Герцог полуночи

Ей сейчас казалось, что она могла бы навсегда остаться здесь — сбросить одежду и превратиться в дикое существо, покинувшее общество и цивилизацию, чтобы стать еще одним лесным обитателем. Ей не нужно было бы возвращаться назад, не нужно было бы кланяться тем, кто считал ее ниже себя или просто не замечал, словно она — обои на стенах.

Да-да, она могла бы быть свободной!

Но кто тогда будет заботиться об Аполло? Кто будет навещать его, приносить ему еду и рассказывать всякие истории, чтобы он по-настоящему не сошел с ума? Ведь он погиб бы в Бедламе, — а она не могла допустить, чтобы такое случилось с любимым братом.

Заметив впереди, среди деревьев, какое-то движение, Артемис остановилась и прижалась к толстому стволу. Это не означало, что она испугалась — кто бы там ни был, — просто ей нравилось быть одной, хотелось подольше насладиться уединением.

Внезапно она услышала шумное дыхание — и сразу же оказалась в окружении собак. Если говорить точно, трех собак — двух борзых и охотничьего спаниеля, весело вилявшего своим восхитительно пушистым хвостом. Несколько секунд Артемис и собаки просто приглядывались друг к другу. Затем она осмотрелась, но в «лесу», казалось, больше никого не было — словно собаки самостоятельно отправились на веселую прогулку.

— Значит, вы одни? — Артемис протянула к ним руку.

Услышав ее голос, спаниель с любопытством вытянул нос к ее пальцам и раскрыл пасть — словно смеялся. Она потрепала его шелковые уши, и тогда борзые ринулись вперед, чтобы выразить ей свое расположение.

Улыбнувшись, Артемис отступила и продолжила свою прогулку, а собаки побежали впереди нее. Они убегали вперед и, сделав круг, возвращались, чтобы обнюхать ее пальцы и уткнуться носами ей в руку — как будто просили разрешения снова убежать.

Артемис брела без всякой цели, не заботясь о том, куда придет. И вдруг деревья расступились — и впереди открылся пруд. На покрытой рябью воде играли лучи солнца, а в дальнем конце пруда находился мостик, ведущий к маленькой башенке на другой стороне.

Борзые стремительно бросились к пруду, чтобы побыстрее напиться, а спаниель решил просто идти, соблюдая достоинство.

Остановившись неподалеку от рощи, Артемис осмотрелась. Затем стала наблюдать за собаками, пившими воду.

Внезапно тишину нарушил пронзительный свист. И тотчас же все собаки вскинули головы. Более высокая борзая — пятнистая золотисто-коричневая сука — понеслась к мосту, другая, рыжая, бросилась за ней, а спаниель, помедлив немного, радостно залаял и побежал следом за ними.

Через несколько секунд на другом конце моста появилась мужская фигура. Мужчина был в поношенных сапогах и в старом сюртуке когда-то модного фасона, на голове же у него была шляпа с широкими полями, скрывавшими лицо. Он был высоким и широкоплечим, а двигался как большая хищная кошка.

Артемис на мгновение замерла, — потом воскликнула, изумленная. Перед ней был герцог Уэйкфилд.

Увидев мисс Грейвс, стоявшую между прудиком и рощей словно дриада, Максимус подумал: «Этого следовало ожидать». И действительно, какая другая леди могла подняться и гулять так скандально рано? Ради какой другой леди его верные собаки могли покинуть его?

И эти самые собаки прибежали к нему с таким видом, как будто хотели познакомить его с этой удивительной женщиной.

— Предательницы, — буркнул Максимус, взглянув на борзых, не потрудившись сделать выговор взъерошенному спаниелю. Посмотрев на мисс Грейвс, он крикнул:

— Доброе утро, миледи!

Герцог направился к ней, он казался диким обитателем лесной страны: шел же осторожно, стараясь казаться безобидным, но она держала себя в руках — не вздрогнула.

Когда же он приблизился, Артемис посмотрела на него с некоторым любопытством и произнесла:

— Доброе утро, ваша светлость.

Герцог кивнул и строго взглянул на собак, смотревших на мисс Грейвс с обожанием. Какое-то время они молча шли по берегу пруда. Наконец Максимус, нарушив молчание, проговорил:

— Полагаю, вы хорошо отдыхали ночью, мисс Грейвс.

— Да, ваша светлость.

— Прекрасно, — кивнул он, не зная, что еще сказать.

Обычно Максимус не допускал, чтобы кто-либо присоединялся к нему на утренней прогулке, но сейчас… По какой-то непонятной причине присутствие мисс Грейвс его успокаивало. Он искоса взглянул на нее и только тут вдруг заметил, что она шла босая. При этом ее длинные изящные пальцы сгибались, касаясь земли, и они были ужасно грязными. Это зрелище, казалось бы, должно было вызвать у него отвращение, однако то, что он почувствовал… О, это было совсем другое чувство.

— Вы ее построили? — спросила она низким, довольно приятным голосом, указывая на причудливую башню, к которой они приближались.

— Нет, мой отец, — покачав головой, ответил Максимус. — Мать видела нечто подобное, путешествуя по Италии, и она была очарована этими романтическими руинами. А у отца была склонность потакать ее желаниям.

Артемис, не останавливаясь, с любопытством посмотрела на герцога.

— Когда они были живы, мы много времени проводили здесь, в Пелеме, — продолжал он, кашлянув.

— А потом — нет?

— Нет. — Он стиснул зубы. — Кузина Батильда предпочитала воспитывать моих сестер в Лондоне, и я решил, что как глава семьи должен находиться с ними.

Артемис взглянула на него с недоумением.

— Но… Простите, разве вы не были совсем еще мальчиком, когда умерли ваши родители?

— Они были убиты.

— Что?.. — Артемис остановилась. Ее босые пальцы вонзились в песок — тоненькие, нежные и невероятно эротичные.

Максимус в упор посмотрел на нее и отчетливо проговорил:

— Мои родители были убиты в Сент-Джайлзе девятнадцать лет назад, мисс Грейвс.

— Сколько лет вам тогда было?

— Четырнадцать.

Она со вздохом покачала головой.

— Вряд ли этого достаточно, чтобы стать главой семьи.

— Вполне достаточно, если глава семьи — герцог Уэйкфилд.

Они надолго замолчали. Наконец Артемис тихо сказала:

— Наверное, вы были очень сильным мальчиком.

На это нечего было ответить, и несколько минуту они снова шли молча. Борзые бежали впереди, а спаниель, увидев лягушку, начал довольно комичную охоту.

— Как их зовут? — Артемис кивнула в сторону собак.

— Это Красавица. — Герцог указал на более высокую борзую с красивой золотисто-коричневой шерстью. — А та Скворушка, дочка Красавицы. Спаниеля же зовут Перси.

— Хорошие имена для собак, — заметила Артемис.

— Это Феба так назвала их, не я. — Герцог пожал плечами.

Едва заметно улыбнувшись, Артемис сказала:

— Я была рада узнать, что она здесь. Ей нравятся светские приемы, да?

Герцог бросил на нее быстрый взгляд и со вздохом проговорил:

— Она слепая… или почти слепая, что, в общем-то, одно и то же. Феба совершенно беззащитна, и я должен заботиться о ней.

— Я думаю, ваша светлость, что она гораздо сильнее, чем вы полагаете, — проговорила Артемис. — Напрасно вы ее так опекаете.

Он отвел взгляд от ее очаровательных босых пальчиков. Кто она такая, чтобы указывать ему, как заботиться о сестре? Ведь Фебе всего лишь двадцать лет.

— Два года назад, мисс Грейвс, моя сестра упала, потому что не увидела ступеньку, и сломала руку. — Он поморщился, вспомнив белое от боли лицо Фебы. — Можете считать меня излишне заботливым, но уверяю вас, я точно знаю, что лучше для моей сестры.

Артемис промолчала, но Максимусу показалось, что она осталась при своем мнении.

Они приблизились к причудливой постройке и остановились перед ней.

— Очень похоже на башню Рапунцель, — сказала мисс Грейвс.

Круглая башня была построена из блоков темно-серого, под древность, камня и имела единственный арочный вход, довольно низкий.

— Я всегда представлял себе башню Рапунцель более высокой, — отозвался герцог.

Артемис запрокинула голову, чтобы рассмотреть верхушку постройки, и солнечный луч, упав на ее изящную шейку, высветил биение пульса у ключицы. Заставив себя отвести взгляд, Максимус добавил: