Герцог полуночи

— И я очень надеюсь… — мисс Пиклвуд откашлялась. — Надеюсь, что этот наш разговор останется между нами.

— Конечно, миледи, — ответила Артемис, и пожилая дама вздохнула с явным облегчением.

— Что ж, тогда давайте посмотрим, не приготовили ли для нас какие-нибудь напитки, — с улыбкой проговорила мисс Пиклвуд.

Артемис молча кивнула. И решила, что после этого разыщет Пенелопу. Ей было необходимо вернуться в Лондон, к Аполло… и к Максимусу.

А мудрый совет пожилой леди она решила оставить без внимания.

Вифлеемская королевская больница — или, как ее обычно называли, Бедлам, — являлась величественным памятником благотворительности. В отстроенном заново после великого пожара здании все было современным и роскошным — словно власти решили покрыть глазурью гниль внутри.

«Или сделать рекламу своему заведению», — цинично подумал Максимус, проскользнув в величественные главные ворота как раз в тот момент, когда часы пробили полночь. В эту ночь на нем снова был наряд Призрака Сент-Джайлза. Конечно, у него не было сомнений в том, что он мог бы добиться освобождения лорда Килборна как герцог Уэйкфилд, но это потребовало бы времени — времени, которого у безумца, по всей видимости, не было.

У него над головой, на арке ворот корчились две каменные фигуры — одна символизировала Меланхолию, другая — Буйное Помешательство; а перед ним протянулся огромный внутренний двор, в лунном свете казавшийся одноцветным. По праздникам двор и внутренние строения были наполнены экскурсантами — все они вносили небольшую плату, чтобы увидеть «развлечения» душевнобольных мужчин и женщин. Сам Максимус никогда тут не бывал, но достаточно часто был вынужден с отвращением слушать, как какая-нибудь светская леди описывала щекочущие нервы ужасы, которые наблюдала со своей лучшей подругой. В лечебнице содержались многие десятки несчастных — следовательно, ему требовался провожатый, чтобы найти Килборна.

Максимус прокрался к массивным парадным дверям и обнаружил их запертыми. На всех окнах были решетки, чтобы надежно держать пациентов внутри, но существовало несколько боковых дверей для доставки пищи — и, возможно, самих больных. Максимус выбрал одну из них и повернул ручку, но эта дверь тоже оказалась запертой. И тогда у него остался единственный очевидный выбор — он постучал.

После бесконечно долгого ожидания Максимус услышал шарканье, затем дверь распахнулась. На него, выпучив глаза, смотрел надзиратель в изрядно поношенном сюртуке и в мягкой шляпе.

— Ш-ш-ш… — Максимус мгновенно приставил ему к горлу свой короткий клинок.

Рот охранника превратился в удивленный овал, но он не издал ни звука. До этого охранник, вероятно, спал, так как в Бедламе, несомненно, не привыкли принимать посетителей среди ночи.

— Я хотел бы видеть лорда Килборна, — прошептал Максимус.

— Он в больничном изоляторе, — пролепетал охранник.

— Тогда отведи меня к нему. — Максимус приставил к его горлу кончик шпаги и добавил: — И имей в виду, не вздумай поднять по тревоге своих приятелей. Если мне придется пустить в ход оружие, ты будешь первым, кто простится с жизнью.

Надзиратель сглотнул, клацнув зубами, и энергично закивал, давая понять, что готов повести Максимуса в Бедлам. Тусклый фонарь, который он принес с собой, когда пришел на стук в дверь, теперь кое-как освещал широкий длинный коридор.

Слева находились окна с решетками, выходившие во внутренний двор, а справа — множество дверей, которые вели в темноту. В верхней части каждой двери имелось квадратное окно, защищенное перекрещенными прутьями. Коридор был наполнен исходившими от обитателей этого ужасного места тихими звуками — шуршаньем, вздохами, стонами и каким-то странным гулом, наводившим страх. Где-то раздался громкий голос — казалось, кто-то против чего-то возражал. Тяжелый воздух коридора был пропитан зловонной смесью запахов мочи, вареной капусты, щелока, сала и фекалий. Что-то в коридоре — и вообще в этом месте — вызвано у Максимуса ощущение дежа вю, но он не помнил, где мог видеть нечто подобное.

Они прошли уже почти половину коридора, когда позади них раздались шаги.

— Салли, это ты?

Охранник — очевидно, он и был Салли — остановился и обернулся. Максимус же опустил лицо к плечу, чтобы огромный нос его маски не был виден в профиль, и взглянул назад.

Человек, стоявший в другом конце коридора, с такого расстояния, конечно, ничего не мог толком разглядеть в полумраке.

— Помни, что я сказан тебе. — Под покровом своей накидки Максимус слегка ткнул охранника шпагой.

— Ридли, э-это я!.. — заикаясь, отозвался Салли.

— А кто это там с тобой? — поинтересовался Ридли.

— Мой брат Джордж. Он пришел выпить со мной, — нервничая, ответил Салли. — Он ничего плохого не сделает.

— Иди дальше, — шепнул Максимус.

Ридли по-прежнему смотрел на них с другого конца коридора.

— Я… я просто провожу Джорджа в свою комнату! — визгливым голосом крикнул Салли. А затем они повернули за угол и побежали вверх по главной лестнице.

— Он последует за нами? — спросил Максимус.

— Не знаю. — Салли взглянул на него со страхом. — Он очень подозрительный, этот Ридли.

Когда они поднялись на второй этаж, Максимус оглянулся, но в темноте не смог ничего разобрать, — возможно, Ридли преследовал их. Он снова повернулся к Салли.

— Веди меня к Килборну.

— Сюда. — Охранник указал на дверь слева, рядом с которой стоял стул, а на крючке висел ключ. — Сегодня очередь Линча ночью дежурить, — проворчал Салли и, взяв ключ, вставил его в дверной замок. — Но он, наверно, валяется пьяный в своей постели.

Когда Салли поднял повыше фонарь, чтобы осветить дверь, Максимус увидел на ней табличку: «Неизлечимые».

За дверью находился такой же, как внизу, длинный коридор, только здесь комнаты по обе стороны его были без дверей. Сами же пациенты лежали на соломе, как животные в загонах, и вонь от их испражнений стояла такая, что у Максимуса начали слезиться глаза. Здесь был седовласый бородатый старик с почти бесцветными глазами, которые слепо глянули на свет, когда Максимус и надзиратель проходили мимо; а там — молодая хорошенькая женщина, свирепо бросившаяся к ним, когда они поравнялись с ее комнатой; однако звякнула цепь, и женщина упала — в точности как собака, которую отдернули за ошейник. В соседнем закутке визгливо и истерически смеялся юноша, при этом царапая себе лицо.

Салли перекрестился и, торопливо подойдя к последнему отсеку, остановился и, высоко подняв фонарь, осветил лежавшего на соломе крупного мужчину.

— Он жив? — спросил Максимус.

— Был, когда мы раздавали еду остальным. — Салли пожал плечами. — Но он, конечно, не ел, потому что спит.

«Скорее всего, он без сознания», — мрачно подумал Максимус и опустился на одно колено на грязную солому возле мужчины. Виконт Килборн был совершенно не похож на свою сестру. Она была изящной, а он — огромным, с широкими плечами, мясистыми руками и толстыми ногами, вытянутыми поперек камеры. Красив он или нет, — невозможно было сказать; лицо распухло и покрылось запекшейся кровью, оба глаза почернели от синяков, а нижняя губа была рассечена и размером, а также цветом походила на небольшую сливу. И Максимус слышал странный свистящий хрип, когда гигант старался набрать в легкие воздух.

Килборн несомненно находился при смерти. Переживет ли он вообще попытку спасти его? У него был такой вид, словно его вообще не лечили — ему даже не вытерли с лица почерневшую кровь.

— У тебя есть ключ от его наручников? — спросил Максимус.

— Он должен висеть у двери. — Салли хотел повернуться, но Максимус, схватив его за ворот, процедил:

— Ты сейчас же вернешься или я отыщу тебя. Понял?

Салли в испуге кивнул, и Максимус отпустил его.

Охранник быстро вернулся с массивным железным кольцом, на котором висели ключи. Перебирая их, он бормотал:

— Вот тут должен быть один из…

— Что вы здесь делаете?! — послышался голос, и Максимус тотчас же понял. Что это был Ридли. Вскочив на ноги, он повернулся к дверному проему, держа наготове оба клинка.