Страница 101 из 132
— Надежна ли охрана у нас? — спросил он волынского шляхтича Корецкого, соревновавшегося с ним в пышности и роскоши пиров.
— Тут сам черт не разберет! Спрашиваю у Калиновского, говорит: «Старший у нас Потоцкий»; спрашиваю Потоцкого, говорит: «Об этом должен беспокоиться Калиновский», а пока я вижу, что мы похожи на стадо баранов, а не на войско. Хорошо еще, что Хмельницкий, видимо, не догадывается о нашем движении.
В десяти верстах от Стеблева передовые части наткнулись на отряд Кривоноса, который после короткого боя начал отступать в направлении села Гороховцы. Войско преследовало его.
У села Гороховая Дубрава дорога круто спускалась в заболоченную балку между двух холмов, покрытых пустым дубняком. Почти у самой балки передовые наткнулись на широкий и глубокий свежевырытый ров, заваленный срубленными деревьями. Если через ров могла пробраться пехота, то артиллерия, которая шла следом, должна была остановиться и остановила весь обоз, уже подтянувшийся к спуску. Жолнеры принялись засыпать ров, но в это время из дубняка, словно град, посыпались пули, потом затрешали сучья, и казаки тучей налетели с двух сторон.
Казаки расстреливали противника в упор. Польские части, стремясь скорее уйти из-под огня, наседали на передних, сталкивали их в ров, а вскоре и сами оказывались там. Те, кто пытался обойти ров, попадали в лесу на завалы, из-за которых тоже стреляли казаки. Часть обоза, которая по трупам перебралась через ров и благополучно выбралась из затора, попала в болотистую балку, а навстречу уже бежали люди из села Гороховцы с вилами и косами.
Большая часть коронного войска была на конях, гусарам мешали крылья, а в драгун казаки стреляли из-за деревьев. Коронный гетман Потоцкий, увидев вынужденную бездеятельность конницы, скомандовал всем спешиться. Но не привыкшие к бою в пешем строю драгуны и гусары несли потери, а выбить казаков из леса не могли. Тогда гетман польный приказал им снова сесть на коней. Думая, наверное, что польный хочет назло ему еще усилить последствия неудачно избранного маршрута, Потоцкий закричал:
— Запрещаю садиться на коней... Взяться за мушкеты!
— К дьяблу! — закричал и Калиновский. — Закладывайте лагерь!
Жолнеры поспешно бросились стягивать возы, но в это время с тыла Богдан Хмельницкий ударил всем своим войском.
Наспех сколоченный лагерь не мог долго устоять против напора казаков. Несколько начальников польских хоругвей, видя, что казаки во многих местах врубились в их ряды, решили спасаться.
— Пане коронный, — закричали они, — верхом мы прорубим и себе и вам дорогу! Дозвольте!
Потоцкий уже потерял самообладание и на все просьбы кричал свое:
— Не дозволю!
Но на этот раз волынский шляхтич Корецкий его уже не послушал.
— За мушкеты! — истерически вопил Потоцкий. — Прочь с коней! Смертью буду карать!
По команде Корецкого более двух тысяч жолнеров вскочило на коней. Сплоченным строем они ударили по казакам и вырвались в поле, но тут их сразу настигли татары... Казаки уже пробирались к гетманской карете. Впереди размахивал саблей пожилой казак с длинной бородой, за ним ожесточенно рубил на обе стороны казак с отрубленным ухом и шрамами на лице. Потоцкий трусливо спрятался в карету, а выглянув в окошко, увидел, как казаков перехватили гайдуки из его охраны. Зазвенели сабли. Бородатый казак, защищая безухого, первым пал с коня, а потом, пронзенный пикой сзади, упал и второй.
Прорвав польский лагерь, гетман Хмельницкий рассек его на три части и тем окончательно расстроил оборону противника. Жолнеры начали сдаваться в плен, а через какой-нибудь час сопротивлялись только отдельные шляхтичи.
Гетман польный Калиновский, осознав размеры поражения, нанесенного польской армии, теперь думал только о спасении собственной головы. Чтобы не испытать на себе ударов казацкой сабли, он сел в карету и стал ожидать своего судного часа. Вскоре показались казацкие шапки. Впереди на белом коне ехал старшина с высоко поднятой головой, его большие глаза сверкали. Он осматривал поле боя и что-то приказывал окружавшим его другим старшинам. Калиновский понял, что перед ним Богдан Хмельницкий. В это мгновение дверцы кареты с треском отворились и властный голос сказал:
— Прошу выйти, пане гетман польный: вы в плену!
Калиновский с опущенной головой стал на землю.
— Pereat mundus, fiat justitia [Правосудие должно свершиться, хотя бы мир погиб (лат.)], пане Калиновский, — сказал Богдан Хмельницкий, нахмурив брови, и поехал дальше.
Вдруг его конь опустил голову и зафыркал. Перед ним лежал безухий казак, порубленный и посеченный, а рядом — другой, с бородой. Этот был еще жив. Старшины сняли шапки и склонили головы.
— Умер Верига, как надлежит казаку, — сказал Хмельницкий. — Так же следует и похоронить. А Никитина вылечить во что бы то ни стало!
Николай Потоцкий сидел, забившись в глубь кареты, пока Василь Давило не вытащил его за шиворот. Уже став на землю, коронный гетман фыркнул:
— Прочь руки, хам!
Богдан Хмельницкий невольно подался вперед. Видно было, что он с трудом сдерживает себя, чтобы не броситься на этого кровопийцу, похожего на паука, насосавшегося человечьей крови.
— Ты меня искал, пане Потоцкий, чтобы запороть плетьми, — сказал Хмельницкий с кривой усмешкой. — Я самолично прибыл!
— Не спеши радоваться, хлоп! — огрызнулся Потоцкий. — Вот как потянут тебя татары на аркане в Крым... Чем ты заплатишь им за помощь?
— Тобою, пане Потоцкий, заплачу татарам, тобою и гетманом польным. Отведите коронных к перекопскому мурзе!
На пригорке Богдан Хмельницкий остановился. Позади стали бунчужный с бунчуком и хорунжий с малиновым знаменем.
На гнедом коне прискакал Максим Кривонос и стал по правую руку. За ними выстроилась генеральная старшина. Перед ними расстилалась лощина, покрытая разбитыми возами, трупами людей и лошадей...
Отдельные казаки еще рыскали по полю боя, добивая врага, а остальные собрались под знамена. Заиграли трубы, забили барабаны, зазвучала команда, и, сотня за сотней, казаки начали проходить мимо гетмана с криками: «Слава гетману Хмельницкому!», «Живи, гетман!», «Будь здоров, батько наш!» Кобзари останавливались перед ним и под звуки кобзы славили победителей. Знаменосцы бросали к ногам знамена разбитых польских полков. Их уже было около ста, а все еще несли и несли. Поверх знамен положили пять гетманских булав, четыре бунчука, провезли тридцать три пушки, две органки, провели более шести тысяч пленных. Среди них был воеводич Сенявский, и черниговский каштелян Ордживольский, пан Казановский, и бывший комиссар Комаровский... Более ста высокородных шляхтичей и войсковых начальников прошли с низко опущенными головами.
Богдан Хмельницкий видел, что под Желтыми Водами и сегодня, под Корсунем, была разбита вся польская армия на Украине. Он понимал, что Польша может выставить еще не одну армию, и в десять раз большую, но о корсунской победе слава пройдет по всей Украине и умножит его силы в десять, во сто раз.
ДУМА ДЕСЯТАЯ
Ходит ляшек по улице — сабельку сжимает,
Казак ляха не боится — шапки не снимает.
Стал за плетку лях хвататься, а казак — за обух браться, —
Придется тебе, вражий сын, с душой расставаться.
ПОКАТИЛОСЬ ЭХО ПО ДУБРАВАМ
I
Повстанческий отряд Тихона Колодки направлялся к Корсуню, но Богдан Хмельницкий, разбив поляков, пошел на Белую Церковь. Пока повстанцы обходили города, в которых еще держались гарнизоны, Хмельницкий со своим войском отошел уже к Черкассам. Узнав об этом, чернобыльцы растерялись: может, и воевать уже не надо? Они привыкли за это время, что в трудную минуту им не тем, так другим помогала Ярина. Обратились к ней и теперь.