Зимовка Зор-Мазар

Кирилл Владиирович Станюковч

Зимовка Зор-Мазар

Когда мы проснулись и выглянули из спальных мешков, было ясное, но вовсе не раннее утро, а у входа в землянку сидел Васька и прямо со сковороды уплетал котлеты. В одну минуту мы выпрыгнули из мешков и накинулись на него:

– Отдай! Отдай! – закричал Глеб, вырывая из рук Васьки сковороду. – Это же наши котлеты. Правда, Кирилл, ведь это наши? Ты их узнал?

– Конечно, узнал! – кричал я, вцепившись в сковороду с другой стороны. – Конечно, наши котлеты! – И мы свалили Ваську, вдвоем отняли сковороду и с жадностью съели последнюю котлету. Нам досталась только одна, а по следам на сковороде было видно, что жарили их по крайней мере штук шесть. Глеб, шевеля пальцами в воздухе, подсчитал это.

– Где взял? – на этот раз тихо, с видом сообщника спросил он. – А? Где взял?

– Кто рано встает, – наставительно сказал Васька, – тому бог подает.

– Да! Да! – отвечал Глеб, – нам это известно. Знаем, как ему бог подает. Кирилл, знаешь? Он встает чуть свет и свинчивает с соседних машин все, что ему нужно. И если рано встанет, все хорошо. А раз он, припозднившись, занялся тем же делом в Бордобо, но бог велит рано, вот за то, что встал попозже, его бог и покарал. Другие шоферы его так били заводными ручками и разводными ключами, что мы насилу его чуть живого отбили.

– Скажи, Васька, не правда? Не правда? – спросил Глеб у него.

– Да нет, зачем врать, – спокойно, улыбаясь, сказал Васька, – было.

– То-то, – сказал Глеб. – А теперь, окаянный калымщик, сообщи секрет, где взять котлеты? Как их взять?

– Секрета нет, – сказал Васька, – но котлеты полагаются окаянным калымщикам и дуракам-шоферам. Честным и умным научным работникам часа через два дадут пшенной каши.

И Васька начал так улыбаться, что нам пришлось его повалить на землю и долго давить коленями в грудь и бить кулаками, пока его лицо не приняло более приличного выражения.

Затем он нам открыл секрет котлет. Котлеты ему поджарила Вера. Тогда мы сразу отпустили его и успокоились. Уж мы-то знали, что нам никаких котлет от Веры не будет. Да и вообще от Веры получить что-нибудь было трудно. Во-первых, она была искренне убеждена, что склады экспедиции в Зор-Мазаре сооружены не для того, чтобы снабжать нас, маршрутников, как можно лучше, а для того, чтобы держать все, что получше, как можно дальше от нас. Во-вторых, с Верой у нас вообще были неважные отношения, у нее был плохой характер. Характер же у нее был плохой в основном потому, что она была девушка зрелая, некрасивая, а с женихом у нее что-то не ладилось. Вот от этого у нее и был скверный характер. И все-таки она была неплохая. Но бывает же так: не повезет.

Только Васька нашел к ней довольно примитивный, но действенный подход.

– Ну, Верочка, – говорил он, – ты здесь поправишься, похорошеешь, денег накопишь, обстановку купишь и замуж выйдешь. Вот только умеешь ли ты готовить?

– Да, вроде умею, – краснея и смущаясь говорила Вера, но смеялась довольным смехом.

– Врешь ты все, ну-ка попробуй, давай изжарь котлеток, а я скажу, подойдет ли это мужу или не подойдет. А то у меня один жених есть на примете.

И Вера просила его не болтать глупости, потому что она-де замуж не собирается, но крутила мясо и жарила котлеты.

Только к одному человеку Вера относилась с обожанием. Это был некий Борис – чудак, коллекционер, энтомолог, он мог ловить насекомых где угодно и сколько угодно. Но в других отношениях Борис не блистал, так, например, в ВУЗ попасть никак не мог, держал раза три и все проваливался. Поэтому он подвизался на ролях помощников, а самостоятельно работать не мог.

Вчера сюда на Зор-Мазар мы приехали очень поздно или, лучше сказать, рано. Это было в четыре часа утра. Ехали сюда из Оша чуть не двое суток, дорога была скверная, на перевалах было еще много снегу, в долинах плывуны, а по склонам много свежих осыпей. Дорога только открылась после зимы, и ее начали ремонтировать, поэтому весь наш путь был полон задержек. То мы ехали через реку и чуть не заливали мотор, то выталкивали машины из плывунов, то мостили дорогу в заболоченных местах. Все страшно устали, а наш шофер Васька, конечно, в особенности.

Вчера вечером он несколько раз засыпал за рулем, отчего дважды чуть не пустил машину под откос. Уже в темноте начальник, чертыхаясь, вылез из кабинки и на его место был посажен я. Мне было приказано петь, рассказывать анекдоты, говорить что угодно, но не давать Ваське спать. Я сказал, что нам лучше поспать сейчас, чтобы не свалиться куда-нибудь, а мне сказали, чтобы я делал как говорят и поменьше пререкался.

К своему поручению я отнесся честно, часа два мы вместе с Васькой пели разные песни: и «Байкал», и «Дело было во субботу», и «Из Мадрида в Лиссабон», и «Ваши пальцы пахнут ладаном». Мы спели все, что знали, но молчать было нельзя. Машина на большой скорости по расхлябанной дороге неслась вдоль рек и обрывов, над отвесами и вдоль скал. Было темно, неожиданно выскакивали пропасти и скалы, слепые повороты и ухабы чуть не в метр глубиной. Васька, едва только я переставал говорить, стукался мордой о баранку. Я спросил у Васьки, читал он «Трех мушкетеров», он сказал что нет. Я начал ему рассказывать, и д'Артаньян уже доехал до Букингема, когда Васька меня начал поправлять, отчего и выяснилось, что он «Мушкетеров» лучше меня знает. Когда я спросил его, зачем он обманул и заставил меня дурака валять, Васька ответил, что хотел проверить, на какой части я заврусь. Я обиделся и замолчал, но тут сразу за этим Васька заснул с открытыми глазами, и мы влетели в реку.

– И скажи, пожалуйста, Кирилл, – сказал, качая головой, этот сверххладнокровный водитель, когда вода хлынула к нам в кабину и я залез с ногами на сиденье. – Ну скажи, пожалуйста, и куда это мы с тобой залетели?

Кругом машины кипела река и был полный мрак, но этому сверххладнокровному водителю везло – свечи не залило, и через полчаса, разбросав в русле подводные камни и расчистив дорогу, мы въехали на тракт и опять понеслись дальше.

В четыре часа мы все-таки подъехали к Зор-Мазару; Васька был хороший шофер, хотя и жулик.

Жулики и калымщики бывают очень разные. Васька принадлежал к группе «милых жуликов». Хотя все сознавали, что действует он нехорошо, да и сам он, видимо, это чувствовал, но осуждали его не сильно. Вернее, все его осуждали, но никто не сердился. Все эти события происходили в давно прошедшие времена, когда на Памире был сухой закон: ни водка, ни вино нигде не продавались, и пограничники обыскивали все машины, чтобы шоферы не провозили запрещенных вещей.

Между тем, некоторым шоферам удавалось провозить водку, и они ее продавали за огромные деньги. По этой части и у Васьки было много грехов. Он провозил водку на Памир и баранов с Памира, хотя и то и другое категорически запрещалось. Он делал «левые» рейсы и возил за деньги посторонних людей. Но он не попадался, а наше начальство смотрело на это сквозь пальцы, потому что он был расторопный парень и хороший шофер. Кроме того, Васька отличался каким-то удивительным, можно сказать, сверхъестественным хладнокровием.

Сейчас мы сидели на землянке и ждали, покуда проснется начальство. Во главе нашей экспедиции стояли два профессора, начальником был профессор Ястребов, его заместителем профессор Кускова.

Профессор Ястребов был человек вулканической энергии и ураганных идей. Идеи кишели в его мозгу, как рыбы в рыбном садке. Он хотел переделать всю природу Памира. Он мечтал продвинуть в горы ячмень и картофель до самых снегов, организовать ловлю рыбы в высокогорных озерах, вывести новые породы животных, которые были бы неприхотливы и продуктивны, он искал новые растения, которые можно было бы ввести в культуру и разводить на высокогорьях.

Он носился по всему Памиру верхом и на машине, падал, ломал ребра, лечился и опять ехал. Он добывал деньги и вербовал ученых для экспедиции. Это он выдвинул идею о гибридизации дикого архара с домашней овцой, он привез первые лодки на Памир для изучения озер, организовал сеть опытных пунктов для стационарного изучения природы. Энтузиазм Ястребова заражал всех, и с ним с удовольствием работали и мы, молодежь, и старые профессора, и пройдоха Васька, и кто бы то ни было. Кускова была вернейшим помощником профессора, она сопровождала его всюду и стремилась помогать ему во всем. Это был также человек исключительной работоспособности. Кускова работала все время сама и заставляла работать всех. Но беда была только в том, что идей у нее было маловато, а энергии многовато. Поэтому профессоршу редко можно было застать учащей молодежь или размышляющей, чаще ее можно было видеть с кетменем на опытных полях или гоняющей птичек с пробных посевов, варящей какое-нибудь вкусное блюдо для Ястребова или шьющей мешочки для образцов.