершмитта».
Мы передали их потом в Подольск, в штаб 43-й армии.
Приведя в порядок свои подразделения, неприятель вновь пошел на штурм наших позиций. При поддержке орудий, танков и бронемашин гитлеровцы сумели уложить на поврежденном мосту настил и переправиться на восточный берег реки. Вместе с пехотой проскочил и один бронеавтомобиль. Его быстро подбили. Офицер, выскочивший из него и пытавшийся спастись, был тут же сражен.
Враг снова понес большие потери.
Немало убитых и раненых было и среди нас. Фельдшер Саша Кузьмина не успевала накладывать повязки. Ей помогал пожилой санинструктор, который только позавчера прибился к отряду. Он отходил с тыловой частью. Встретив нас, попросился:
— Не позволяет совесть дальше идти, когда вы тут рубеж держите.
Его оставили...
Немцы никак не хотели примириться с неудачами.
Не успели мы отдышаться, как они опять начали артиллерийский налет. Их снаряды ложились все точнее и точнее. Они наносили нам ощутимый урон. Из строя вышло уже немало ребят. Вот схватился за грудь снайпер Николай Стариков. Превозмогая боль, он сделал еще несколько выстрелов, но, обессиленный, опустился на дно окопа. Санинструктор повел раненого в медпункт.
Под вечер, впервые за два дня, мы увидели в воздухе трех наших Пе-2. Выйдя на юго-западную окраину Юхнова, они подвергли бомбежке скопившиеся там войска противника. Судя по взрывам и черным столбам дыма, поднимавшимся с земли, удар был удачным. На третьем заходе один из «Петляковых» был подбит зенитками. Делая крутые спирали, он стал терять высоту и лишь в ста — ста пятидесяти метрах от земли выравнялся и, планируя, пошел в сторону Медыни.
По тому, куда сбрасывали бомбы наши самолеты, мы определили, в каком именно месте сосредоточены главные силы неприятеля.
Нас удивило, что в Юхнове так много зенитных орудий. Небольшой городок прикрывался очень плотно. Позже я узнал, что это было не случайно. 10 октября из Спас-Деменска в Юхнов перебрался штаб генерала фон Клюге.
А несколько раньше (все в тот же третий день нашей обороны) я получил от разведчиков, действовавших на флангах, тревожные донесения. Мне сообщили, что в десяти километрах слева от нас батальон фашистов, поддерживаемый танками, форсировал Угру, а в семи километрах справа через реку переправилась рота, усиленная двумя танками.
Намерение врага было предельно ясным: выйти в тыл нашему отряду, окружить его и уничтожить. При такой ситуации оставаться на Угре больше не имело смысла.
Скрытно сняли мы свои главные силы с позиций. Старший лейтенант Кабачевский форсированным маршем отвел их на восточный берег реки Извери. В окопах близ Угры остались лишь тридцать пять человек во главе с младшим лейтенантом Наумовым. Сам я с небольшой группой обосновался на промежуточном рубеже, надеясь, что вскоре к нам присоединятся и те, кто пока держат оборону на Угре.
Часа через два немцы вышли на шоссе позади группы Наумова. В это время неприятельская артиллерия открыла огонь по восточному берегу Угры. Налет продолжался двадцать минут. Спустя четверть часа он был повторен. Потом до нас донеслась ружейная и автоматная стрельба. Это вступил в бой наш заслон.
Я жадно ловил каждый звук, стараясь угадать, как развиваются события. Ко мне кто-то подбежал и доложил:
— Товарищ капитан, в наше распоряжение прибыли рота и батарея из подольского училища.
К окопу, где я находился, подошли два командира. Их направил сюда сержант Афанасий Вдовин, возглавлявший группу охранения. Как потом мне рассказали, на вопрос приехавших «Где найти представителя командующего фронтом?» Вдовин без тени улыбки ответил:
— Представитель командующего сейчас организует оборону.
Артиллеристы весьма удивились, узнав, что мы успешно сдерживаем врага, не имея ни одного орудия.