Страница 82 из 132
— И я пойду! Пойду от села до села с кобзою. Буду людей поднимать. На воле в неволе тяжелее, нежели в цепях. Спасибо тебе, Максим, может, и мне посчастливится встретить безглазую на колу либо на перекладине.
V
II
Семена вызвали к князю во дворец и приказали ждать в челядницкой. Неожиданно для себя в комнате он увидел Ярину. С тех пор как она в степи, у кургана, словно обласкала его влажными очами, он не переставал думать о дивчине, но, как ни старался, не мог с ней встретиться. От неожиданности у него даже дыхание захватило, глаза засветились радостью, на губах невольно заиграла улыбка, такая растерянная, что казалось, перед дивчиной стоит не казак, не раз смотревший в глаза смерти, а робкий мальчик.
Ярина не сразу вспомнила казака из хоругви Ташицкого и посмотрела на него равнодушно, а припомнив, приветливо улыбнулась. Ей еще раньше приходило на ум, что один только Семен мог бы ей помочь связаться с волей. То же подумала она и сейчас.
— Куда едешь, казаче?
— Как будто в Горошино посылают, к крестнице княгини.
— А далеко это?
— Не очень. А что такое?
— Слышала — неспокойно на дорогах.
Семен посмотрел удивленно, а потом весь расцвел.
— А тебе разве жалко будет, если меня убыот?
Ярина промолчала, и Семен истолковал это в свою пользу.
— Это будет — как до Лукомля да еще столько.
— Ты поедешь через Лукомль?
— Другой дороги нету.
— Ты знаешь, что Галя была из Лукомля? Та, что...
У Ярины навернулись слезы на глаза.
— Доселе не знал, а что голову сняли дивчине, — он оглянулся. — Так это, все говорят, пани сделала. Это она все, княгиня, наседала на князя. Невзлюбила дивчину. А может, еще какой каприз.
— Семен, голубь, — Ярина даже положила на его кулак свою маленькую руку, — ведь у Гали же брат живет в Лукомле, завези ему узелок, все, что осталось. Завезешь?
Семену хотелось сжать теплую Яринину руку, но она успела ее забрать. Впрочем, и за эту минутную ласку Семен готов был сделать для нее вдесятеро больше, чем она просила.
— Завезу, завезу, Яриночка. — Он впервые так ее назвал и покраснел.
— Ты же знал Галю, видел, какая она была красавица.
— Рассказывали, а я только издали видел.
— Слушай, Семен, — она снова коснулась его рукава. — Ты знаешь, что делается на Украине?
Семен равнодушно махнул рукой.
— Что ты хотела передать в Лукомль, давай!
— Юбочка вот ее. А Петру, или кто там будет, скажи: всем нам жалко Галю, да чтоб очень не убивались...
Семен наморщил лоб, затем подозрительно посмотрел и спросил с некоторой опаской:
— А Петро этот не... того, не с Лысенко?
— За веру каждый волен встать, — уклончиво ответила она. — А ты разве не встал бы за веру, когда б довелось? — снова глянула на казака так, как тогда в степи на кургане.
Семен молча опустил голову, потом растерянно посмотрел на Ярину и тяжело вздохнул.
Через некоторое время он уже скакал на юг с зашитым в шапку письмом, а на словах князь наказал ему сопровождать до Лубен жену пана управителя местечка Горошина с дочкой. «Похоже, что собираются тикать, — думал Семен, размеренно подскакивая в седле. — А мы тогда как?» Он начал перебирать в уме все, что говорила ему Ярина, каждое слово ее казалось ему таким прекрасным, что слушал бы без конца... Он не вдумывался в смысл, это была для него как бы только музыка. Начал он приходить в себя лишь, когда, проезжая через какое-то село, увидел, как хмуро смотрят на него люди. А ведь это же были князевы хлопы, которые еще вчера, верно, и подумать не посмели бы так себя держать.
В Лукомле оказалось еще хуже: кого он ни спрашивал, где живет Петро Пивкожуха, все, точно сговорившись, сначала взглянут на него исподлобья, а потом отвернутся и уже через плечо кинут: «Не знаю. Это, должно, на том конце». Он ехал на другой конец и там слышал то же. Если бы поручение было не от Ярины, он давно бы махнул рукой, но для нее Семен готов был и звезду с неба достать.
— Может, вы, бабуся, знаете, где живет Пивкожуха? — спросил он чуть ли не в двадцатый раз.
Баба печально посмотрела через улицу на ободранную хату с черными дырами на месте окон, с поваленным плетнем, но, видно, чего-то испугавшись, промолвила:
— Не слышу, сынок, глуха стала.
Здесь же дети играли в свинки. Мяч, скатанный из рыжей шерсти, был похож на красное яблоко.
— Чья это такая хата? — спросил Семен у мальчиков. Он уже потерял надежду разыскать Петра, так хоть любопытства ради узнать бы, что случилось с хозяевами этой хаты.
— Пивкожуха, — выскочил самый маленький мальчуган, радуясь, что успел опередить старших. Но старшие, думая, что они делают это незаметно, зашикали на него и оттолкнули.
Семен, все еще не понимая, почему таятся люди, еще раз взглянул на хатенку, которая уже разваливалась, и только сейчас начал догадываться, что здесь произошло. Но Яринино поручение надо было выполнить, и он повернул к стоявшему напротив двору.
Навстречу вышел Саливонов отец. Не имея вестей о сыне уже больше двух месяцев, он ждал теперь самого худшего, и, как ни старался быть спокойным, руки у него все-таки дрожали, и Семен сразу это заметил. Этот человек, ровно подстриженный в кружок, чем-то напоминал Семену его отца, и он впервые подумал, что, может быть, и его отец так же трясется перед каким-нибудь гайдуком, и мягче, чем обычно, сказал:
— Да я такой же православный, как и вы. Что это случилось с вашим соседом? Поручили мне тут передать Петру узелок, а вижу, и хаты уже нет. Это от Гали, от его сестры.
— Галя? Разве ж она?.. — старик смешался, «Верить или не верить?» Он уже не так неприязненно смотрел на княжеского драгуна, но все еще не мог избавиться от страха. — У нас прошел слух...
— Это передала Ярина, она ее подружкой была. Очень просила передать...
— Говори, говори, казаче, соседова ведь дочка... — заохал Саливонов отец.
— Просила передать Петру, может, вы его увидите, чтоб очень не убивались, а к чему оно, не знаю.
Саливонов отец растерялся еще больше: этот драгун не похож был на тех, что пороли его соседей, да и его самого. И говорит как-то намеками, но он, может, только хочет выпытать про Саливона, так пускай не надеется! Однако жажда узнать, не случилось ли с ним чего дурного, была сильнее осторожности, и он, запинаясь, спросил:
— А у вас как там... это... никого за эти дни... Никто, говорю, не попался... из наших, из лукомльских?
— Бывает.
— А Саливона там такого не вычитывали? Не слыхал?
Семен широко открыл глаза.
— А ты уж не батько ли Саливона? Того самого?.. — Он торопливо оглянулся: над тынами торчали головы соседей. Его обдало жаром. Не сказав больше ни слова, он повернул назад и во всю мочь поскакал по притихшей уличке местечка.
И только очутившись в степи. Семен перевел дух. Он еще не уразумел вполне, что наделал, но чувствовал, что попал в какую-то беду, из которой, может, ему и не выбраться. Если князь дознается, что его жолнер имеет связи с повстанцами Лысенко, тут же повесит! Пот катился с него градом. «Это Ярина во всем виновата, — думал он. — Это из-за нее на меня такая напасть. Из-за ее поручения!» Но, немного успокоившись, криво и горько усмехнулся: Ярина посылала его к Петру, а где он и что с ним, видно, не знала. А что он завернул в соседний двор, в этом, кроме него, никто не виноват. Оставалось только молчать, даже перед Яриной.
Сознание, что он все же выполнил ее просьбу, радовало его, и Семен снова мысленно подбирал ласковые слова, то и дело нежно поглядывал на ту руку, которой касалась Ярина, хотя тревога и мешала ему целиком отдаваться сладким мечтам.
До Горошина Семен не доехал: пани управительницу с княгининой крестницей, которая оказалась рыжей панночкой лет пятнадцати, он встретил на полдороге. Мещане и чернь накануне закрыли колючими рогатками все выезды из местечка, и им только ночью через какую-то лазейку удалось вырваться в поле. Что будет с паном управителем и остальной шляхтой, которая не успела выехать, они не могли себе представить, так как чернь выбрала уже атаманом войта и собирает сотню, а может, и полк. Хотят идти на Запорожье к Хмельницкому.