Зимовка Зор-Мазар

Пока Ястребов направлял и корректировал деятельность Кусковой, все было прекрасно, и наука двигалась вперед. Самостоятельная же научная деятельность Кусковой была чрезвычайно интенсивным, но в большинстве своем мало полезным трудом.

Светило солнце, была тишина. Вокруг нас знакомый памирский пейзаж.

Землянка, на крыше которой мы сидели, выкопана на берегу веселой небольшой речки, которая петляла по широкой долине, обрамленная узкой полоской лугов, а дальше в обе стороны расстилалась просторная ровная долина, медленно переходящая в склоны гор. Покрытые редкой растительностью склоны были пологи, а гребни ближайших гор едва на тысячу метров возвышались над долиной. Вверх по реке горы становились все выше и выше, и на южном горизонте возвышались уже могучие покрытые снегом вершины. Вниз же по реке впадина все расширяется, входя в огромную широченную долину Чуралина. Здесь вдоль многочисленных рукавов реки тянулись оливково-зеленые луга, на них едва различимые отсюда виднелись стада, дымки над плоскими шапками юрт нескольких аулов.

У выхода нашей долины в Чуралинскую, на небольшом выступе у основания склонов, возвышался купол Зор-Мазара – могилы давно умершего хана.

Землянка, на которой мы сидели, вырыта на берегу реки, в нее ведет полого спускающийся ход, внизу двое дверей: правые ведут в жилую землянку, левые – в склад. В крышу землянки, в середине, вставлены две стеклянные рамы, расположенные под углом и составляющие потолочное окно, сквозь которое вовнутрь падает свет.

Мы долго сидели на крыше землянки и разговаривали. Время от времени, когда мы особенно раскричимся, Глеб говорит театральным шепотом:

– Тише! Тише! У профессоров научный сон!

Так начался этот экспедиционный год.

В Зор-Мазаре мы пробыли недолго. Через два дня уже получили лошадей, седла, палатки, вьючные мешки и сумки, продукты и гербарную бумагу.

Мы выслушали все инструкции начальника экспедиции о нашей работе в долине Гурумды и записали их. Там, на Гурумды, мы и должны были работать с Глебом: он – изучать животный мир, я – растительность.

А через три дня караван, нагруженный всем необходимым, тронулся в путь.

Впереди, как-то чуть-чуть наклонившись на один бок, ехал наш проводник Темирбек, он держал чембур[1] первой вьючной лошади. К ее хвосту был привязан повод второй, к хвосту второй – третья. За последней вьючной ехал Глеб, за ним я. Возле нас, то забегая вперед, то возвращаясь назад, трепля по ветру мохнатым хвостом, носился наш пес Контрабандист.

Мерно покачивались вьюки, позванивали привязанные связки ведер и кастрюль, ветер дул в спину, ерошил шерсть на крупах лошадей, относил вбок лошадиные хвосты.

Мы шли целый день. Темирбек уныло тянул какую-то непонятную песню, заставляя все время лошадь идти юргой. Этот удивительный аллюр, удобный для всадника и для лошади, представляет собой нечто вроде перехода от шага к рыси. Можно заставить лошадь идти юргой, если ее непрерывно погонять и в то же время непрерывно одергивать.

Справа пологими склонами поднимался Чуралинский хребет. Его широкие склоны снизу покрыты низкими жалкими кустарничками, выше видна более веселая зелень степей, а еще выше начинались голые скалы и снега.

Когда начал спадать солнечный накал, когда закатное солнце стало цепляться за острые пики Чуралинского хребта, когда его пикообразная тень уже закрыла половину долины Гурумды, мы вошли в нее и подыскали место для лагеря. Посредине долины шло широкое сухое русло, в одной из его глубоких промоин поблескивала вода. Вдоль этой единственной здесь заводи тянулись зеленые лужки, на такырах и по ближайшим склонам гор было много терескена и других кустарничков, то есть здесь было все, что нам нужно: трава, вода и топливо.

Опускался вечер, какие-то удивительно сиренево-синие, потом фиолетовые, потом багровые тени покрывали горы. Уже угасло все в долине, а в небе еще долго стояли, постепенно потухая, сначала ярко-белые, а потом желтые, потом красные и уже совсем перед ночью темно-багровые облака.

На фоне этого заката стояла удивительная тишина дикого безлюдного края.

После того как были кончены все лагерные работы, после того как съеден был ужин, после того как были пущены на траву лошади и мы уже лежали в спальных мешках отдыхая, а ночные сумерки поглощали окрестности, мы увидели, как в густых тенях по склону стремительно и легко двигалась на нас цепочка архаров. Они сбежали со склона и направились в долину. Ветер был от них, костер уже потух, палатка стояла внизу у самой воды, значит, ни увидеть и ни почуять они нас не могли. И вот мы с Глебом, лежа на краю берега над рекой, увидели, что архары несутся прямо на нас. Ничего не подозревая, они бежали на водопой и не знали, что место занято.

Горные бараны – архары – самые крупные из баранов. Марко Поло, первый из европейцев, увидевший и описавший архаров, вызывал своими рассказами недоверие. Ему никто не верил, что могут существовать бараны весом в 200-250 килограммов.

Но то, что мы увидели, было почти неправдоподобно. Стадо из двенадцати самцов-рогачей, или, как их называют киргизы, кульджей, возглавлял совершенно удивительный вожак. Это был гигант, и он казался только чуть-чуть ниже моей лошади. Я думал сначала, что это все искажает сумеречное освещение, но нет, когда стадо остановилось возле наших лошадей, архар оказался рядом с моей лошадью. И тут я удостоверился, что он поразительно велик.

Неподвижно, застыв на некоторое время, принюхивались они к нашим лошадям, и нам было слышно их сильное дыхание. Было очень тихо. Но вот лошади, поднявшие головы и уставившиеся на пришельцев, опустили их опять, трава захрустела у них на зубах, и тогда архары двинулись к воде. Они быстро спустились по небольшому овражку, выстроившись в ряд у воды, минуту постояли, прислушиваясь, а потом, погрузив морды в воду, стали пить. Уже некоторые, напившись, подняли головы, огляделись, пофыркали и опять опустили головы к воде. Стадо уже почти напилось, и успокоенный вожак, карауливший все это время, сам начал опускать голову, когда у Глеба под рукой хрустнул камень (он приподнимался, чтобы получше рассмотреть этих красавцев). Мгновенно архары превратились в изваяния, потом каким-то совершенно невероятным прыжком, всеми четырьмя ногами, вожак сразу оказался на краю берегового уступа, на два метра выше, чем он стоял. И через секунду все стадо совершенно бешеным аллюром уходило обратно в темноту, в горы.

Когда архары исчезли и улеглась поднятая ими пыль, я услышал голос Темирбека:

– Зор-кульджа, – сказал он.

Я оглянулся. Темирбек стоял сзади и со счастливой улыбкой смотрел вслед умчавшемуся стаду.

И вот оказалось, что все эти киргизские легенды о великане архаре, о Зор-кульдже, встреча с которым приносит счастье, оказались истиной. Оказалось, что и вправду можно встретить этого гиганта, что это не сказка, а живое великолепное животное. Очевидно, изредка среди архаров встречаются такие огромные экземпляры. Трудно говорить абсолютно точно, но, долго обсуждая, мы пришли к выводу, что Зор-кульджа имел высоту в холке 140-145 сантиметров, а от одного кончика рогов до другого – 170-180 сантиметров.

Так удалось мне повидать этого таинственного, легендарного зверя и на всю жизнь запомнить гордую посадку его могучей головы, стремительную силу его прыжка. На Глеба, как я вскоре заметил, эта встреча произвела еще более сильное впечатление.

Незаметно в непрерывной работе шли дни. Коротко памирское лето, оно гасло и вот приблизилось к концу. Мы обшаривали горы и долины. Горы по Гурумды были удивительно причудливы, их вершины напоминали то замки, то башни, то кремлевские стены. Встречались вершины, похожие на каких-то каменных чудовищ или гигантских древних идолов.

Чембур (тюркск.) – длинный повод на уздечке, за который водят и которым привязывают верховую лошадь. (Прим. ред.)